Киргизия: революция или клановый бунт?

Что происходит в Киргизии? Являются ли бурные события в этой республике продолжением сербо-грузино-украинской цепочки «оранжевых» революций?

«Оранжевая революция» – это мирные выступления средних слоев (интеллигенция, средний и малый бизнес, учащаяся молодежь), направленные на достижение одной глобальной цели – вестернизации страны. Участники «оранжевой революции» хотят жить в Европе, имеют основания полагать, что эта мечта сбудется (если не сейчас, то спустя 10-15 лет, и они готовы подождать, если появятся признаки того, что их страна движется по «европейскому пути») и именно поэтому идут на свой майдан, где готовы мерзнуть несколько дней или даже недель. Соответственно, все, что противоречит европейскому выбору – будь то коррумпированный режим Шеварднадзе, милошевичевская автаркия или пророссийский Янукович, – оказывается по другую сторону баррикад.

Еще один важный признак – подчеркнуто легитимный характер, что отличает «оранжевую революцию» от многочисленных бунтов, стремящихся разрушить до основания старый мир и воздвигнуть на его отставках новую властную систему явочным порядком. «Оранжевые» не просто заявляют, что привержены закону (в роли нарушителя которого выступает старая власть), но и стараются его соблюдать, не допуская явно незаконных действий. Даже присяга, принятая Ющенко в разгар революции, носила символический характер и должна была просто подбодрить его сторонников, не дать им раскиснуть в условиях, когда противостояние стало затягиваться. Законным президентом после этого Ющенко никто не считал, включая и его самого: речь шла лишь о «клятве верности» народу Украины. Решающим моментом революции стал вполне юридический акт – вердикт Верховного суда о проведении «третьего тура» выборов.

Что же мы видим в Киргизии? «Пути в Европу» для этой страны нет – в силу географического положения (даже Турция, многолетний член НАТО, внедряется в Евросоюз со скрипом), менталитета населения и уровня экономического развития. Даже самые последовательные киргизские западники не могут не признавать этого факта. Что касается интеллигенции, то значительная ее часть явно симпатизирует России: хотя бы потому, что группируется вокруг Киргизско-славянского университета. Официализация статуса русского языка в стране прошла без каких-либо серьезных проблем – сравним ситуацию в Украине и Молдавии. Бизнесу же по большей части нужны стабильность и нормальные условия для работы, так что он посматривает на нынешние события без особого энтузиазма, особенно если принять во внимание сообщения об ограблении банков в Джалал-Абаде, где царит хаос.

Что же до законности, то назначения «народных губернаторов» говорят сами за себя – равно как и выход на свободу местных уголовников, освобожденных из-под стражи «революционерами». Напрашиваются параллели с февралем 1917 года в России, когда антиправительственная оппозиция потеряла контроль над улицей, в результате чего некоторым ее лидерам очень скоро захотелось пулеметов, которых в их распоряжении не оказалось. Что же до апелляции к старому составу парламента (который оппозиционеры противопоставляли новому), то она напоминает, конечно, грузинский вариант, но выглядит скорее имитацией последнего. Ведь нынешние выборы международные организации (включая и европейцев) признали более технически чистыми, чем предыдущие. Кроме того, в Грузии все же ключевую роль для легитимации революции сыграло решение Верховного суда оботмене результатов выборов, и только после этого можно было говорить о продлении полномочий старого парламента. В Киргизии «судебный» фактор оппозиция фактически отбросила – по крайней мере, на сегодняшний момент.

Таким образом, о киргизской «оранжевой революции» говорить нельзя. Речь идет об имитации, о разыгрывании модной революционной темы, о заимствовании отдельных внешних приемов – будь то массовые акции или апелляция к старому парламенту. За всем этим, однако, видна попытка скрыть реальное содержание событий – борьбу между севером и югом, стремление южных кланов взять реванш за оттесненность от власти. При этом если в Украине противоречия между востоком и западом были лишь составляющей масштабного цивилизационного выбора, когда решающую роль сыграла позиция населения центральных регионов страны, то здесь о подобным выборе говорить нельзя – речь идет о типичном «передельческом» процессе, инициированном обиженными политиками. Не случайно в рамках оппозиции объединились уволенные администраторы и коммунисты, сторонники сближения с Западом и представители наиболее архаичных южных группировок.

Напомним, что в 1985 году к власти в Киргизии пришел представитель южной элиты Масалиев, сменивший «северянина» Усубалиева, управлявшего республикой еще с хрущевских времен. В Москве тогда плохо разбирались в вопросах противоречий севера и юга, а если и знали о них, то рассматривали в качестве феодальных пережитков, которые не стоит особенно учитывать при принятии ключевых решений. Значение имело то, что Масалиев принадлежат к горбачевскому поколению партаппаратчиков. В 1990 году «север» взял реванш, использовав новые перестроечные веяния и выдвинув в качестве своего лидера академика Акаева, имевшего имидж либерала и реформатора. Южане же продолжали ставить на ортодоксальную коммунистическую риторику, не успев вовремя сориентироваться и понять, что защищают идеологию вчерашнего дня. С тех пор южные кланы по большей части находятся в оппозиции, но не утратили надежды на возвращение во власть.

Конечно, противостоянием «север-юг» современный киргизский конфликт не исчерпывается. У оппозиции есть симпатизанты на севере, недовольные Акаевым (как, к примеру, во время «северо-южной» гражданской войны в США на севере существовала оппозиция Линкольну – так называемые «медянки»). И не весь юг поддерживает противников действующего президента. Однако основной водораздел проходит все же между бишкекской властью и южными (ошскими и джалал-абадскими) кланами, поднявшими антипрезидентский бунт и использовавшими некоторые «оранжевые» технологии для того, чтобы придать своей позиции больше респектабельности в глазах не столько самих киргизов, сколько зарубежных наблюдателей и международных организаций.

Автор – заместитель генерального директора Центра политических технологий