Про уродов и людей
Леонид Радзиховский поднял в «ЕЖе» важную тему – о том, что в обществе существует немалое число персонажей, которые с нескрываемой радостью встретили сообщения о гибели Анны Политковской и Александра Литвиненко. Раньше они же ликовали, когда были убиты Галина Старовойтова и Сергей Юшенков. Любое следующее убийство известного правозащитника, демократического политика или «диссидента от органов» эти особи встретят с радостью.
Означает ли это, что российский народ тоталитарен и совершенно безнадежен на предмет адаптации к ценностям свободы и демократии? Можно много рассуждать на высокую тему о том, что толпа – это не народ. А также о том, что даже в тех обществах, которые имеют великолепные традиции демократии, куда больше 5% тех, кто готов на эту демократию наплевать – особенно если речь идет о кухонном трепе (интернет сейчас, по сути дела, заменяет такую кухню).
Кроме того, противоречивое отношение многих европейцев к демократии демонстрирует и электоральное поведение избирателей – пусть меньшинства, но немаленького. Достаточно вспомнить, что почти 20% французов на ближайших выборах готовы проголосовать за ультраправого Ле Пена, а в 2002 году он получил примерно столько же. Совсем недавно почти четверть болгарских избирателей (напомним, что Болгария уже вступила в НАТО и через считанные дни станет членом Евросоюза) проголосовали за ярого националиста и ксенофоба, занявшего второе место на президентских выборах. Несколько лет назад то же самое было в Румынии, также вступающей сейчас в ЕС.
С чем же связаны такие – весьма распространенные – фобии в отношении российского народа, далеко идущие выводы, которые делаются на основе, прямо скажем, омерзительной болтовни некоторого количества субъектов из числа обеспокоенных радиослушателей и постоянных посетителей разных форумов? Разумеется, свою роль играет эмоциональный фактор – когда читаешь фразу типа «Политковская получила свое, и я этому рад», то хочется разобраться с мерзавцем вполне неполиткорректно, «с занесением на личность». И можно посчитать именно это мнение «гласом народа» - хотя нормальные люди (которых большинство) рассуждали совершенно иначе – «жалко женщину, у нее же дети остались».
Видимо, речь идет не только об эмоциях, но и о недовольстве невысокими рейтингами демократических партий и нынешней слабой востребованностью либеральных политиков. Отсюда и сильнейшее разочарование в народе, который не понимает, не ценит и вообще является ксенофобской толпой уродов. И отождествление с «мнением народным» точки зрения персонажей злобно-трусливых, которые используют интернет для того чтобы распространять свои мерзости без опасений для собственного благополучия. При этом как-то забывается, что многие из представителей этой «толпы» - абсолютно нормальные люди, которые, кстати, сами в свое время поддерживали демократическое движение, голосовали за Ельцина и со слов забытых ныне следователей Гдляна и Иванова считали непопулярного партбосса Лигачева крупнейшим взяточником всех времен и народов. Тогда эти люди были для демократов народом, который восстал против коммунистической диктатуры. Но стоило политической конъюнктуре поменяться, как народ куда-то исчез и превратился в толпу.
Отметим при этом, что у российских либералов очень значительна правозащитная составляющая – это политическая реальность, относящаяся практически ко всем политическим силам демократической ориентации. Надо только понимать, что в любом более или менее стабильном обществе правозащитники (они же диссиденты) находятся в меньшинстве. Был в США такой либеральный сенатор Юджин Маккарти (не путать с его однофамильцем, промышлявшим охотой на ведьм в первой половине 50-х годов). В 1968 году, на волне протеста против вьетнамской войны он решил объединить всех ее противников – от прогрессивных профессоров до хиппи. Результат – поддержка среди части активистов Демократической партии и полное отторжение позиции сенатора со стороны большинства американцев. Тогда же лишь явное меньшинство американцев поддерживали еще более радикальную позицию Джейн Фонды, не скрывавшей своей солидарности с вьетнамцами, которые в своих джунглях убивали американских парней (это крайняя степень диссидентства, вызывающая принципиальное отторжение и у многих стопроцентных либералов).
Только в период резкого ослабления государственной власти правозащитники становятся кумирами общества. В начале 80-х годов большинство советских граждан («толпа») отчаянно завидовали академику Сахарову, которого хотя и выслали в Горький, но в четырехкомнатную квартиру (но, надо сказать, что и тогда явное меньшинство считало, что главного диссидента «стрелять надо»). В конце 80-х, когда нефтяные цены резко пошли вниз, и власть показала свою недееспособность, тот же Сахаров, смело полемизировавший с Горбачевым на депутатском съезде, стал героем для многих из бывших завистников («народа»). Равно как первым президентом Чехии стал правозащитник-идеалист Гавел, а вторым – технократ-прагматик Клаус.
Что же делать сейчас демократам? Во-первых, перестать комплексовать по поводу того, что вокруг одни уроды, не понимающие благих намерений – это не только неверно, но и непродуктивно. Во-вторых, не оставляя политической правозащитной деятельности (не следует отказываться от собственной идентичности), надо больше внимания уделять социальным инициативам, выработке приемлемых альтернатив политике действующей власти в вопросах, которые волнуют большинство людей. А это - отсутствие равных возможностей, рост цен, проблемы образования и здравоохранения и др. В-третьих, заниматься не слишком популярной организационной «черновой» работой – пусть не очень эффектной, зато эффективной, особенно если смотреть несколько дальше ближайшей пары лет.
Автор - заместитель генерального директора Центра политических технологий
