Своё счастье в чужом счастье

В ночь на 2 декабря в селе Прямухино Кувшиновского района Тверской области сгорел дом сельского священника Андрея Николаева. Его останки хоронили в одном гробу с останками троих детей и беременной жены.

А в октябре отец Андрей выступал на канале ТВЦ в телепередаче "Улица твоей судьбы": "Тяжело, очень тяжело жить на селе священнику, и особенно если у него семья. Потому что мы там сельские священники как на войне". Он говорил о ненависти и нищете, о безверии и пьянстве: "Раз семь или восемь пытались ограбить [церковь]. Приходилось защищать с оружием в руках... Нет, я не буду стрелять в человека, но испугать надо".

Понятно, что слова сказанные Николаевым по телевизору, — это его взгляд на село "изнутри".
А вот "взгляд снаружи".

Свидетельства о Прямухине немного отличаются от апокалиптического описания отца Андрея, усиленного газетами до того, что "на самогон меняют даже бревна и доски" из своих домов. Население тут с конца восьмидесятых выросло раза в полтора. Селятся дачники — московские, питерские, тверские. Спиртным торгуют, как везде: "Это обычное российское нечерноземное очень сильно пьющее село. Официальную и неофициальную торговлю алкоголем держат в руках местные ребята - русские и из этих деревень. В самом Прямухине владелец магазина торгует как официально водкой-портвейном-пивом, так и из-под полы отвратительным самогоном. Вторая крупная точка - в деревне Мытницы..." (блог одного из прямухинских анархистов).

Батюшка с пьянством боролся: "Местные алкоголики действительно ненавидели о. Андрея, который и сам относился к ним непримиримо. Своей вырождавшейся от алкоголя пастве он предлагал работу при церкви - но при обязательном условии: отказаться от самогона. Условие это почти никто выполнить не мог, поэтому все имели личную обиду на священника" (ж-л «Огонек»).

Подобное описано у Сергея Довлатова в "Заповеднике" — затянувшийся конец света.
Прямухино — "родовое" гнездо Бакуниных (про одного из отцов анархизма Михаила Бакунина все знают со средней школы). 27 мая тут проходил традиционный ежегодный Бакунинский праздник. Кстати, именно президент Бакунинского фонда Георгий Цирг, правнучатый племянник прославленного анархиста, даровал приехавшему сюда в 1997-м священнику Николаеву дом в Лопатино, а праздник начался с богослужения в Троицкой церкви, которое провел отец Андрей...

Потом под музыку из мультфильма "Крошка Енот" в исполнении духового оркестра все пошли в сельский Дом культуры. Там висел портрет Бакунина со словами: "Искать своего счастья в чужом счастье, своего достоинства в достоинстве всех окружающих, быть свободным в свободе других - вот вся моя вера".

Начались речи. Георгий Цирг сказал: "Мы пока не можем возродить парк и дом Бакуниных, но всячески стараемся, чтобы здесь воцарился дух "прямухинской гармонии" — так отзывались об усадьбе в середине XIX века.
Заведующая муниципальным Музеем Бакуниных сообщила, что за неполных три года тут побывали более пяти тысяч человек, а гость из Бразилии написал в книге отзывов: "В этой далекой русской деревне я почувствовал, что лучший мир возможен".

Музей находится в пристройке к школе. Школа носит имя отнюдь не Бакунина, а другого подрывника — партизана Николая Горячева...
Глава района говорил о необходимости сбережения исторической памяти, глава муниципального образования — о выдающейся роли Бакунина в революционном движении и о том, что здесь еще слабо ощущается влияние национального проекта возрождения села...
Потом — ещё концерты, речи, доклады... Какой-то секретарь союза писателей прочел своё стихотворение и сказал: «Очень приятно, что состязания умов стали вытеснять состязания стаканов...»
Определённо, и в этом "заповеднике" Довлатов нашёл бы немало материала.
До гибели отца Андрея оставалось полгода...

В "неформальной" среде Прямухино известно не только по историческим книгам. С 1995 года в летние месяцы "вольная артель" собравшихся со всей России анархистов расчищает и восстанавливает усадьбу основоположника учения.


Начало этой работе положил Николай Муравин (на фото в центре), один из лидеров московской анархической "тусовки", — в первой половине девяностых более полусотни человек посещали его семинары, их называли "муравинскими четвергами", даже когда эти "четверги" стали проводить по пятницам и не у Муравина. В среднеельцинские годы анархисты и близкая к ним "левая" часть неформалов казались живыми на фоне общей апатии и утраты ориентиров. Отчасти потому, что они не отказывались от корней, изучали историю своего движения — социалистов, народников, того же Бакунина. В 1994-м, к ставосьмидесятилетию мэтра, в Прямухино прошли Бакунинские чтения. На следующий год прошёл первый летний лагерь, "прямухинская вольная артель" очистила пруд... А 2 мая 1996 года Муравин трагически погиб.

Анархическая "тусовка" осталась. Но что-то из неё ушло. "Артель" продолжала свое существование, хоть и не каждое лето — "гармоническое сочетание труда умственного и физического, общения с природой и братками-сеструхами по анархическому движению" (отчеты анархистов о пребывании в лагере). "Артельный люд" мог "познакомиться друг с другом поближе, пообщаться в приятной и располагающей к общению обстановке" — свойство любого из летних лагерей, без какой-либо идейной и социальной "нагрузки", но не главная же цель?

У въезда в усадьбу "анархи" поставили табличку: "Прямухино. Охраняется от государства", — но и сами не вмешивались в окружающую жизнь.
А ведь многие дворянские усадьбы были в России источниками не только угнетения, но и просвещения. Декабристы памятны не только выходом на Сенатскую площадь, но и своей деятельностью в ссылке. Само слово "народники" — от "хождения в народ", которое лишь потом, репрессивными усилиями правительства, было конвертировано в террор. Если смотреть дальше, то и многие диссиденты всё время создавали вокруг себя "общественную ауру". И — современный пример — 36-й пермский лагерь, последняя советская политзона, превращённая в музей, расположен у чёрта на рогах — но туда ежедневно автобусами привозят школьников со всего Пермского края. Чтобы знали и помнили...

А в Прямухино — пять тысяч человек за три года – по пять в день. Из них сколько-то иностранцев… Сколько же остаётся школьников? Музей тоже мог стать источником культуры для прямухинцев. Приветить и вразумить местный «рюмкин пролетариат». Но не стал. Да и вообще, что мы слышим от образованного сословия в адрес прямухинцев? Только поношения и оскорбления. Похоже, отец Андрей единственный не отворачивался от ужаса повседневности.
Высокие идеи, мысли или воспоминания о правильном устройстве общества в целом не отменяют отношение к окружающему "здесь и сейчас" — в коллективе, во дворе, в селе, в городе.... Для наследников революционного движения было бы естественно "сходить в народ".

Но вот впечатления одного из "артельщиков": "Был он этакий поп-хозяйственник себе на уме. Учил детей в воскресной школе. На службе довольно скучно талдычил. Говорят, он боролся с пьянством, но особого эффекта это не имело..."
Не так уж и мало — учил детей в воскресной школе, боролся с пьянством... "Мы там сельские священники, как на войне..." — так и погиб, один в поле.
Насколько я знаю, после страшной смерти отца Андрея ни один из участников «вольной артели» не выразил соболезнования или хотя бы сожаления.
"На память о своём пребывании в Прямухино коммунары обычно высаживали дерево, - ни одно из которых, к сожалению, не прижилось".

Это последнее признание анархистов о самих себе вообще-то — про всех нас: российский политический пейзаж сегодня кажется пустыней. Для любого общественного и политического движения приверженность идеалам — необходима, память о "корнях" — важна. Но если это не превращается в работу "здесь и сейчас" — с теми, с кем рядом ты живёшь, — то идеалы незаметно теряют смысл, а дерево засыхает.
...И мы не слышим и не видим, что вострубил первый ангел, а на Землю сошёл огонь.