Туркмения, год 1953-й…
Кончина Сапармурата Туркменбаши означает, что в Туркмении наступил свой 1953 год. Хотя ниязовская диктатура отличалась от сталинской фарсовостью и гротеском (вождь народов в массовом порядке физически уничтожал своих врагов, а не меня названия месяцев в отдельно взятой стране), но процессы, которые будут происходить в ближайшее время в Туркмении, с высокой долей вероятности будут напоминать грызню сталинских сподвижников. И рано или поздно следует ожидать появления туркменского Хрущева, который сделает более или менее последовательные шаги к превращению страны из тоталитарной деспотии в авторитарное государство.
Представляется, что Ниязов до самого последнего момента не задумывался о том, кто сменит его на посту главы государства. Как и Сталин, он рассчитывал, что обладает достаточным запасом времени, чтобы не только определить преемника, но и придать ему необходимую легитимность в глазах элиты, сделать его безальтернативной фигурой. Сталину не удалось укрепить позиции своего последнего фаворита – Маленкова – настолько, чтобы он продержался на первом по значению посту в государстве более двух лет. Для Ниязова безусловным приоритетом стало предотвращение появления в руководстве страны слишком сильной фигуры, способной даже потенциально составить ему конкуренцию. Показательно, что он в последние годы так и не решился назначить премьер-министра и сам возглавил правительство страны.
Но, видимо, как проблемы со здоровьем, так и удачный пример алиевского Азербайджана, привели к тому, что Туркменбаши начал действовать в сходном направлении. Летом он поручил вести переговоры с официальными лицами Объединенных Арабских Эмиратов своему сыну Мураду, имеющему устойчивую репутацию «прожигателя жизни» (впрочем, такое же говорили об Ильхаме Алиеве, что не помешало тому возглавить Азербайджан) и значительную часть времени проводившему в Европе. Однако если Ниязов действительно хотел создать династию, то данный жест был слишком запоздавшим и изолированным для того, чтобы решить эту непростую – даже для «отца всех туркмен» — задачу.
Так что, скорее всего, придется выбирать преемника из числа приближенных. При этом надо учесть, что нынешний состав туркменского истеблишмента отличается одним главным качеством – все эти политики в период ниязовского правления находились в постоянно «подвешенном» состоянии, не зная, что их ждет завтра: унизительный публичный разнос или арест по обвинению в государственной измене. Даже Сталин старался не ронять так сильно авторитет своих клевретов, ставя их в неудобное положение на личных аудиенциях (под конец жизни, обвинив в нелояльности двух своих давних соратников – Молотова и Микояна, – он сделал это на закрытом заседании пленума ЦК).
Отличие ниязовского режима от сталинского заключалось не только в фарсовом характере и в унижениях начальствующих персон, но и том, что проистекало из этого режима. А именно: похоже, что даже высшие должностные лица Туркмении, восхвалявшие на людях своего шефа, в реальности не слишком верили в его величие. Не случайно, оказавшись вне сферы его досягаемости (например, отправившись за границу с дипломатической миссией), целый ряд чиновников предпочли участь невозвращенцев.
Теперь некоторые из них могут вернуться на родину – в частности, следует обратить внимание на такого перспективного туркменского деятеля как Тойли Курбанов, учившийся в Москве («плехановский» институт) и Гарварде, а также стажировавшийся в лондонском отделении «Ситибанка». Он в 26 лет стал министром внешнеэкономических связей и сравнительно «тихо», без большого скандала отчалил от ниязовского властного корабля в 2003 году (тогда Курбанов занимал пост посла в Армении). Не исключено, что на этого прекрасно владеющего английским языком деятеля попробует сделать ставку Запад – понятно, что в данном случае речь может идти о долгосрочной перспективе, а не о самом ближайшем будущем.
Сейчас же основными борцами за власть выступают чиновники, оставшиеся в стране и принадлежавшие к ближнему кругу «отца всех туркмен». В числе проигравших уже называют спикера парламента Овезгельды Атаева, который в соответствии с местным законодательством должен был исполнять обязанности президента. При этом назначенный местоблюстителем престола бывший стоматолог Курбанкуллы Бердымухаммедов далеко не обязательно выйдет из нее победителем – он выглядит слишком слабой фигурой и зависит от влиятельного шефа президентской охраны Акмурада Реджепова, который и выдвинул его на лидерские позиции. Однако вспомним, что и Маленков в первые месяцы постсталинского периода советской истории также находился в зависимости от Берии, но вскоре принял участие в заговоре, завершившемся арестом всесильного главы карательных органов.
Есть еще одна особенность, сближающая постсталинский СССР и постниязовскую Туркмению. Все возможные преемники Сталина (кроме, разве что, непреклонного догматика Молотова, которого к 1953 году уже не считали серьезным претендентом на высшую власть) имели собственные проекты реформирования страны, ее открытия для внешнего мира. Однако те из них, кто «выскочил» раньше времени (Берия, Маленков), совершили фальстарт, а победу одержал Хрущев, обладавший лучшим тактическим чутьем и лучше понимавший, до какого времени нужно демонстрировать благоговение перед почившим вождем, а когда можно избавиться от него, как от ставшего ненужным балласта. Есть основания полагать, что и любой преемник Туркменбаши, который сможет утвердиться у власти на длительный срок, начнет осторожную трансформацию страны в сторону «управляемой либерализации». В любом случае, он не будет ставить себе золотых статуй и, возможно, постарается «приоткрыть» страну — хотя бы до уровня «доандижанского» Узбекистана.
И, наконец, о теме, которая больше всего волнует внешних наблюдателей – будет ли Туркмения выполнять свои «газовые» обязательства. На него можно ответить просто – будет, даже в случае новых обострений борьбы в правящей верхушке. Ситуацию может изменить только бессмысленный и беспощадный туркменский бунт, но такой сценарий в настоящее время выглядит куда менее вероятным, чем аппаратное разрешение кризиса.
Автор — заместитель генерального директора Центра политических технологий