Милость к падшим

Куда ни глянь – сплошное падение нравов.
Признайтесь, нет-нет, а приходит тоска по «старым добрым временам». Хорошие детские книжки, добрые и веселые. На экране нет всей этой гадости, а благообразный веселый старик рассказывает о русской литературе... Эх, было время!
Вот, кстати, весточка оттуда.

«...Введенский, перередактируя эту поэму, шел в построении новой редакции не от темы, а от созвучия, а от сочетания слов. В силу этого это произведение, несмотря на высокие его формальные качества, является ярким примером приспособленчества, под которым скрывается антисоветская сущность, ибо проблема взаимоотношения с иностранными пионерами разрешается политически неправильно. В редакцию «Ежа» тот же Введенский сдал явно халтурное приспособленческое стихотворение «Вызов на соцсоревнование», в котором актуальная мюдовская тема подменена набором слов. В строках этого стихотворения слово «чтобы» повторяется 5–6 раз совершенно неоправданно. Группа использовала в целях проталкивания в печать своих халтурных, приспособленческих и политически враждебных произведений для детей редакторов журналов «Еж» и «Чиж» Олейникова, Шварца и Заболоцкого, с которыми группа поддерживала тесное общение и в нерабочей обстановке. Характерно, что во время заведывания Олейникова одним из подотделов детского сектора группа была постоянными завсегдатаями детского сектора, а когда Олейников ушел в «Еж», Хармс и Введенский стали редко посещать сектор, перекочевав исключительно в редакцию «Ежа». Я был неоднократным свидетелем оживленных уединенных бесед между Шварцем, Олейниковым, Заболоцким, Хармсом и Введенским, которые прекращались, как только кто-нибудь из посторонних к ним подходил. ...антисоветская группа детских писателей, охарактеризованная мною, сознательно стремилась разными обходными путями протащить антисоветские идеи в детскую литературу, используя для этого детский сектор Леногиза».

Бред, скажете вы? Поэты Николай Олейников, Александр Введенский, Даниил Хармс были арестованы и погибли, Николай Заболоцкий провел в заключении восемь лет, «на общих работах».
А вот и подпись: «И. Андроников, 20/XII 1931 г. Показание написано собственноручно». Тот самый привычный нам старец из телевизора. Этот документ, давно и не раз уже опубликованный в научных книгах, через 75 лет неожиданно оказался предметом обсуждения в интернете, а затем и на радио.

Оговорюсь сразу – это не был хор с криками «долой!» и «ату его!». Нашлись люди, уточнившие несколько обстоятельств.
Во-первых, Андроников не донос писал, а давал показания. Ему было 25 лет, он находился под арестом, и откуда мы знаем, как его «убедили»?

Во-вторых, многие из поименованных в показаниях к тому времени уже успели оговорить себя и друг друга, Андроников лишь повторял за ними.

В-третьих, последующие аресты Заболоцкого и Олейникова в 1937-м, Заболоцкого в 1938-м, Хармса и Введенского в 1941 году с делом 1931 года не связаны.
Наконец, после освобождения Заболоцкий жил у того самого Андроникова.

«И вообще, кто мы такие, чтобы судить попавших в «мясокрутку»?» – такова была одна из двух крайних точек зрения. Сломали всех, кого хотели. Ведь говорил же профессор Плейшнер, что, если его вновь подвесят на дыбу и начнут охаживать плетью по ребрам, он расскажет все...

Другая крайняя точка зрения – «есть объективные моральные ориентиры, которые останутся, даже если мы сами дрогнем!». Конечно, грех не воспользоваться возможностью и не самоутвердиться за счет человека, тогда еще слишком молодого, а теперь уже мертвого.

Конечно, людям молодым, сильным, свободным и окруженным друзьями, трудно представить, что могут возникнуть ситуации, в которых человек оказывается слабым. Ведь у каждого человека, даже нечувствительного к боли, есть что-то самое дорогое: «Видите ли, – мягко сказал человек в штатском, – вы находитесь в крайне тяжелом положении. Мы знаем о вашей группе все. Мы даже знаем кое-что о связях вашей группы. Вы должны понять, что эта информация получена нами от какого-то лица, и теперь только от нас зависит, какое имя будет у этого лица... – Вы! – каркнул ротмистр, – вы, бывший боевой офицер! Вы понимаете, что вам предлагают? Не жизнь, массаракш! Честь!» – может быть, читая Стругацких, строгая молодежь задумается об этом.

И вообще, как это удобно – судить людей прошлого века, века, в котором существовали, хотя бы в руинах, понятия о чести. В настоящем времени, где известный телеведущий, ушедший от прежних хозяев, считает свое прошлое отнюдь не предметом покаяния, но гордости. Когда завсегдатаи телешоу выигрывают поединки именно за счет отсутствия принципов. Когда Евангелие от Иуды становится едва ли не самым популярным из Священных писаний...

...В «сетевом» обсуждении сюжета семидесятипятилетней давности было много азарта в отношении к прошлому и к людям прошлого, но было и другое – сочувствие и солидарность. Находились люди, которые ставили себя на место, на котором оказаться не хотелось бы. Не об этом ли писал Заболоцкий: «Душа обязана трудиться, / И день, и ночь, и день и ночь...»

И другой персонаж «показаний», Евгений Шварц, с натуры писал своего «Дракона»: «Я же их, любезный мой, лично покалечил. Как требуется, так и покалечил. Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь тело пополам – человек околеет. А душу разорвешь – станет послушней, и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь. Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души...» От этого наследства отказаться нелегко.

...Но тут же возникают некоторые сомнения.
Во-первых, почему все время обсуждаются «люди по эту сторону стола» – те, кому в лицо направлен свет лампы? Почему сидящий в темноте «по ту сторону стола» Дракон воспринимается чуть ли не как явление природы?

Во-вторых, откуда вокруг берется столько «белых одежд», в самой ли непогрешимости дело или в чем-то еще? Шедшие по делу Буковского Вадим Делоне и Илья Габай, дрогнувшие на допросах в Лефортово, мучительно переживали свою слабость – и в том переживании обрели новые силы, а потом вели себя просто-таки героически.

А молчавшая на допросах Татьяна Великанова – человек, чье поведение было для диссидентов нравственным эталоном, оказывается, привлекала к работе в «Хронике текущих событий» кое-кого из «покаявшихся». Некоторых из тех, с кем преисполненная «диссидентских принципов» молодежь демонстративно не общалась...

А распорядитель Русского общественного фонда помощи политзаключенным Сергей Ходорович, узнав, что Р. дал показания и «выступил» по телевидению, – по этим показаниям КГБ разгромил фонд – в ответ на ругань «принципиальных» заметил: «Наступает время, когда каяться будут все [арестованные], и за это даже срока снижать не будут».
А когда бросили в «пресс-камеру» Ходоровича, на следствии он не рассказал ничего.

Его мужество, мужество Великановой дало им право судить – и быть милосердными. У меня, читатель, такого права нет. А пока остается одно – лечить изуродованные души. Потому что там каждый окажется один на один с Драконом.