Накануне визита в Саудовскую Аравию президент Путин дал интервью «Аль-Джазире», в котором заявил, что «у нас исчезли вообще какие-либо противоречия с какими-либо арабскими странами». И сурово раскритиковал в Мюнхене «однополярный мир», который «не имеет ничего общего с демократией». Короче: с Ираном и Сирией у нас никаких противоречий нет, а вот с США – есть.

Для российских СМИ это не стало новостью: внутри страны Америку давно разоблачали. Но иностранцев мюнхенская речь весьма удивила: доселе экспортный вариант наших «жигулей» назывался «лада», а экспортный вариант кремлевской идеологии имел кодовое обозначение «наш друг Джордж».

Примечательно, что еще десять дней назад, отвечая на пресс-конференции в Кремле на вопрос иностранного журналиста «кто враги России», президент Путин не помянул ни США, ни «мир одной власти, одного суверена». Вместо этого президент Путин заиграл вопрос, отошел от темы и сказал журналисту, что тот сам знает, кто враги России, и сам будет врагом России, если передаст сказанное неправильно. И вот десять дней - и такой апгрейд: накануне поездки в Саудовскую Аравию врагом России вместо скромного журналиста уже оказался «однополярный мир».

И все же очень трудно понять, почему современный мир – однополярный. Мне кажется, он – свободный.

Это мир, в котором главное могущество связано с экономикой: кто богаче, тот и сильней.
В этом мире очень много различных трендов: угасание Европы; стремительное превращение Китая в сверхдержаву XXI века; стремительный рост экономик Юго-Восточной Азии, которые уже производят 12% мирового ВВП (столько же, сколько Европа); резкое разделение стран исламского мира на быстрорастущие экономики (как правило, лишенные нефти) и режимы типа саудовского или иранского, паразитирующие на нефти и рассуждающие об однополярном мире. Намечающийся закат США, которые в 50-е годы производили 50% мирового ВВП, а сейчас – из-за роста других стран - только 25%.

Но главное, что это мир свободный. Это мир, где американская корпорация устраивает сборочное производство в Китае и Индонезии, а логистический центр – в Дели, потому что так выгодней. Мир, где банкиры из Morgan Stanley или Salomon Brothers проводят совещание по стратегии, участники которого сидят даже не офисах, а в ресторанах по всему миру – в Бангкоке, Дели, Москве, Париже, - потому что удобней всего проводить совещание по телефону. И где даже медицинская операция может делаться в Каире, а врач-консультант в это время сидеть в Лос-Анджелесе.

Нельзя назвать этот мир политическим союзом, потому что решения о размещении центров логистики и форматах проведения совешаний принимаются не по указаниям президента Буша или премьера Блэра. Это просто такое открытое поле, на которое страна ступает, если захочет.
А не захочет – остается вне его, как Северная Корея, или Венесуэла, или Иран, и рассказывает своим гражданам о чучхэ, проклятых гринго, оборонительном джихаде и однополярном мире.

Никакой второй оси эти страны не образуют, потому что для того, чтобы создалась ось «Венесуэла-Белоруссия», батьке Чавесу мало приехать в гости к команданте Лукашенко. Надо еще иметь какие-то точки экономического соприкоснования. А согласитесь, трудно представить себе процветающий белорусский инвестиционный банк, который проводит телефонное совещание со своими филиалами в Пхеньяне и Тегеране.

И если одна из стран этого свободного мира - а именно США - пытается вырастить в Ираке демократию из воткнутого в песок ствола М-16, то, конечно, ничего хорошего в этом нет и за опыты этого политического садоводства США уже платят цену гораздо большую, нежели рассчитывали. Но все-таки тем и отличается свободный мир от всех существовавших ранее, что в нем – впервые в истории – определяющие геополитику решения принимает не тот или иной правитель, будь то собеседник Аллаха Ахмадинежад или собеседник Всевышнего Джордж Буш, а десятки тысяч руководителей корпораций, компаний и предприятий. И описывать этот мир в терминах, употребляемых на партсобрании 70-х годов, - это все равно как если бы древнеримский сенатор проснулся, пришел на заседание итальянского генштаба и, услышав, что там обсуждают вопрос о ядерной программе Ирана, сказал: «Ага, противостояние Рима и Парфии вечно!»

Еще недавно – точно так же, как в 1913 году - Россия стояла на пороге этого открытого мира. У нее, разумеется, была масса недостатков - жадные олигархи, коррумпированное правосудие, березовщина в Кремле. Впрочем, и в 1913 году у России была масса недостатков: купцы были жадными, власти – продажными и бессильными, а около царя сидел не Березовский, а целый Гришка Распутин, коего Березовский лишь бледная копия.
И, тем не менее, в 1913 году Россия шла в одном направлении, а в 1927-м – в противоположном. И в 1999 году Россия шла в одном направлении, а в 2007-м – в противоположном.

Надо отдать должное президенту Путину: в отличие от Ленина или Ахмадинежада выбранное им направление определяется не идеологией, а скорее психологией. Буш вовсе не всегда является главой однополярного мира. Можно предположить, что он является главой однополярного мира по понедельникам, средам и субботам: после того, как в России предъявят новое обвинение Ходорковскому, или перед тем, как Путин поедет в Саудовскую Аравию. А по вторникам, четвергам и пятницам, когда президент Путин встречается с президентом Бушем, он является «другом Джорджем».

При этом Кремль делает слишком много ошибок и каждую ошибку объясняет происками врагов; каждое такое объяснение уводит нас все дальше от раскрытых ворот свободного мира. И тот факт, что растущая международная изоляция России является не сознательным идеологическим выбором, а результатом психологических фобий правителя, откладывает окончательную катастрофу, но, увы, видимо, не отменяет ее.