Возвращение «людей доброй воли»
Адвокат Ходорковского Юрий Шмидт обратился ко «всем людям доброй воли». Адвокат хочет, чтобы они «потребовали от властей России прекращения нарушения прав Ходорковского». Юрий Шмидт подробно объясняет, в чем на этот раз нарушаются права его подзащитного.
В соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом предварительное расследование должно производиться по месту совершения преступления. В постановлении о предъявлении нового обвинения местом, где было совершено преступление «наиболее тяжкое — легализация похищенных средств», значится Москва. Следовательно, по букве закона получается, что Ходорковского и Лебедева нужно было бы привезти в Москву. Но следователь Каримов, не боясь нарушить закон, выносит постановление о переводе Ходорковского в Читу из Краснокаменска, а Лебедева из поселка Харп в ту же Читу. Заместитель Генпрокурора Гринь решает, что отныне Чита станет «местом предварительного расследования», поэтому перевод обвиняемых в читинское СИЗО произведен «в целях обеспечения полноты, объективности предварительного расследования и соблюдения процессуальных сроков». Что остается адвокатам? Они могут возмущаться, обжаловать эти прокурорские постановления, но суд, скорее всего, примет сторону прокуратуры. И решит, что все правильно.
Так на что же и на кого надеется Юрий Шмидт, обращаясь к «людям доброй воли»? Кажется, писем с подобными адресатами не было с советских времен, когда на западных радиостанциях звучали обращения в защиту инакомыслящих. И в этом смысле «люди доброй воли» — выражение из лексикона времен «холодной войны». Появление такого письма, да простит меня Юрий Маркович Шмидт — жест отчаяния. И в то же время — это своего рода констатация того, что в России отсутствует общество как таковое. Ведь, возрождая забытый жанр обращения к «людям доброй воли», защита Ходорковского тем самым ясно дает понять: обращение в Общественную палату или, например, в Совет по совершенствованию институтов гражданского общества, где заседает большинство российских правозащитников, – нецелесообразно и бессмысленно.
В диссидентские времена обращение к «людям доброй воли» было порой единственной возможностью сообщить об аресте или о преследованиях инакомыслящих. Привлечь к их судьбе внимание Запада. А дальше запускался несложный механизм влияния западного общества на свои правительства, которые в свою очередь начинали давить на советскую власть. При абсолютном отсутствии гражданского общества в СССР «люди доброй воли» были достаточно мощным инструментом воздействия. Апеллировать к советским гражданам никто тогда и не думал. Единственное, что можно было ожидать от них, – это гневных писем, клеймящих отщепенцев, посягнувших на советский государственный строй.
Вот и на прошлой неделе на пикет в защиту преследуемых по «делу ЮКОСа» в Новопушкинский сквер Москвы пришло около 50 человек. Не больше. О последних нарушениях закона в отношении Ходорковского и Лебедева молчат официальные российские правозащитники. Встречаясь в Кремле с президентом Путиным, они в очередной раз говорили о глобальных проблемах: о поправках в закон об НКО, о пенитенциарной и судебной системах, даже об экологически вредных добавках. Но ни слова о конкретных делах. Ни слова о Ходорковском. (Во всяком случае, на президентском сайте, где напечатаны тексты выступлений, эта тема отсутствует.)
В Общественной палате, где трудятся несколько адвокатов, будто бы и не замечают вопиющих нарушений прав защитников Ходорковского и Лебедева. Чего стоят только их задержания в аэропорту!
На большой пресс-конференции в Кремле ни один журналист не вспомнил о Ходорковском. Для российских журналистов нарушение прав Ходорковского не является новостью № 1. В стране, где права осужденных нарушаются ежедневно и ежечасно, обращение адвоката «читинского узника» не вызывает большого резонанса.
И в этом смысле Юрий Шмидт абсолютно точно выбрал адресатов своего послания.
Хватит лукавить: у нас нет гражданского общества. Есть только слабое его подобие. Да неумело построенные декорации.
Обсудить "Возвращение «людей доброй воли»" на форумеВ соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом предварительное расследование должно производиться по месту совершения преступления. В постановлении о предъявлении нового обвинения местом, где было совершено преступление «наиболее тяжкое — легализация похищенных средств», значится Москва. Следовательно, по букве закона получается, что Ходорковского и Лебедева нужно было бы привезти в Москву. Но следователь Каримов, не боясь нарушить закон, выносит постановление о переводе Ходорковского в Читу из Краснокаменска, а Лебедева из поселка Харп в ту же Читу. Заместитель Генпрокурора Гринь решает, что отныне Чита станет «местом предварительного расследования», поэтому перевод обвиняемых в читинское СИЗО произведен «в целях обеспечения полноты, объективности предварительного расследования и соблюдения процессуальных сроков». Что остается адвокатам? Они могут возмущаться, обжаловать эти прокурорские постановления, но суд, скорее всего, примет сторону прокуратуры. И решит, что все правильно.
Так на что же и на кого надеется Юрий Шмидт, обращаясь к «людям доброй воли»? Кажется, писем с подобными адресатами не было с советских времен, когда на западных радиостанциях звучали обращения в защиту инакомыслящих. И в этом смысле «люди доброй воли» — выражение из лексикона времен «холодной войны». Появление такого письма, да простит меня Юрий Маркович Шмидт — жест отчаяния. И в то же время — это своего рода констатация того, что в России отсутствует общество как таковое. Ведь, возрождая забытый жанр обращения к «людям доброй воли», защита Ходорковского тем самым ясно дает понять: обращение в Общественную палату или, например, в Совет по совершенствованию институтов гражданского общества, где заседает большинство российских правозащитников, – нецелесообразно и бессмысленно.
В диссидентские времена обращение к «людям доброй воли» было порой единственной возможностью сообщить об аресте или о преследованиях инакомыслящих. Привлечь к их судьбе внимание Запада. А дальше запускался несложный механизм влияния западного общества на свои правительства, которые в свою очередь начинали давить на советскую власть. При абсолютном отсутствии гражданского общества в СССР «люди доброй воли» были достаточно мощным инструментом воздействия. Апеллировать к советским гражданам никто тогда и не думал. Единственное, что можно было ожидать от них, – это гневных писем, клеймящих отщепенцев, посягнувших на советский государственный строй.
Вот и на прошлой неделе на пикет в защиту преследуемых по «делу ЮКОСа» в Новопушкинский сквер Москвы пришло около 50 человек. Не больше. О последних нарушениях закона в отношении Ходорковского и Лебедева молчат официальные российские правозащитники. Встречаясь в Кремле с президентом Путиным, они в очередной раз говорили о глобальных проблемах: о поправках в закон об НКО, о пенитенциарной и судебной системах, даже об экологически вредных добавках. Но ни слова о конкретных делах. Ни слова о Ходорковском. (Во всяком случае, на президентском сайте, где напечатаны тексты выступлений, эта тема отсутствует.)
В Общественной палате, где трудятся несколько адвокатов, будто бы и не замечают вопиющих нарушений прав защитников Ходорковского и Лебедева. Чего стоят только их задержания в аэропорту!
На большой пресс-конференции в Кремле ни один журналист не вспомнил о Ходорковском. Для российских журналистов нарушение прав Ходорковского не является новостью № 1. В стране, где права осужденных нарушаются ежедневно и ежечасно, обращение адвоката «читинского узника» не вызывает большого резонанса.
И в этом смысле Юрий Шмидт абсолютно точно выбрал адресатов своего послания.
Хватит лукавить: у нас нет гражданского общества. Есть только слабое его подобие. Да неумело построенные декорации.