Луи Наполеон Российский
Александр Рыклин во второй части своей статьи «За чертой» предлагает России диктатора. Демократически пришедшего к власти и со временными полномочиями, но диктатора, который будет в течение не менее полутора-двух лет править страной без парламента и иметь «весьма размытые» (то есть существенно расширенные) полномочия. Если это не диктатор, то что же такое диктатура?
На мой взгляд, сам факт инициирования дискуссии на эту тему в демократическом движении свидетельствует о серьезной утрате ориентиров. В течение всей истории России либералы были вестернизаторами, стремившимися привить отечественной политической культуре западные традиции правового государства и плюралистической демократии. Чаще при этом терпя поражения, чем добиваясь побед. И сейчас многие эксперты с тревогой отмечают, что современные российские нравы все более начинают походить на Латинскую Америку, а не на демократические европейские образцы. Но надо четко и ясно понимать – любой режим без парламента (пусть и «временный», на пару лет, а там, если избиратели проникнутся идеями свободы, можно и выборы провести, причем не в одну палату, а сразу в две) автоматически оказывается вне Европы и противопоставляет себя современной демократии. Зато становится близким по духу и стилю к «спасителям нации» из Мексики периода гражданской войны, пришедшим к власти после свержения старого и надоевшего всем «гаранта стабильности», каудильо Порфирио Диаса в 1911 году. Впрочем, подобные спасители были практически в каждой латиноамериканской стране.
В Европе же они давно перевелись. Ни одна из стран Центральной и Восточной Европы, освободившаяся от коммунизма, не пошла на столь одиозные чрезвычайные меры – даже Хорватия при Туджмане, Сербия при Милошевиче и Белоруссия при Лукашенко. Последний, правда, разогнал парламент, но тут же провел новые выборы – пусть контролируемые и несвободные, но выборы в законодательный орган власти. Борис Ельцин, распустив Верховный совет, тут же назначил выборы в Думу и референдум по Конституции. Даже очень благожелательно настроенные к российской оппозиции люди на Западе вынуждены будут отшатнуться от тех, кто, хотя бы на время, уничтожит избираемый парламент. Равно как и многие российские либералы, для которых идея парламентаризма является принципиальной – и несомненно, что для судеб страны это значительно важнее, чем мнение западного истеблишмента.
Идея же ввести на переходный период институт президента с расширенными полномочиями напоминает классический бонапартизм, который для сообщества цивилизованных стран выглядит столь же архаичным явлением, как и абсолютная монархия. При этом «кризисные менеджеры», получив в свои руки почти неограниченную власть, часто проявляют желание послужить своей стране на высшем посту как можно дольше. Луи Наполеона всенародно избирали президентом Франции на один четырехлетний срок без права переизбрания в 1848 году. Покинул же он руководящий (только уже не президентский, а императорский) пост только спустя 22 года – и только после того, как французская армия потерпела крах в войне с бисмарковской Пруссией.
Вопрос о легитимности решений такого "президента без парламента" способен повергнуть в ужас любого юриста. Доминирование указного права откроет дорогу правовому произволу, когда ключевые решения будут приниматься даже без формального обсуждения. Да, нынешний российский парламент мало похож на сильную и независимую ветвь власти – но и через него не проходят наиболее одиозные инициативы (вроде запрета митинговать в течение двух недель до выборов и двух недель после них). Правила внесения законопроекта в парламент и наличие многоступенчатой системы этапов его прохождения через палаты, вплоть до подписания президентом, оставляют возможность для организации превентивного гражданского протеста против содержащихся в нем пакостей или глупостей. Президентские же указы ставят общество перед свершившимся фактом – при этом далеко не всегда приятным.
Теперь о том, что общественные комиссии должны заняться определением «коллективной и персональной ответственности тех или иных организаций или тех или иных чиновников, депутатов, общественных деятелей». Это фантастический тезис, открывающий дорогу любому произволу со стороны победителей, особенно с учетом неизжитых советских традиций доносительства и делания подлостей ближнему своему. Полагаю, что дальнейшие комментарии по этому вопросу излишни.
Сильная сторона российских демократов – апелляция к Конституции и законам. В России есть хорошая Конституция, разработанная либеральными юристами в 1993 году. Все безобразия «басманной» правоприменительной системы - следствие искажения тех принципов, которые содержатся в российском Основном законе. Неслучайно критики Конституции, требующие пересмотра ее основных положений, как правило, ярые противники политической демократии. Теперь же предлагается вести дискуссию о том, как в случае прихода к власти демократической оппозиции нарушить массу положений этой Конституции.
С чем же связана такая эволюция? Рискну предположить, что с двумя факторами. Первый – разгоны «Маршей несогласных» в Москве и Питере, которые неизбежно радикализуют оппозицию. Понятно, что после омоновских дубинок очень трудно говорить об уважении к Конституции и правовому государству, о диалоге с сомневающимися и с теми, кто по тем или иным причинам остается на стороне власти. Мир окончательно становится черно-белым, разделенным по принципу «мы-они». Это путь к большевизации, к сектантству, на котором действительно возникают соблазны противопоставить одной «сильной руке» другую (разумеется, правильную и праведную), пусть даже и с возможной перспективой получить в результате Луи Наполеона Российского. Путь, при котором победитель дракона сам становится драконом. Путь, принципиально отличающийся от выбора Сахарова, Гавела, Валенсы.
Вторая причина – эсхатологический подход к выборам-2008. Цитирую «За чертой» Александра Рыклина (только не вторую, а первую часть): «Да, я тоже выступаю за эволюционный путь преобразований в нашей стране. Но только на всю эту эволюцию у нас с вами осталось меньше года. Вот это надо четко понимать. Если за данный период ситуацию переломить не удастся, то дальше — мрак и ужас на десятилетия вперед».
Позволю себе не согласиться: после 2008-го будут не мрак и не ужас. Будет 2009-й со своими плюсами и минусами, победами и поражениями. С более плюралистическим парламентом, в котором, в отличие от нынешнего, ни у одной из партий не будет «конституционного большинства» (вспомним в связи с этим, как леворадикалы в начале века третировали царскую Думу как управляемый квазипарламент – и как внимательно изучали ее опыт, когда рушились советские властные институты и создавались новые демократические). С дальнейшим усилением реальной политической конкуренции в регионах – как это сейчас происходит в Ставропольском крае и в Туве. С ростом требовательности общества к власти (этот процесс уже происходит – люди уже не удовлетворены, что сегодня «не хуже», чем вчера: они хотят, чтобы было лучше) и соответственно с новыми возможностями для политической оппозиции. Так что не будет конца света, от которого нужно защищаться любыми подручными средствами и отказываться от демократических норм во имя политической целесообразности.
Автор - заместитель генерального директора Центра политических технологий
Обсудить "Луи Наполеон Российский" на форуме
На мой взгляд, сам факт инициирования дискуссии на эту тему в демократическом движении свидетельствует о серьезной утрате ориентиров. В течение всей истории России либералы были вестернизаторами, стремившимися привить отечественной политической культуре западные традиции правового государства и плюралистической демократии. Чаще при этом терпя поражения, чем добиваясь побед. И сейчас многие эксперты с тревогой отмечают, что современные российские нравы все более начинают походить на Латинскую Америку, а не на демократические европейские образцы. Но надо четко и ясно понимать – любой режим без парламента (пусть и «временный», на пару лет, а там, если избиратели проникнутся идеями свободы, можно и выборы провести, причем не в одну палату, а сразу в две) автоматически оказывается вне Европы и противопоставляет себя современной демократии. Зато становится близким по духу и стилю к «спасителям нации» из Мексики периода гражданской войны, пришедшим к власти после свержения старого и надоевшего всем «гаранта стабильности», каудильо Порфирио Диаса в 1911 году. Впрочем, подобные спасители были практически в каждой латиноамериканской стране.
В Европе же они давно перевелись. Ни одна из стран Центральной и Восточной Европы, освободившаяся от коммунизма, не пошла на столь одиозные чрезвычайные меры – даже Хорватия при Туджмане, Сербия при Милошевиче и Белоруссия при Лукашенко. Последний, правда, разогнал парламент, но тут же провел новые выборы – пусть контролируемые и несвободные, но выборы в законодательный орган власти. Борис Ельцин, распустив Верховный совет, тут же назначил выборы в Думу и референдум по Конституции. Даже очень благожелательно настроенные к российской оппозиции люди на Западе вынуждены будут отшатнуться от тех, кто, хотя бы на время, уничтожит избираемый парламент. Равно как и многие российские либералы, для которых идея парламентаризма является принципиальной – и несомненно, что для судеб страны это значительно важнее, чем мнение западного истеблишмента.
Идея же ввести на переходный период институт президента с расширенными полномочиями напоминает классический бонапартизм, который для сообщества цивилизованных стран выглядит столь же архаичным явлением, как и абсолютная монархия. При этом «кризисные менеджеры», получив в свои руки почти неограниченную власть, часто проявляют желание послужить своей стране на высшем посту как можно дольше. Луи Наполеона всенародно избирали президентом Франции на один четырехлетний срок без права переизбрания в 1848 году. Покинул же он руководящий (только уже не президентский, а императорский) пост только спустя 22 года – и только после того, как французская армия потерпела крах в войне с бисмарковской Пруссией.
Вопрос о легитимности решений такого "президента без парламента" способен повергнуть в ужас любого юриста. Доминирование указного права откроет дорогу правовому произволу, когда ключевые решения будут приниматься даже без формального обсуждения. Да, нынешний российский парламент мало похож на сильную и независимую ветвь власти – но и через него не проходят наиболее одиозные инициативы (вроде запрета митинговать в течение двух недель до выборов и двух недель после них). Правила внесения законопроекта в парламент и наличие многоступенчатой системы этапов его прохождения через палаты, вплоть до подписания президентом, оставляют возможность для организации превентивного гражданского протеста против содержащихся в нем пакостей или глупостей. Президентские же указы ставят общество перед свершившимся фактом – при этом далеко не всегда приятным.
Теперь о том, что общественные комиссии должны заняться определением «коллективной и персональной ответственности тех или иных организаций или тех или иных чиновников, депутатов, общественных деятелей». Это фантастический тезис, открывающий дорогу любому произволу со стороны победителей, особенно с учетом неизжитых советских традиций доносительства и делания подлостей ближнему своему. Полагаю, что дальнейшие комментарии по этому вопросу излишни.
Сильная сторона российских демократов – апелляция к Конституции и законам. В России есть хорошая Конституция, разработанная либеральными юристами в 1993 году. Все безобразия «басманной» правоприменительной системы - следствие искажения тех принципов, которые содержатся в российском Основном законе. Неслучайно критики Конституции, требующие пересмотра ее основных положений, как правило, ярые противники политической демократии. Теперь же предлагается вести дискуссию о том, как в случае прихода к власти демократической оппозиции нарушить массу положений этой Конституции.
С чем же связана такая эволюция? Рискну предположить, что с двумя факторами. Первый – разгоны «Маршей несогласных» в Москве и Питере, которые неизбежно радикализуют оппозицию. Понятно, что после омоновских дубинок очень трудно говорить об уважении к Конституции и правовому государству, о диалоге с сомневающимися и с теми, кто по тем или иным причинам остается на стороне власти. Мир окончательно становится черно-белым, разделенным по принципу «мы-они». Это путь к большевизации, к сектантству, на котором действительно возникают соблазны противопоставить одной «сильной руке» другую (разумеется, правильную и праведную), пусть даже и с возможной перспективой получить в результате Луи Наполеона Российского. Путь, при котором победитель дракона сам становится драконом. Путь, принципиально отличающийся от выбора Сахарова, Гавела, Валенсы.
Вторая причина – эсхатологический подход к выборам-2008. Цитирую «За чертой» Александра Рыклина (только не вторую, а первую часть): «Да, я тоже выступаю за эволюционный путь преобразований в нашей стране. Но только на всю эту эволюцию у нас с вами осталось меньше года. Вот это надо четко понимать. Если за данный период ситуацию переломить не удастся, то дальше — мрак и ужас на десятилетия вперед».
Позволю себе не согласиться: после 2008-го будут не мрак и не ужас. Будет 2009-й со своими плюсами и минусами, победами и поражениями. С более плюралистическим парламентом, в котором, в отличие от нынешнего, ни у одной из партий не будет «конституционного большинства» (вспомним в связи с этим, как леворадикалы в начале века третировали царскую Думу как управляемый квазипарламент – и как внимательно изучали ее опыт, когда рушились советские властные институты и создавались новые демократические). С дальнейшим усилением реальной политической конкуренции в регионах – как это сейчас происходит в Ставропольском крае и в Туве. С ростом требовательности общества к власти (этот процесс уже происходит – люди уже не удовлетворены, что сегодня «не хуже», чем вчера: они хотят, чтобы было лучше) и соответственно с новыми возможностями для политической оппозиции. Так что не будет конца света, от которого нужно защищаться любыми подручными средствами и отказываться от демократических норм во имя политической целесообразности.
Автор - заместитель генерального директора Центра политических технологий
