Пей Николу!

Наши идут неудержимо. Я имею в виду не наших «Наших» — эти как раз труха. Речь о стальных людях социалистической плавки. О великом римском понтифике из краковских славян. О нынешнем немецком канцлере – бывшей гэдээровской комсомолке. О только что избранном французском президенте, папа которого в 1945 году бежал из Венгрии от наступающей армии – от нашей, между прочим, армии. Пустячок, но сближает.

От биографий ненаших деятелей веет комфортной европейской скукой. Что давний Жискар д’Эстен, что вскоре уходящий Жак Ширак: родился, учился, назначался, избирался. Глазу не за что уцепиться. Изредка мелькнет какая-нибудь бодрящая афера, вроде хищений госсобственности у Ширака. Или вдруг эхом давно отшумевшей молодости объявится неизвестная дочь, как это случилось на старости лет у Франсуа Миттерана. Но всё, что до, и всё, что после — унылая зыбь.

Не то у Николя Саркози. Его отец Пал Саркоши, юноша из аристократической семьи, в один прекрасный апрельский день 1945 года мигом лишился всего состояния, предпочтя эмигрантские скитания родовому замку под Будапештом. Если быть совсем точными, то решение о срочном бегстве принял даже не сам Пал, а его мама. Кто-то сказал ей, что для советского СМЕРШа не так уж важно, виновен ты или нет, вполне достаточно и того, что ты – граф.

СМЕРШ действительно проявил интерес к молодому аристократу. Офицеры спрашивали маму, где сын. Мама отвечала кратко: он утонул. Где именно? Разумеется, в озере Балатон. Больше в Венгрии и тонуть по-человечески негде.

Тем временем, Пал скитался по Европам: Австрия, Германия, Голландия. Скитания завершились во французском Иностранном легионе. Здесь Пал стал Полом, по-венгерски шипящую согласную в своей фамилии сделал по-французски звонкой, а ударение перенёс с первого слога на последний.

В таком обновленном качестве Пол Саркози, вполне вероятно, стал бы французским генералом, как Зиновий Пешков, сын Максима Горького и, следовательно, тоже один из наших. Тем более что Саркози недурно служил в Алжире. Однако Вьетнама он испугался. С помощью земляка-врача Пол добыл справку и покинул армию по состоянию здоровья.

Его женитьба в Марселе, открытие рекламной фирмы в Париже, бурная личная жизнь – все сопровождалось приключениями и проблемами, часть которых он передал в наследство детям. Николя, средний из трех сыновей, родился в 1955 году, а четыре года спустя отец покинул семью. Человек вполне состоятельный, Пол Саркози ничем не помогал своей первой семье, возможно, потому, что у него потом было, последовательно, еще две, и всюду дети.

«Тем, чем я есть, меня сделала сумма всех унижений, которые выпали на мою долю в детстве», — говорил впоследствии Николя Саркози.
Он рос в достатке, в доме деда. Но сам дом стоял в очень богатом парижском предместье. Все в школе были из семей явно богаче его. Следовательно, он был беднее всех. Маленький, взъерошенный, учившийся ни шатко, ни валко, он испытывал на себе лукавые издевательства, которыми славится язвительный латинский мир. Папа-венгр не воспитывал Николя, он не оставил сыновьям ни денег, ни балатонского акцента. Но одноклассники доводили мальчика до бешенства, недоуменно морщась и переспрашивая: «Извини, что ты сейчас сказал?» Будто он, маленький иностранец, не в ладах с французским языком. Папа, при редких свиданиях, успокаивал сына: мол, ничего, тебе все равно не быть президентом Франции.

Одноклассники ошибались, но ошибся и папа. Николя оказался превосходным оратором. Это привело его в политику. В возрасте 22 лет он стал самым молодым городским мэром за всю историю Франции. А дальше пошло по накатанному: депутат, министр, лидер ведущей партии. Его биография быстро европеизируется: родился, учился, избирался, назначался… В ночь с 16 на 17 мая, ровно в полночь, Николя Саркози станет полноправным хозяином Елисейского дворца.

Со времен Де Голля, задумавшего и сотворившего Пятую республику, президент Франции царствует в двух сферах: оборона и внешняя политика страны. Велико его влияние также на законодательный процесс. Все прочее относится к ведению национального правительства и мощных муниципальных органов.

Сегодня война и дипломатия идут во Франции только под выпивку. Обозримое будущее не сулит Европе никаких военных стычек. Внешняя политика не нуждается в существенных переменах. Их и не будет. Разве что антиамериканских реплик станет поменьше, учитывая нескрываемую симпатию Саркози к ладному миру англосаксов.

Ничто не угрожает и стратегическому согласию Франции и России. Оба претендента чуть поглаживали Путина против шерсти по поводу национальных особенностей русской демократии, но такова сегодня участь любого соискателя на Западе. Поэтому главная проблема нашего МИДА состоит в том, чтобы раз и навсегда решить, как надлежит писать по-русски имя президента Франции: «Николя» или «Никола»? Последнее ближе к французскому звучанию, однако непреодолимым препятствием на пути корректной орфоэпии может стать реклама: «Квас не кола, пей Николу». На своем поле квас, похоже, побьет политику.

Вновь доказали свою пугающую проницательность волхвы общественного мнения. Если так пойдет и дальше, то у стран с большим государственным долгом (вроде Франции) может возникнуть соблазн заменить дорогие выборы дешевыми социальными опросами. Исключая краткую заминку сразу после первичных выборов, агентства звучали в один лад: социалистке Сеголен Руаяль не устоять перед напором голлиста Саркози. В ходе телевизионных дебатов лицом к лицу французы оценили галантность маленького Сарко, которая оказалась убедительнее силового напора «женщины в белом». После 2 мая прогнозы сошлись не только в общем исходе, но и в долях процентов.

С первых бюллетеней, упавших в заморские урны Гваделупы, Мартиники, Гвианы и Полинезии, и вплоть до самых припозднившихся парижан, победа Саркози не вызывала сомнений. Дальше пошли овации, шампанское, речи, похожие на тосты. Излагать их все равно, что пересказывать прозою стихи: без митингового азарта все слова о величии, национальном единстве и всеобщем благе звучат пошло. Тридцать автомобилей, сгоревших в Париже праздничной ночью, напомнили Саркози, что за ним должок: всё, что он не завершил министром внутренних дел, теперь придется доделать ему же.