Два храма на одном острове
Объединение Русской православной церкви и Русской православной церкви за границей (соответственно, РПЦ и РПЦЗ) заставляет вспомнить старый эмигрантский анекдот. Попадает русский эмигрант после кораблекрушения на необитаемый остров. Осмотрелся, добыл пропитание, соорудил хижину и стал думать о своих религиозных нуждах. Результатом раздумий было строительство двух храмов. Почему двух? Островитянин один посещал, а другой – нет.
Смысл анекдота становится понятен, если вспомнить, что русская эмиграция первой волны безнадежно раскололась по вопросу принадлежности к разным православным юрисдикциям. Сторонники РПЦЗ – последователи митрополита Антония (Храповицкого) находились в конфликте как с «евлогианами» (сторонниками другого эмигрантского церковного деятеля, митрополита Евлогия (Георгиевского), перешедшими в Константинопольский Патриархат), так и с верующими, находившимися в юрисдикции Московской Патриархии. При этом если «евлогиане» и «патриархийщики», хотя и не без проблем, но находили общий язык (молитвенно-каноническое общение между их церквями существует), то РПЦЗ отгородилась как от тех, так и от других. Причащение верующего-«зарубежника» в храме, принадлежащем к другой православной юрисдикции, считалось тягчайшим нарушением церковных правил. Даже простое посещение «чужого» храма могло стать предметом для жесткого осуждения.
Поэтому обычными были случаи, когда в одном и том же городе находились православные храмы, прихожане которых были друг с другом в состоянии холодной войны. Иногда конфликты принимали курьезный характер. Например, в Лондоне в конце 40-х годов сложилась ситуация, при которой общины РПЦ и РПЦЗ занимали один храм и были вынуждены служить в нем по очереди. Один день службу возглавлял будущий митрополит РПЦ Антоний (Блум), другой – также будущий митрополит (только, разумеется, РПЦЗ) Виталий (Устинов). Каждый «свой» день архимандрит Виталий начинал с того, что переосвящал престол храма, что делается обычно в том случае, если в нем до этого служили еретики. Отношения между двумя настоятелями были столь напряженными, что однажды «зарубежник» назвал «патриархийщика» служителем сатаны.
Такая позиция РПЦЗ понятна, если учесть, что эта церковь считала Московскую Патриархию филиалом КГБ. Правда, уже тогда возникали проблемы. Например, считая Патриарха Алексия I (Симанского) марионеткой советской власти, «зарубежники» справедливо обращали внимание на то, что его избрание на Поместном соборе 1945 года прошло с нарушениями – например, на него не получил приглашение мужественный архипастырь и знаменитый хирург архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), который мог испортить властям благостное единогласие при голосовании. Все правильно, но ведь с точки зрения последовательного «зарубежника» героический владыка Лука ничем не отличался от конформистского Патриарха Алексия I или даже от сотрудника КГБ, внедренного в церковь для проведения спецопераций. Все они находились в одной юрисдикции и вместе служили не Богу, а его оппоненту – понятно, что такая диковатая логика угрожала превращением РПЦЗ в организацию, проникнутую сектантским духом. Но именно она в течение десятилетий доминировала среди официального руководства этой церкви.
Не случайно то, что «ревнители» в Зарубежной церкви выступали с обвинениями в адрес своих же коллег, которые были заподозрены в примиренческом отношении к Патриархии. Среди последних был и один из наиболее выдающихся иерархов РПЦЗ, архиепископ Иоанн (Максимович), которому при жизни пришлось претерпеть немало скорбей «от ближних». Ныне владыка Иоанн прославлен «зарубежниками» в лике святых, причем некоторые из его гонителей приняли участие в благостной церемонии канонизации святителя.
С другой стороны, РПЦЗ отгородилась не только от РПЦ, но и от других православных церквей, имеющих канонический статус, обвиняя их в экуменизме (подобные же инвективы звучали и в адрес Патриархии). В результате РПЦЗ оказалась вне молитвенно-канонического общения со всеми Поместными церквями. Изредка отдельные представители «зарубежников» служили с сербскими клириками (учитывая многолетние традиции и, в частности, тот факт, что именно сербы приютили на своей территории в межвоенный период бежавших от большевиков «белых» русских иерархов), но в 1999 году покойный митрополит Виталий официально запретил и это. Ведь Сербская церковь так же, как и другие, участвует в экуменическом движении.
Однако такая позиция в последнее время вызывала все большее недоумение у большинства «зарубежных» архиереев, клириков и прихожан. Они не могли понять, почему им запрещено ходить в соседние храмы, в которых теперь больше не агитируют в поддержку политики советского правительства, а почитают Царскую семью и новомучеников, погибших от рук большевиков. Почему «зарубежные русские» не могут совместно молиться с абсолютным большинством греческих православных (уж никак не коммунистов и не «агентов»), из-за того, что Константинопольские Патриархи и Афинские архиепископы время от времени проводят вежливые встречи с Папой Римским, а богословы этих церквей ведут тактичные собеседования с протестантскими пасторами. Почему единственными друзьями «зарубежников» в мировом православии становились маргинальные группы, отделившиеся от своего священноначалия и при этом не умеющие находить согласия друг с другом – такие как греческие «старостильники» (впрочем, и с ними РПЦЗ к 80-м годам успела изрядно подпортить отношения).
И это в то время, когда православные в современном секуляризированном мире стали напоминать островитян (если продолжить аналогию с островом и двумя храмами из эмигрантского анекдота). Несмотря на то, что православными считают себя абсолютное большинство россиян, постоянно в храмы ходят лишь несколько процентов. Многие христиане «по названию» простодушно признаются социологам, что не в Бога, не в черта не верят, а называют себя таковыми только потому, что православный – это русский. На Западе своя проблема: 100 тысяч верующих-«зарубежников» с четырьмя сотнями приходов – это капля в море, которая грозит еще больше уменьшиться из-за ригористической позиции в отношении мирового православия.
Именно поэтому митрополит Лавр приехал в Москву подписывать Акт о воссоединении церквей. По сути дела, у зарубежной церкви было только два варианта – или маргинализация, или подчинение РПЦ. Вариант с подчинением, несмотря на сохранение за РПЦЗ права на самоуправление, имеет свои риски, и немалые: известно, что Патриархия привыкла вести энергичную имущественную и кадровую политику, которая если не в ближайшие годы, то в среднесрочной перспективе может затронуть и «зарубежные» епархии. Но для большинства современных «зарубежных» верующих он все же стал лучшим по сравнению с медленным, но неизбежным угасанием в одиночестве на необитаемом острове.
Автор - заместитель генерального директора Центра политических технологий
Смысл анекдота становится понятен, если вспомнить, что русская эмиграция первой волны безнадежно раскололась по вопросу принадлежности к разным православным юрисдикциям. Сторонники РПЦЗ – последователи митрополита Антония (Храповицкого) находились в конфликте как с «евлогианами» (сторонниками другого эмигрантского церковного деятеля, митрополита Евлогия (Георгиевского), перешедшими в Константинопольский Патриархат), так и с верующими, находившимися в юрисдикции Московской Патриархии. При этом если «евлогиане» и «патриархийщики», хотя и не без проблем, но находили общий язык (молитвенно-каноническое общение между их церквями существует), то РПЦЗ отгородилась как от тех, так и от других. Причащение верующего-«зарубежника» в храме, принадлежащем к другой православной юрисдикции, считалось тягчайшим нарушением церковных правил. Даже простое посещение «чужого» храма могло стать предметом для жесткого осуждения.
Поэтому обычными были случаи, когда в одном и том же городе находились православные храмы, прихожане которых были друг с другом в состоянии холодной войны. Иногда конфликты принимали курьезный характер. Например, в Лондоне в конце 40-х годов сложилась ситуация, при которой общины РПЦ и РПЦЗ занимали один храм и были вынуждены служить в нем по очереди. Один день службу возглавлял будущий митрополит РПЦ Антоний (Блум), другой – также будущий митрополит (только, разумеется, РПЦЗ) Виталий (Устинов). Каждый «свой» день архимандрит Виталий начинал с того, что переосвящал престол храма, что делается обычно в том случае, если в нем до этого служили еретики. Отношения между двумя настоятелями были столь напряженными, что однажды «зарубежник» назвал «патриархийщика» служителем сатаны.
Такая позиция РПЦЗ понятна, если учесть, что эта церковь считала Московскую Патриархию филиалом КГБ. Правда, уже тогда возникали проблемы. Например, считая Патриарха Алексия I (Симанского) марионеткой советской власти, «зарубежники» справедливо обращали внимание на то, что его избрание на Поместном соборе 1945 года прошло с нарушениями – например, на него не получил приглашение мужественный архипастырь и знаменитый хирург архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), который мог испортить властям благостное единогласие при голосовании. Все правильно, но ведь с точки зрения последовательного «зарубежника» героический владыка Лука ничем не отличался от конформистского Патриарха Алексия I или даже от сотрудника КГБ, внедренного в церковь для проведения спецопераций. Все они находились в одной юрисдикции и вместе служили не Богу, а его оппоненту – понятно, что такая диковатая логика угрожала превращением РПЦЗ в организацию, проникнутую сектантским духом. Но именно она в течение десятилетий доминировала среди официального руководства этой церкви.
Не случайно то, что «ревнители» в Зарубежной церкви выступали с обвинениями в адрес своих же коллег, которые были заподозрены в примиренческом отношении к Патриархии. Среди последних был и один из наиболее выдающихся иерархов РПЦЗ, архиепископ Иоанн (Максимович), которому при жизни пришлось претерпеть немало скорбей «от ближних». Ныне владыка Иоанн прославлен «зарубежниками» в лике святых, причем некоторые из его гонителей приняли участие в благостной церемонии канонизации святителя.
С другой стороны, РПЦЗ отгородилась не только от РПЦ, но и от других православных церквей, имеющих канонический статус, обвиняя их в экуменизме (подобные же инвективы звучали и в адрес Патриархии). В результате РПЦЗ оказалась вне молитвенно-канонического общения со всеми Поместными церквями. Изредка отдельные представители «зарубежников» служили с сербскими клириками (учитывая многолетние традиции и, в частности, тот факт, что именно сербы приютили на своей территории в межвоенный период бежавших от большевиков «белых» русских иерархов), но в 1999 году покойный митрополит Виталий официально запретил и это. Ведь Сербская церковь так же, как и другие, участвует в экуменическом движении.
Однако такая позиция в последнее время вызывала все большее недоумение у большинства «зарубежных» архиереев, клириков и прихожан. Они не могли понять, почему им запрещено ходить в соседние храмы, в которых теперь больше не агитируют в поддержку политики советского правительства, а почитают Царскую семью и новомучеников, погибших от рук большевиков. Почему «зарубежные русские» не могут совместно молиться с абсолютным большинством греческих православных (уж никак не коммунистов и не «агентов»), из-за того, что Константинопольские Патриархи и Афинские архиепископы время от времени проводят вежливые встречи с Папой Римским, а богословы этих церквей ведут тактичные собеседования с протестантскими пасторами. Почему единственными друзьями «зарубежников» в мировом православии становились маргинальные группы, отделившиеся от своего священноначалия и при этом не умеющие находить согласия друг с другом – такие как греческие «старостильники» (впрочем, и с ними РПЦЗ к 80-м годам успела изрядно подпортить отношения).
И это в то время, когда православные в современном секуляризированном мире стали напоминать островитян (если продолжить аналогию с островом и двумя храмами из эмигрантского анекдота). Несмотря на то, что православными считают себя абсолютное большинство россиян, постоянно в храмы ходят лишь несколько процентов. Многие христиане «по названию» простодушно признаются социологам, что не в Бога, не в черта не верят, а называют себя таковыми только потому, что православный – это русский. На Западе своя проблема: 100 тысяч верующих-«зарубежников» с четырьмя сотнями приходов – это капля в море, которая грозит еще больше уменьшиться из-за ригористической позиции в отношении мирового православия.
Именно поэтому митрополит Лавр приехал в Москву подписывать Акт о воссоединении церквей. По сути дела, у зарубежной церкви было только два варианта – или маргинализация, или подчинение РПЦ. Вариант с подчинением, несмотря на сохранение за РПЦЗ права на самоуправление, имеет свои риски, и немалые: известно, что Патриархия привыкла вести энергичную имущественную и кадровую политику, которая если не в ближайшие годы, то в среднесрочной перспективе может затронуть и «зарубежные» епархии. Но для большинства современных «зарубежных» верующих он все же стал лучшим по сравнению с медленным, но неизбежным угасанием в одиночестве на необитаемом острове.
Автор - заместитель генерального директора Центра политических технологий
