Почти все время после Петра Европа была для образованной части российского общества не просто наиболее развитым соседом, но «законодательницей мод», образцом для подражания в самых различных сферах жизни, источником вдохновения, символом подлинной цивилизации и, наконец, живым воплощением цели, к которой надо идти самим и вести за собой страну.                Апогеем обожествления Европы стали годы агонии СССР, когда она (в противовес чрезмерно прагматичным США) представлялась идеалом человеческого общежития, непостижимо гармоничным сочетанием гуманизма и эффективности, неиссякаемым и живительным источником универсальных «общечеловеческих» ценностей (не говоря уже о разнообразных грантах).С того времени сияющий образ Европы драматически потускнел – и дело не только в мучительном возвращении нашей страны к более реалистичному взгляду на мир, но и в длительном пути, пройденном Старым Светом. 

«Закат Европы»?                

В отношениях ставшего символом и квинтэссенцией Европы Евросоюза с Россией мы все яснее видим последовательный отказ от тех самых «европейских» принципов, которые делают его привлекательным не только с культурной, но и с политической точки зрения.               

Прежде всего, режет глаз (а иногда и кошелек) замена диалога агрессивным монологом и полное игнорирование интересов России (наглядно проявившееся еще при пустых разговорах о «проблеме Калининграда») на фоне велеречивых рассуждений о взаимопонимании и взаимовыгодном сотрудничестве. Наклеивание ярлыков как доминирующий способ дискуссии и раздражающий догматизм дополняются постоянным требованием самых разнообразных уступок, которые даже не обосновываются. Бюрократическое выхолащивание сотрудничества ярко проявилось в печально известных «четырех общеевропейских пространствах», зияющая пустота которых была лишь усугублена столь же бессодержательными «дорожными картами». 

Навязывание своего законодательства и якобы «общепринятых» правил, направленное на достижение коммерческой выгоды, сопровождается последовательным корыстным применением «двойных стандартов». Классическим примером стала истерия вокруг якобы значительного антисемитизма в России при игнорировании (а следовательно, поощрении) реального антисемитизма в некоторых странах Прибалтики и регионах Украины, власти которых осознанно возводят в ранг героев непосредственных вершителей Холокоста.               

Однако неприятие самой идеи о равноправном сотрудничестве с Россией (разумеется, на деле – на словах все цивилизованно) является лишь проявлением общей деградации европейских управляющих систем.               

Вместе с СССР канули в Лету и великие политики Европы. Нынешние не хотят брать на себя даже проблемы новых членов Евросоюза, в том числе и обусловленные разрушительным эгоизмом его «старых» членов – примером может служить равнодушие к почти 20-процентной безработице в Польше. Более того, 12-процентная безработица в Германии, свидетельствующая о глубоком неблагополучии общества, тоже не вызывает никаких видимых тревог.                Поражает сочетание ханжества, поощрения аморальности и наглядной беспомощности в социальных и этнических конфликтах с откровенным хамством, еще и покрываемым государством, что столь явно проявилось в истории с публикациями карикатур на пророка Мухаммеда (которые есть злостное хулиганство, оскорбляющее чувства верующих, — но и не более того).               

Отстаивание свободы индивида даже тогда, когда она становится разрушительной для общества и начинает уничтожать свободу большого числа других индивидов, каждый из которых вполне равноправен первому, производит просто пугающее впечатление. Известную фразу о том, что «в России нет носителей более тоталитарного сознания, чем российские либералы», можно отнести и к европейским либералам.               

В связи с этим все чаще на ум приходят такие разные труды, как «Закат Европы» Шпенглера и «Трест “Долой Европу”» блистательного молодого Эренбурга. И, соответственно, все чаще возникает вопрос: зачем России такая Европа?Чтобы ответить на него, надо понять, насколько глубоки, долгосрочны и разрушительны проблемы Европы, порождающие описанные недостатки. 

Культурная разнородность

Ключевая проблема Европы — внутренняя неоднородность, высокая не только экономическая, но и культурная дифференциация, ведущая к сосуществованию далеко не всегда полностью совместимых друг с другом моделей не только государственного, но и коммерческого управления.

Различие, например, французского и немецкого национальных характеров предопределяет различную реакцию их представителей на единые общеевропейские меры регулирования, что ограничивает эффективность последних, а при недостаточном учете культурной дифференциации – и вовсе делает их контрпродуктивными. Естественная реакция на это надгосударственного управления — усиление регламентации, порой выходящее за рамки здравого смысла. В свое время специальной директивой Европейской комиссии определялся даже диаметр помидоров (и это не было инструментом конкуренции, как памятное нормирование диаметра дырочек в сыре, установленное швейцарскими властями для защиты от американских сыров!).Следствие чрезмерного и далеко не всегда разумного регулирования, знакомое жителям бывшего СССР, — игнорирование директив; так, Люксембург выполнял лишь каждую третью из них. 
 Недееспособность бюрократии
Развитие Европы по-прежнему направляется в первую очередь национальными бюрократиями (европейская склонна выступать прежде всего в роли координатора), но в их среде, особенно в небольших странах и новых членах ЕС, отказывающихся от самостоятельности по мере интеграции, развивается инфантилизм, безответственность, стремление перекладывать принципиальные решения (или по крайней мере ответственность за них) на Брюссель.В результате принимать такие решения иногда оказывается просто некому, и развитие Европы направляется не содержательными интересами, а безнадежно устаревшими идеологическими принципами «времен Очакова и покоренья Крыма», как в свое время развитие СССР.               

Выдающееся достижение Европы, действительно обогатившее копилку мирового опыта – умение уживаться с проблемами, – во многом подменено умением закрывать на них глаза. А ведь ключевым фактором конкурентоспособности в современном мире является именно эффективность управления, в первую очередь государственного. Европейские же системы управления не только по своей эффективности, гибкости и способности к самосовершенствованию значительно уступают американской.

Помимо активной и широкомасштабной социальной и региональной помощи, в чрезмерных объемах тормозящей развитие, европейские ученые и бюрократы получают зарплату в первую очередь за то, что они существуют, в то время как в США – в первую очередь за то, что они делают. Результат — не только управленческое, но и технологическое отставание: несмотря на значительное финансирование науки, ключ к стратегической конкурентоспособности — широкомасштабная разработка новых технологических принципов — остается практически недоступной Европе.

Если американская бюрократия преимущественно ориентирована на поиск и достижение цели развития управляемой системы, европейская – на поддержание статус-кво. В результате воздействия соответствующего «силового поля», создаваемого управляющей системой, США ориентированы на прогресс и завоевание новых благ, Европа – на стабильность и сохранение уже имеющихся. Совершенно очевидно, насколько по-разному эти устремления влияют на национальную конкурентоспособность.Однако наиболее концентрированно меньшая конкурентоспособность Европы по сравнению с США выражается даже не в слабости управляющих систем, но в слабости интеллекта и духа, выражающейся в интеллектуально-идеологической и политической зависимости европейцев от своих главных стратегических конкурентов: Европа действует в «поле смыслов» и системе координат, формируемых США, и при конкурентных столкновениях с ними либо вовсе не сознает свои интересы, либо не имеет сил отстоять их. Между тем, если сознание элиты формируется стратегическими конкурентами, оно теряет адекватность и начинает преследовать интересы последних. 

Моральное разложение

Фундаментальная слабость и неустойчивость европейской цивилизации прослеживается и в растущей аморальности ее элиты, переносящейся на все население.               

Евросоюз истово аплодировал торговле людьми (тайной выдаче бывшего Милошевича правительством Сербии в обмен на обещания финансовой помощи в размере 300 млн долл.) и беззаконию и предательству, без тени иронии считая их мужеством, заслуживающим восторга и подражания. Если бы Павлик Морозов или генерал Власов служили НАТО, они стали такими же героями Европы, как и сербское правительство Джинджича. А ведь тот, кто поощряет предательство и выращивает предателей, сам неминуемо становится жертвой собственных воспитанников.Характерно, что массовые политические репрессии против оппозиции, проведенные в Сербии после убийства Джинджича и сопровождавшиеся грубым нарушением прав человека, вызвали в «демократической» Европе полное понимание. Точно так же выборы в Афганистане и Ираке признаны вполне демократическими (в отличие от выборов, например, в Белоруссии, проводившихся, при всем их несовершенстве, все же не в условиях иностранной оккупации страны или партизанской войны).               

Потрясает и такой признак морального разложения Европы, как открытое переписывание истории для насаждения представлений о том, что Россия и СССР играли в европейской истории исключительно негативную роль. Представления россиян о том, что это их деды освободили Европу от фашизма, трактуются как «архаическое преувеличение, вызванное гипертрофированными национальными амбициями, реваншизмом и имперскими пережитками в сознании». Германия же, которой «лучший немец» Горбачев подарил единство, объединилась, оказывается, без всякой помощи СССР.               

Евросоюз по сути поощряет превращение ненависти к России в основной критерий демократии в некоторых своих новых членах. Понятно, что путинская бюрократия – не подарок, но, проводя антироссийскую, в том числе и в области пропаганды, политику, Евросоюз тем самым обеляет ее и оправдывает ее существование в глазах самих россиян. 
Какая Европа нам нужна
Никакие «общечеловеческие» иллюзии в отношении Европы больше не имеют права на существование.Как ни жаль, современный символ гуманистической цивилизации — Европа — не обладает творческим духом по отношению к глобальным процессам, страдает провинционализмом и догматизмом, а также опасной склонностью к стимулированию предательства. Это не даст ей, при всем ее культурном багаже и богатстве, не только вести глобальную экспансию, но и стать самостоятельным субъектом мирового развития.Это не более чем пассивный и клонящийся к упадку, хотя все еще и очень обеспеченный регион. Для России это емкий рынок, полезный культурный феномен, набор частично пригодных для заимствования форм и принципов и, одновременно, — зловещее предупреждение о недопустимости слепого копирования даже лучших из них.               

Европа не более чем предмет и инструмент потребления. Да, самого разнообразного, включая интеллектуальное. И, конечно, ее разложение отнюдь не повод для озлобления и какого бы то ни было ограничения этого потребления. Просто не нужно ждать, что они решат за нас наши проблемы и откроют перед нами дверь в лучший мир.               

Блага, которые действительно способна предоставить нынешняя Европа, связаны с обеспечением индивидуального комфорта в самом широком смысле этого слова – от материального потребления и приобщения к безусловным культурным ценностям до бизнеса, личной безопасности и доступа к качественному (а главное, признаваемому самой Европой) образованию. Этим и надо пользоваться.               

А вот поиск союзников и учителей, коллективных и личных норм поведения, смыслов, ценностей, принципов или, упаси боже, мировоззрения, целостной жизненной философии — это не к Европе, как бы ни старались ее многочисленные поклонники и пропагандисты.  

Юрмала-Якутск-Гамбург                

Автор — директор Института проблем глобализации, д.э.н.