Новочеркасск: через сорок пять лет
В прошедшую субботу Россия отметила сорок пятую годовщину новочеркасского расстрела.
Отметила, но как-то вскользь — двадцатисемисекундное (sic!) сообщение в "Вестях". На экране бежала строка с новостями из Штатов, неподвижно висело сообщение о пожаре у Савёловского рынка. "К мемориалу в Александровском парке пришли тысячи людей с венками и цветами...", — диктор дочитывала под интригующий анонс "Далее — рубрика "Космос".
Наверное, Новочеркасск стал историей, а страна изменилась настолько, что эта история ей не важна?
31 мая 1962 года в Советском Союзе было объявлено о существенном повышении цен на мясо и молоко. Народ воспринял это, мягко говоря, без энтузиазма.
Эксперимент окончился неудачей, как в коммунистическом целом, так и в хрущёвских частностях. В 1961 году СССР начал массовые закупки зерна в Канаде. Открытая в 1960 году тюменская нефть помогла оттянуть крушение на тридцать лет. Но тогда, сорок пять лет назад, обстановка по всему Союзу накалилась — об этом свидетельствовали донесения КГБ.
Так совпало, что в тот же день руководство Новочеркасского электровозостроительного завода сообщило рабочим о снижении на треть расценок. Это, конечно, было лишь совпадение, достаточное, впрочем, чтобы поставить завод на грань забастовки.
Детонатором послужила брошенная директором завода фраза: "Нет денег на пирожки с мясом — ешьте с ливером". Случайная, конечно, фраза, но, чтобы поджечь порох, достаточно одной искры.
Дальше завод встал, градообразующее — как теперь сказали бы — предприятие, 14 тысяч человек! Начались митинги. Была перекрыта проходящая железнодорожная магистраль. Власти, милиция, военные оказались бессильны. За бастующими никто не стоял — не было "подстрекателей извне" или какого-то оргкомитета. Однако — поразительное дело для тех, кто привык к словам о бессмысленном и беспощадном русском бунте! — насилия не было. Не было ни грабежей, ни погромов.
...О Новочеркасске написано немало, так что сразу же перейдём к финалу. 2 июня 1962 года в городе, на площади у горисполкома, была расстреляна массовая манифестация — не менее 23 человек погибли, 87 были ранены. Впрочем, сведения о жертвах рознятся. Семеро участников событий были приговорены к расстрелу, более ста — к различным срокам лишения свободы. Страна ничего не узнала о случившемся, убитых тайно захоронили, кровь с площади смыли брандспойтами.
Теперь здесь есть мемориал, музей, ещё открыли вот мемориальную доску...
Ведь Новочеркасск давно уже стал символом не только массового ненасильственного протеста и его жестокого подавления тоталитарным режимом, но и символом памяти об этом терроре и этом сопротивлении.
Почему именно Новочеркасск? Ведь массовые волнения и народные восстания продолжались едва ли не на всём протяжении советской власти!
У меня есть несколько ответов, больше, чем на двадцать семь секунд, отмерянных "Вестями".
Волнения в Новочеркасске были не следствием этнического конфликта, как в 1958 году в Грозном или в 1981 году в Орджоникидзе, и не стали ответом на милицейский произвол, как во многих других случаях. Это была реакция на социально-экономическую политику советской власти, и протестовали рабочие, тот самый класс, на который, как утверждала власть, она и опиралась. И это первое.
Нередко (обычно? как правило?) народное возмущение переходило в насильственные действия, в восстания. В Новочеркасске протест принял ненасильственные формы (потом, в ходе следствия, власти всячески пытались затушевать именно это обстоятельство). Оружием было подавлено мирное выступление людей, и это второе.
Однако — третье — именно Новочеркасск дал один из первых известных примеров того, что честный (от слова "честь") офицер может (на самом деле — должен!) отказаться от исполнения преступного приказа.
Заместитель командующего Северо-Кавказским военным округом генерал Матвей Кузьмич Шапошников получил приказ использовать против жителей Новочеркасска бронетехнику. Генерал ответил: "Я не вижу перед собой противника, по которому можно стрелять". На этом его военная карьера закончилась.
Славы он не приобрёл. Тот поступок (подвиг?) Матвея Шапошникова стал известен стране через четверть века из статьи Юрия Щекочихина в "Литературке", вышедшей 21 июня 1989 года.
Новочеркасский расстрел доказал — дорогою ценою доказал — что, несмотря на XX и XXII съезды с осуждением "культа личностиСталина", суть советского режима оставалась прежней.
Принять это и продолжать в этом жить было трудно. Кто-то это понял во второй половине шестидесятых, и это понимание оказалось связано с именем Брежнева, с советскими танками в Праге в 1968-м. Но ведь до этого был и Будапешт 1956-го, и последовавшая за этим волна политических репрессий. Тысячи человек были осуждены по "антисоветской" статье 58-10 в конце пятидесятых, а за первый брежневский год "за политику" посадили вшестеро меньше народу, чем за последний хрущёвский.
Но для многих из тех, кто изучал историю страны не по учебникам, именно Новочеркасск стал одним из "моментов истины" в осознании того, где именно мы жили и живём. И это четвёртое.
Для такого осознания нужна память, а память не сохраняется сама по себе. Двадцатипятилетний Пётр Сиуда в 1962-м участвовал в новочеркасских событиях и был приговорён за это к двенадцати годам лагерей. Освободившись, Пётр Петрович всю жизнь собирал сведения о той трагедии. Он искал места тайных захоронений расстрелянных. Его убили 5 мая 1990 года. За память приходится платить дорогую цену.
Теперь, через сорок пять лет после трагедии, память о Новочеркасске не менее важна для России.
Для России, воюющей почти что с самого 1991-го. Для страны, где народ сегодня лишён права на мирный уличный протест. Где присяжные раз за разом оправдывали офицера, расстрелявшего мирных жителей якобы "по приказу". Где вновь не в почёте внимание к современности и историческая память.
Для всех нас сегодня важна эта память — о народном выступлении и государственном терроре, о том, что можно отказаться исполнять преступный приказ. Не менее важен и сам опыт самой памяти, опыт осознания своего прошлого.
Автор - член правления общества "Мемориал"
