В своем предыдущем тексте о национал-оранжизме я уже отмечал стремление найти ему респектабельные аналоги на Западе для того, чтобы он стал приемлемым для демократов. В этом контексте особенно удобной, на первый взгляд, является фигура Саркози – борца против иммиграции, который только что избран президентом Франции и активно способствовал успеху своей партии на парламентских выборах. Раз уж Франция с ее демократическими традициями выбрала такого политика, то почему бы и России не востребовать антииммигрантскую политическую силу. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что аналогия хромает.

Действительно, как бы, интересно, российские националисты отнеслись к политику, который патронирует структуру под названием «Французский совет мусульманской веры», призванную защищать в стране интересы приверженцев ислама. Который выступает за государственную поддержку строительства мечетей и высказывается за введение во Франции системы «позитивной дискриминации» (квотирования мест на предприятиях и в учебных заведениях для представителей социально уязвимых групп населения, то есть для тех же иммигрантов). Который назначает мусульманку на пост министра юстиции. Который считает, что представители различных общин должны быть интегрированы во французское общество, стать патриотами своей страны и при этом сохранить свои национальные и вероисповедные особенности. Ответ ясен: резко отрицательно — как к опасному либералу, который своими действиями подрывает традиционные государственные устои. Французский консерватор Саркози в России воспринимался бы как либерально мыслящий политик.

Дело в том, что российский подход к ценностям в политике существенно отличается от западного. В России лишь немногочисленные правозащитники разделяют точку зрения, заключающуюся в признании вины общества перед иммигрантами, часто обреченными на роль социальных аутсайдеров. Во Франции значительная часть населения испытывает дискомфорт от того, что предшествующие поколения французов убивали мусульман во время крестовых походов, состоя в войске Филиппа-Августа или святого Людовика. Или же от того, что их соотечественники пытали алжирских повстанцев несколько десятилетий назад (при том, что напоминать о террористической деятельности этих же повстанцев считается неполиткорректным). Поэтому призыв Саркози к «нулевой терпимости» к преступникам вне зависимости от их национальности, вызвал неприятие у левоориентированной части общества, голосовавшей за Сеголен Руаяль. По их мнению, нельзя сурово наказывать подростка, который поджег машину преуспевающего француза, поскольку, быть может, дед этого буржуа, офицер, служивший под командованием генерала Массю (французский вариант Шаманова-Чеченского), замучил до смерти деда этого юнца пять десятилетий назад.На фоне подобных настроений Саркози, выступающий за элементарное наведение порядка в сфере иммиграции, действительно выглядит чуть ли не крайне правым. Равно как, к примеру, и Папа Бенедикт XVI, с его толерантным отношением к другим вероисповеданиям, считался бы в российских условиях либералом.

Для западной же аудитории он является консерватором из-за стремления следовать католической традиции, немодной в радикально-секулярном обществе.Современная европейская политика основана на прочном консенсусе, предусматривающим уважение к демократическим принципам, к правам человека и политическим свободам. В рамках этого консенсуса действуют представители разных идеологических течений. Очень непросто проходил процесс адаптации к демократическим ценностям коммунистов, которые из филиалов Коминтерна постепенно превращались в «системных левых», некоторые из которых уже отказались и от коммунистической идентичности.

Несколько проще — но иногда не менее драматично – шла адаптация и представителей правых политических сил, которые преодолевали авторитарные соблазны (значительную роль в этом сыграла память о Холокосте, которая лишила всякого налета респектабельности любую ксенофобскую идеологию или политическую практику). В рамках этого консенсуса во Франции, например, действуют и социалисты, и Саркози, и виконт Филипп де Вилье, лидер «Движения за Францию» — более правого, чем партия нынешнего французского президента. Де Вилье выступает против «позитивной дискриминации» и за нулевую иммиграцию – но он же при этом является сторонником не депортации, а постепенной ассимиляции уже прибывших в страну мигрантов (то есть признания ими французских культурных ценностей), а также вложения французских средств в экономику африканских стран для того, чтобы побудить местных жителей оставаться дома, а не ехать за море в поисках лучшей жизни.

Представим себе правого российского политика, который включает в свою предвыборную программу пункт о необходимости создания за российский счет новых рабочих мест в странах Центральной Азии или в «ненефтяных» отраслях азербайджанской экономики. Как-то не верится, что такой политик появится, причем в любой части партийного спектра.За пределами консенсуса во Франции остается разве что Национальный фронт Ле Пена – последовательного противника иммиграции и иммигрантов, выступающего с радикальных политических позиций. Появление Саркози в качестве «человека власти», способного выдвинуть программу цивилизованных мер по борьбе с иммигрантской преступностью, не выходящих за демократические рамки, существенно снизило уровень поддержки этого политика, который в 2002 году вышел во второй тур президентских выборов (сейчас он занял лишь четвертое место). Именно Ле Пен — а не Саркози и даже не де Вилье — является политическим аналогом российских антииммигрантски настроенных политиков – как ориентированных на Кремль «лоялистов», так и национал-оранжистов. В условиях, когда демократический консенсус в российской политике еще не сложился, антииммигрантские политические образования могут претендовать на роль респектабельных политических сил.Это — реальность, но в ее рамках некорректно ссылаться на приличные европейские образцы, которые к тому же носят подлинно патриотический характер. Российский же национализм и патриотизм, как представляется, несовместимы. Обоснованию этого тезиса посвящена заключительная статья данного цикла.

Автор — заместитель генерального директора Центра политических технологий