Дураки и дороги
Как-то снимала я дачу за городом. Дача как дача, но был у нее недостаток. К даче вели две дороги, и так как дача находилась в конце тупичка, то зимой это было существенно, что дороги именно две: дорожка узкая, в полтора колеса, не дай бог кто-то въедет в сугроб - замучаешься ждать.
Выезд на вторую дорогу был навеки перегорожен заваренным шлагбаумом.
- А зачем шлагбаум? – с тоской спросила я хозяина.
- А как же! – гордо объяснили мне, - это чтобы у нас тут был тупик! А то, понимаешь, будут ездить туда-сюда!
Как я уже сказала, дача находилась в cul-de-sac: никаких транзитных машин там не наблюдалось; ехать дальше было некуда.
Как-то в лесу рядом с другой дачей лесники, спилив деревья, по пьяни свалили их на дорожку. Образовался завал – что твоя баррикада. Долго я бегала мимо, но – не выдержала и как-то это противотанковое укрепление разобрала.
Через пару дней ползавала было на прежнем месте. Чья-то добрая душа восприняла бардак, оставленный рабочими, как руководство к действию. Перегородили – значит, надо! Может, иначе в лес заедет чужое авто!
Мысль о том, что завал на дороге создает препятствия не для гипотетического чужака, а для пожилых пар, женщин с колясками и малышни с велосипедами, видимо, не пришла доброхоту в голову.
А как-то, в книге о Чернобыле, я наткнулась на потрясающее по своей художественной силе описание. Некто Василий Иванович Войтюк, председатель колхоза имени Петровского в Житомирской области, что в 60 км от Чернобыля, сначала долго предавался общечеловеческим рассуждениям, осуждая людей, равнодушных к чужому горю: «Сейчас много развелось таких "спокойных" - пожар горит, а он будет стоять и думать, догорит или не догорит», - сетует товарищ Войтюк.
А потом рассказывает историю. «Перед аварией мы построили мост через речку Уж. Речка не очень широкая и глубокая, но редко-редко когда трактором ее переедешь, не то что легковой...» И вот после аварии какие-то нехорошие люди бросились удирать через село – «третьего-пятого мая в день по пятьсот "Жигулей" селом нашим проезжало».
И решил товарищ Войтюк принять меры: чтобы эти подлые люди не ездили по колхозному мосту.
«Мне в райкоме посоветовали перекопать перед мостом дорогу, чтоб не ехали. Мы поставили экскаватор - он выкопал траншеи, и в те траншеи опустили бетонные сваи наподобие противотанковых надолбов. За день все сделали. Утром выхожу на наряд в шесть утра, смотрю - снова машины идут. Мой инженер по технике безопасности говорит: "А они уже всю ночь идут". Все то, что мы за целый день сделали с помощью техники, они за ночь ликвидировали: соберутся двадцать частников с лопатами, траншею землей забросают и дальше едут».
И вот я себе это представила: Чернобыль. Ночь. Радиация. Смертельная опасность, вранье со всех сторон, отчаявшиеся, обезумевшие люди, бросающие скарб, бегущие в никуда… И тут – траншея. Вперед - нельзя. Назад – нельзя. Сзади – громадная очередь, давка, дорога едет в одном направлении, развернуться – значит возвращаться через Чернобыль. Через смерть.
И мост – перекопанный не военными. Не партией и правительством. А скромным товарищем Войтюком, который шокирован. Потрясен. Что тут, в самом деле, - транзитная дорога? Пре-кра-тить! Пе-ре-крыть! Ездют тут всякие!
Есть одна из фундаментальных причин пробок в Москве. Это - структура дорожной сети. В недавней дискуссии, разразившейся по поводу очередного градостроительного проекта Юрия Лужкова (а именно: реконструкции Пушкинской площади - желающие могут ознакомиться с ней на сайте http://www.arxnadzor.ru), один из наших ведуших транспортных экспертов Михаил Блинкин заметил, что фундаментальной причиной дорожных пробок в Москве является структура дорожной сети. Наилучшая структура – это когда сеть обладает большой связностью, то есть из одной точки в другую можно проехать максимально большим числом маршрутов. Города, построенные по принципу римского лагеря, с сеткой перекрестных авеню и стритов, обладают наибольшей связностью.
Наименьшей связностью обладает, к примеру, лесосека. Она устроена так, что к большой дороге, по которой вывозят бревна, идут дороги помельче, потом еще мельче и потом самые мелкие, ведущие в тупик к лесоразработке. Из одного тупика можно попасть в другой, только выехав на главную дорогу, даже если два тупика находятся на расстоянии километра. Несложно заметить, что во многих местах Москва до сих пор организована, как лесная дорога. Через Неву и то больше мостов, чем в Москве – через Белорусскую железную дорогу.
Поезжайте по незнакомому проселку в США или Европе. Если над дорогой не висит «кирпич», значит, она с чем-то пересекается. Поезжайте по незнакомому проселку в России: сто к десяти, что вы упретесь в свалку, или забор, или неведомое место в поле. Была дорога и кончилась: не дорога, а взлетно-посадочная полоса с кочками.
И трудно сказать, что первично – курица или яйцо. Владелец дачи, который гордо вколачивает в землю шлагбаум перед собственной машиной, или мэр Москвы, который упорно строит дороги не так, что увеличивается связность дорожной сети, а так, что уходит как можно больше денег на километр асфальта. Товарищ Василий Войтюк, который в порыве социалистического негодования вбивает бетонные сваи перед беженцами из Чернобыля, - или граница на надежном замке.
