Хвала каникулам! Временно перестаешь писать и начинаешь читать… Чаще – перечитывать.

Томик старых повестей Маркеса давно дожидался этого лета. Повести эти, в которых классик пробовал пластику языка, разминая наощупь быт и метафизику Макондо, ставшего потом родиной великого романа — эти повести я читал когда-то, но, как это часто бывает с хорошей прозой, возвращение оказалось открытием.

В моей молодости многое в маркесовском тексте было чистой экзотикой, никак не отзывавшейся в сознании – мне, двадцатипятилетнему советскому гражданину, это Макондо не к чему было примерить. Какой-то алькальд, какая-то оппозиция… Все это было как фантастика про кольца Сатурна. Завораживал язык, брали за живое характеры, но политическая реальность оставалась совершенно чужой.

Эпоха виоленсии в Колумбии пятидесятых – что нам гекуба? Но четверть века не прошли бесследно: сегодня в России это читается совсем по-другому.

«Хорошенькое дельце, — сказал парикмахер, — моя партия у власти, полиция угрожает моим политическим противникам физической расправой, а я, пользуясь этим, скупаю у них земли и скот по мною же установленным ценам.» (…) «Проходят выборы, и я становлюсь хозяином трех муниципий, — подытожил он, – без каких-либо конкурентов. И, кстати, даже если будет другое правительство, у меня все схвачено. Лучшего дельца не придумаешь, даже не надо деньги подделывать…»

А?

Ни слова про «Единую Россию», ЮКОС и Сечина, никогда не торговавшего скотом, но как все понятно! И алькальд, гарант прав граждан Макондо, в процессе урегулирования этих прав становящийся крупнейшим ското- и землевладельцем провинции, как-то вдруг приобретает знакомые физиономические черты, не правда ли?

Но отвлечемся от частных параллелей, все это – не главное.

Главное, конечно, это корова, гниющая под дождем. Главное — недолговечность стабильности, держащейся на лжи; неотвратимость распада в городе, где начальство между шантажом и убийствами любит поговорить о порядке и правах человека, где правосудие молчит или делает ноги, где правду пишут не в газетах, а в анонимках, где церковь, молчащая в тряпочку про убийц в полицейской форме, озабочена главным образом тем, чтобы контролировать нравственность в кинематографе.

Перечитайте Маркеса, не пожалеете.

Повесть называется — «Скверное время».