План Басаева-Зязикова
Один из парней, Апти Долаков, раненный в ногу, заскочил на территорию детского сада. К нему подошел фээсбешник, выстрелил сначала в живот, а потом в голову. Чуть погодя, на глазах уже собравшейся толпы, еще один чекист выбрался из машины и положил у трупа гранату. С которой и стал его фотографировать.
Все это: и развлечение в виде стрельбы по аборигенам, и выстрелы безоружному человеку сначала в живот, чтоб почувствовал, и только потом в голову (фирменный почерк: так застрелили и Политковскую), и фотосессия с гранатой – это уже привычно.
Непривычным было продолжение: к трупу приехал местный ОМОН и захватил убийц (родичей убитого в ОМОНе не было). Федералы на трех бэтээрах ринулись на выручку; ОМОН был готов стрелять в федералов. Убийц доставили в городское УВД, из их машины вынули еще двух ингушей с пакетами на голове. По личному распоряжению главы МВД Ингушетии Мусы Медова убийц отпустили, прокурор Ингушетии Юрий Турыгин заявил, что в Карабулаке «ликвидировали боевика». На следующий день Долакова объявили виновным в доброй половине произошедших за последнюю неделю терактов.
Каковы «ликвидаторы», известно довольно широко. В середине июля в Ингушетии убили учительницу Людмилу Терехину и ее детей; преступление списали на боевиков. Между тем, убийство было раскрыто мгновенно, и двое убийц были арестованы. Это были два контрактника-федерала, русский и осетин, которые накануне заходили к дочери учительницы. Их опознал по голосам оставленный ими в живых слепой. Дело раскрыл участковый Мержоев; контрактников арестовали. В отместку – 11 августа — расстреляли и Мержоева.
Наверняка среди расстрелянных федералами есть и боевики. Нельзя вести геноцид горского народа и не превратить его или в боевиков, или в сочувствующих боевикам. Но убийцы Терехиной – не та инстанция, которая способна отличить боевика от небоевика. Расстрелы русских в республике выделяются на общем фоне только потому, что, когда пьяный от животной смеси ужаса и вседозволенности федерал расстреливает русского, труп нельзя записать в боевики. В остальных случаях кого убили, тот и боевик.
Если спросить, что происходит в республике, ответ очень прост: в ней выполняется план Басаева. Реализация этого плана началась 22 июня 2004 года, когда сотня боевиков под командованием Басаева вошедшая в Назрань, расстреливала всю ночь милиционеров — потом ушла.
Уже тогда центр мог адекватно оценить степень контроля президента Зязикова над республикой. (Кстати, в ту ночь Зязикова было не слышно не видно.) Но Кремль выбрал другой путь. Президенту Путину доложили, что нападение боевиков отбито и что ведется их преследование. Найти и уничтожить, а оставшихся в живых - судить! – приказал президент.
Собственно, это путинское «уничтожить» и было то, зачем нападал Басаев. Ибо целью 22 июня была не сотня милицейских трупов. Целью было – заставить федералов начать сплошной ковровый геноцид против ингушей, который может кончиться только всеобщим восстанием.
Цель была достигнута. Следующие три года федералы с усердием выполняли план Басаева. В республике исчезли около 400 человек. 400 – это не очень много. 400 человек исчезли, например, в ходе криминальных разборок в Новгородской области, и область от этого не перешла к партизанской войне.
Но одно дело – четыреста новгородчан. А другое – четыреста ингушей, у каждого из которых – братья, племянники и тейп, и все они знают, какой выкуп просили за живого и сколько пришлось отдать за труп. И какова цена заявлениям президента Зязикова про «мирную республику», где построено 500 тысяч кв. м жилья и открыто 80 предприятий.
Ложь властей и открытая коррупция (недавно уволенный глава МВД Беслан Хамхоев пожаловался сайту «Ингушетия.ру», что отдавал Зязикову «от 30 до 60 тыс. долл. ежемесячно. Вот теперь… буду предъявлять претензии Зязиковым, чтобы они вернули мне деньги») были непременной составляющей успеха плана Басаева.
Раковая опухоль не всегда убивает человека. Но если у пациента врач, который говорит, что здоровье у него богатырское и все слухи об ином суть происки врагов, — пациент умрет наверняка.
Ситуация в Ингушетии радикально ухудшилась в марте этого года, после похищения Урусхана Зязикова, дяди президента и отца начальника его охраны. Его похитили, когда он шел от дома к мечети, на пятачке, охраняемом бэтээрами и блокпостами, — считай, в Кремле. Кинули в машину, увезли – и в ответ выборочные зачистки по селам слились в один сплошной террор власти против собственного народа — с террором в ответ.
Что близка катастрофа, стало ясно уже в июне, когда жители села Сурхахи отбили у федералов задержанного ими односельчанина, брата убитого перед этим предполагаемого ваххабитского лидера Руслана Аушева. (Впрочем, отбили – слабо сказано. Следует напомнить, что к этому времени федералы по республике меньше чем на трех бэтээрах не ездили и в селах окапывались так основательно, что даже на кладбищах рыли нужники.)
Тогда же стало ясно, что президент Зязиков не контролирует не только народ, но даже и элиту: местная «Единая Россия», холуи из холуев, на закрытом голосовании абсолютным большинством голосов прокатили его при избрании на должность руководителя «Едра» по Ингушетии.
И все-таки одно дело, когда у вооруженных до зубов федералов человека отбивает село (к тому же село специфическое, т.н. баталхаджинцы), а другое – когда в федералов готов стрелять даже местный ОМОН.
Очевидно, что следующий шаг – это бунт. Бунт бессмысленный и беспощадный. Он может вспыхнуть от любой искры: от очередного расстрела на глазах толпы, от очередной, на глазах той же толпы подложенной, гранаты.
Не думаю, что это восстание будет иметь успех: Ингушетия – слишком маленькая республика. Не думаю, что Кремль провоцирует его нарочно, чтобы иметь предлог для введения военного положения в стране. Думаю, что это просто план Басаева.
План боевиков, которые знают, что террор против народа неизбежно окончится восстанием. И выполняют этот план федералы, которые настолько утратили ощущение реальности, что и в самом деле не понимают, что очередная реляция о «двух миллионах квадратных метров жилья» и очередная граната, положенная перед расстрелянным юношей на глазах толпы, означает вовсе не очередной орден. А близящуюся катастрофу.