Так чем же обусловлен сдвиг траектории движения нашей страны в сторону «охранной диктатуры»?

Я понимаю, что последние события, вроде номинации Медведева на титул преемника, могут создавать впечатление (возможно, оправданное) перехода на другую траекторию. Во-первых, упомянутый факт не отменяет предыдущего диагноза. Во-вторых, мы вернемся к этому сюжету позднее, когда речь пойдет о сценарных переходах.

Теперь рассмотрим укороченный перечень изменений, произведенных политическим режимом как в самом себе, так и в стране. Уверен, что читатели без труда дополнят его. В качестве точки отсчета я беру 2001 год, поскольку именно на него приходится определение позиции нашей страны, проиллюстрированное на диаграмме, приведенной в пятой статье цикла «Транзит».

Первое: полностью уничтожена независимость ветвей и уровней власти, других автономных институтов, включая общественные. Давайте вспомним, что эта планомерная работа началась еще в 2000 году, сразу после двух избирательных кампаний. Первые шаги были направлены на установление контроля над региональными властями и влиятельными федеральными телеканалами. Попробуйте задать себе вопрос: что заставляет именно их сделать первыми жертвами? Правильно. И те, и другие оказывают существенное влияние на исход выборов. К радости победы начал примешиваться страх, что тем же образом, что и в 1999-2000 гг., победу может одержать кто-то другой. Поэтому именно тогда началось строительство системы, которая должна была обеспечить предсказуемость и управляемость выборов.

Конечно, появлялись и другие мотивы. Но как нетрудно убедиться, что бы ни делала власть в сфере перестраивания политической системы и конституционных институтов, все годилось для решения первой и главной задачи. В качестве примера можно привести судебную власть.

Скажем, существенное повышение заработной платы судей можно было бы трактовать как полезный шаг, укрепляющей независимость судебной власти. Но это повышение осуществлялось одновременно со встраиванием судей в бюрократическую вертикаль с помощью повышения зависимости судей от судейской бюрократии и снижения гарантий несменяемости. Поэтому повышение заработной платы судей работает на закрепление их зависимости. В результате появилось «басманное правосудие». А управляемые судьи — удобный инструмент для решения проблем управления выборами. Неслучайно первые шаги по ликвидации политической конкуренции делались руками послушного правосудия. Потом втянулись.

Хочу подчеркнуть: я не утверждаю, что те, кто непосредственно занимался уничтожением независимости судебной власти, действовали с заранее обдуманным намерением ограничить, а затем и уничтожить политическую конкуренцию. Действия различных винтиков нынешней якобы государственной машины объединяет один рудиментарный рефлекс, свойственный первым государственным деятелям времен модерна (XVII—XVIII века): все упростить и все взять под контроль. Это в подкорке, это часть мировоззрения, если здесь уместно это слово. Более того, учредители суперконтроля над правосудием действовали из благих побуждений, например — снизить коррупцию в судах. Они не виноваты в последствиях, они же хотели как лучше. Ну кто виноват, что они не понимали, что делают? В результате — Waldsterbe. Коррупция в судах выросла. А такое достижение, как подконтрольный суд, быстро нашло применение. Сначала — в ликвидации политической конкуренции (безопасность — прежде всего), а потом, с размахом саранчи, в грабеже (дело Ходорковского — всего лишь один из примеров).

Это не первый случай, когда некоторое цивилизационное достижение находит неожиданные и разнообразные применения. Я уже писал о письменности, возникшей из символов, с помощью которых жрецы общались с богами. Более известен другой пример: вспомните, как лихо применила западная цивилизация порох, придуманный китайцами в развлекательных целях.

Уничтожение автономных институтов продолжалось все восемь лет. Установление контроля над регионами увенчалось отменой губернаторских выборов. Выборность мэров отменять не стали. Просто перед выборами провели серию показательных арестов градоначальников. Обратите внимание, сейчас аресты закончились. Вертикаль контроля над выборами была выстроена — и сработала.

Отдельная история — выборное законодательство. Новая избирательная система, учрежденная Кремлем, уникальна по своим возможностям манипулирования результатами выборов. Это ее прямая функция. Но существует и побочный эффект.

В одном международном исследовании авторы попытались оценить влияние избирательных систем на уровень коррупции в стране. Все разнообразие избирательных систем они квалифицировали с помощью двух переменных. Первая — степень подотчетности (индуцируемой самой избирательной системой) избираемых перед избирателями. Вторая — уровень барьеров для входа на политический рынок (например, величина процентного барьера для прохождения в законодательный орган). Было установлено, что чем меньше подотчетность и выше барьеры, тем больше коррупция в стране.

А теперь напоминаю: принятая нашей властной элитой избирательная система рекордная по отдалению депутатов от избирателей и по уровню барьеров. Тут, конечно, трудно устанавливать причинно-следственные связи: выход из-под контроля избирателей и установление монополии на политическом рынке создают условия для роста коррупции. Но, с другой стороны, коррумпированные режимы стремятся окапываться и для этого принимают охранительные законы наподобие нашего закона о выборах. Возможно, конечно, и взаимовлияние двух факторов.

Наконец, упомяну и атаку на общественные организации, начатую в 2004 году. Интересно, что и здесь главным стимулом был страх: пример оранжевых революций на волне протеста против насилия над политической конкуренцией. Примеры Сербии и Украины были весьма показательны. Более того, сам факт использования оранжевых революций как аргумента для разного рода действий, равносилен признанию: «Да, мы намерены обманывать, подтасовывать, насиловать закон. И никто не вправе нам помешать!». Мало того, в дело пошли все средства. Особенно пригодился терроризм. Власть создала идеологически-нормативный комплекс, «терроризм-экстремизм-оппозиция-критика». Пропагандистская сцепка преобразовалась в нормативную. Все это — перед глазами, все это действует.

Я бы продолжил разбор примеров, но надо двигаться дальше.

Второе: преодолен порог насилия над людьми (пытки, политические убийства, грубое силовое подавление массового протеста). В природе все взаимосвязано. В социальной природе — тем более. Сигналы, часто неосознаваемые, посылаемые верховной властью, преобразуются по мере нисхождения до всевозможных исполнителей в соответствии с их пониманием должного и дозволенного.

Пару лет назад деятели со Старой площади и их штатные пропагандисты любили следующий прием. Как только их начинали критиковать, они иронично-снисходительно начинали цедить нечто вроде следующего: «Ну да, вы еще скажите «кровавый режим». Убийственно эффективный прием, как им казалось. Теперь он не в ходу. Причина проста — режим стал кровавым. Речь не идет о реках крови. Речь идет о банальных повсеместных пытках, когда, к примеру, карандаши забивают в ноздри. Речь идет о нацболах, избиваемых битами под руководством чина из президентской администрации. Речь идет о забитом насмерть современными жандармами Юре Червочкине из Серпухова. Речь идет о запытанных, убитых и выброшенных деятелями правоохранительных органов бизнесменах. Речь идет о массовом терроре, избиениях и пытках омоновцами в Благовещенске и других городах. Речь идет об убитой Ане Политковской. А почти ежедневные сообщения об убитых скинхедами и прочей шпаной людях, чья вина только во внешности, неприятной этим ублюдкам? Здесь власть не убивает сама, она только поощряет убийства, раздувая «патриотическую» истерию. Наверняка я вспомнил не все капли. Но как оценить, во что они сливаются? Это еще ручьи или уже реки? И что такое сегодня реки в стране, считающей себя цивилизованной?

Поражают не действия власти. Омерзительность власти может ограничить либо сильный тиран (такое бывает уникально редко), либо сильное общество (с помощью демократических институтов, это бывает много чаще). Поражает абсолютное равнодушие большинства к этому нарастанию насилия. Кроме горстки правозащитников и политических маргиналов да нескольких непослушных журналистов, все остальные погружены в самоуспокоительную спячку (это не нас, это там, далеко, кому мы нужны…). Типичный синдром будущих жертв.

Но к этому я вернусь. Сейчас важно констатировать следующее: власть в России не ограничена почти ничем внутри страны в своем инстинктивном стремлении наращивать преступное насилие. Может быть, она еще думает, что она ограничена извне. Но, похоже, она ошибается, боясь при этом поверить в свое счастье.

Третье: преодолен порог насилия над правом. Я имею в виду здесь концепцию естественного права. Это важно, поскольку позволяет говорить о неправовых законах. Речь идет не только о законах, напрямую нарушающих Конституцию. Таких напринимали множество. Типичный и показательный пример — отмена губернаторских выборов. И Конституционный суд покорно проглотил это насилие над Конституцией, которую сей орган призван защищать. Ох, и наглотались же они за это время!

Но я говорю сейчас о другом, о насилии над справедливостью. Вдумайтесь в это слово — «справедливость». Если вы хоть немного знаете родной язык, то вы легко различите в нем две основы: «ведать право»! Вот примеры законов из разных сфер.

Вы вышли из метро, к вам подходят двое молодых людей и спрашивают, как пройти к магазину «Перекресток». Вы начинаете объяснять, и вдруг к вам подходит пара милиционеров, которые объявляют, что вы арестованы за несанкционированный пикет. Молодые люди поворачиваются, и вы видите у них на спинах по плакату с экстремистскими призывами. Если вы грамотны юридически, то сразу поймете, что вас будут судить за экстремизм, а это не пять суток или штраф. Все это можно было бы счесть фантазией, если бы подобная схема уже не практиковалась властью.

Другой пример. Иностранного подданного можно не пустить в страну на основании пункта закона о «нежелательности» его пребывания в стране. Это могут сделать минимум пяток различных органов власти на собственное усмотрение и без всякого объяснения, в отсутствие процедуры и обязательного обжалования. Это произошло с Наташей Морарь.

Третий пример. Если двое российских граждан родили ребенка, получившего, как положено, обязательное свидетельство о рождении, то от этого ребенок не становится российским гражданином. Он становится таковым только после того, как в свидетельстве появится специальный штамп. А получить этот штамп — дело не из легких. Пока штампа не будет, ребенок лишен медицинского обслуживания, он не допущен к молочной кухне и т.п. Но если один из родителей — российских граждан, напоминаю, имел несчастье родиться в Белоруссии, или Казахстане, или любой другой бывшей части СССР, то получение штампа становится почти непреодолимой преградой. Здесь уже жертвы несправедливости исчисляются сотнями тысяч. А это только несколько примеров.

Вторая сторона насилия над правом — это наглое и массовое нарушение властью своих же неправовых законов. Последний яркий пример — недавно скончавшиеся выборы в Государственную думу. Столь же часто законы нарушаются и в других сферах. Они нарушаются по собственному произволу, под нажимом начальника, за взятку, просто из каприза. По всей стране, каждый день, в отношении всех нас.

И третья сторона насилия, сопряженная с полным пренебрежением к праву, — это беспрецедентное падение качества законодательства. Правилом стало принятие законов, которые потом дополняются четырьмя-пятью циклами поправок, принимаемых с интервалами от нескольких недель до нескольких месяцев. Правовое поле лихорадит, затруднено, мягко говоря, правоприменение. Причина очевидна — бесконтрольное монопольное законоклепание. Сначала бездарно готовятся законы в правительстве, потом автоматически эти законы штампуются «законодателями». Периодически президент критикует подписанные им законы, вышедшие с конвейера и подписанные им самим как частью этого конвейера.

Многое из перечисленного непосредственно связано с выборами. С одной стороны, насилие над правом используется как инструмент уничтожения политической конкуренции и установления контроля над выборами. С другой стороны, успех этих благородных усилий приводит к утрате внешнего контроля над законотворчеством и правоприменением, что усугубляет насилие над правом. Маховик раскручивается, и пока не видно, что может его остановить.

Прервемся, в следующей статье я продолжу этот скорбный перечень

Продолжение следует