Честно сказать, я планировал написать этот текст недели через две, подводя вместе с другими авторами «Ежа» итоги ушедшего года. Однако решение журнала Time объявить Владимира Путина «человеком года» заставляет сделать это раньше. Потому что это решение удивительным образом объясняет то, что многие (включая и журналистов Time) считают успехом внешней политики Путина. «Человек года по версии Time — это не почетное звание, не поощрение, не подтверждение заслуг и не признание популярности. Это просто признание того, каков мир и каковы люди и силы, меняющие его – в лучшую или худшую сторону. Это касается только лидерства и способности вести за собой. Путин не бойскаут. Он сделал многое для того, чтобы Россия снова обрела важное положение в мире. И поэтому Путин – человек года по версии Time», — говорится в редакционной статье. Собственно говоря, в пространных комментариях авторы Time указывают на две главные заслуги российского президента. Во-первых, заткнув рот прессе, растоптав гражданские права и свободы, превратив выборы в фарс, он принес стране стабильность, «которой она не знала на протяжении веков». А, во-вторых, именно он, по версии Time, вернул России статус великой державы.

Если это так, то следует признать: этот статус есть прямое следствие совершенно провальной внешней политики. В прошлом году символом международной деятельности Москвы был «мальчик с леденцом в потной ладошке», который желал поторговаться с Западом, обменять нефть и газ не только на деньги, но и на политическое влияние. В этом году мальчик подрос и стал дворовой шпаной. Он уже не торгуется, он пытается напугать.
В 2007 году произошла милитаризация российской внешней политики. Национальные интересы, претензии к другим государствам вербализуются практически исключительно в военных терминах.

Главные внешнеполитические события года – фактический выход России из Договора об обычных вооруженных силах в Европе, конфликт вокруг намерения Вашингтона развернуть элементы стратегической ПРО в Польше и Чехии, постоянные угрозы выйти из Договора о ракетах средней и меньшей дальности – прямо связаны с попыткой продемонстрировать готовность к военному противостоянию с Западом. Парадокс заключается в том, что все это не имеет никакого отношения к обеспечению обороны страны и ее безопасности. Российские претензии порой не имеют даже формальной логики. Взять хоть выход из ДОВСЕ. Москва объясняет его тем, что страны НАТО отказываются ратифицировать адаптированный вариант договора. Договора, концепция которого отрицает блоковое противостояние и вводит лимиты по вооружениям для отдельных стран и регионов Европы. В то же время Кремль не перестает рассуждать о том, что в результате приема новых членов НАТО получает колоссальное превосходство над Россией. Глава нашего МИДа требует ввести общий потолок по вооружениям для государств НАТО. Получается, что Россия одна позиционирует себя в качестве нового Варшавского договора.

Новой отличительной чертой российской внешней политики стало то, что ее проводники даже не удосуживаются поиском правдоподобных аргументов. На днях начальник Генштаба Юрий Балуевский сообщил, что пуск американской противоракеты с территории Польши может быть принят за ядерную атаку, за которой последует удар возмездия. При этом генерал словно забыл о договоренностях с США об обмене информацией, о взаимном контроле. Таким образом, Россия точно знает, какие именно ракеты будут развернуты в Польше. Именно поэтому их невозможно принять за ядерные. Но Москва уже не заботится о правдоподобии претензий. Нужно лишь прокричать их, как можно громче.

Однако, нажимая на фразеологию холодной войны, Кремль не делает ничего, что Запад мог бы трактовать как реальную угрозу. Ни о каком возвращении к настоящему военному противостоянию речь не идет.

Но можно ли говорить всерьез о том, что Москва стала важным субъектом международной политики?

Может быть, Россия возвращает всеобщее уважение, развивая двусторонние связи с разными государствами? Надо сказать, что в уходящем году Москва серьезно обогатила дипломатическую практику. Чего стоит убийство Литвиненко, в ходе которого произошло радиоактивное заражение половины Лондона. А потом не только отказалась выдать британским властям Андрея Лугового, подозреваемого в убийстве, но и обеспечила его избрание в парламент. А шабаш, который устроили путинские хунвейбины у эстонского посольства. Все это, конечно, наглядные свидетельства превращения Россию в великую державу.

Итак, мальчик с леденцом заполучил финский нож. В драку он, слава Богу, пока что не лезет. Но показывает нож сплошь и рядом. Вот и весь возросший авторитет. Но журналисты Time приняли в качестве аксиомы тезис о якобы возросшем международном влиянии России, даже не попытавшись подтвердить его фактами. Точно также голословно говорится о будто бы наступившей эпохе «стабильности», которая, по мнению американских журналистов, важнее для России, чем права и свободы. Они никак не прокомментировали те пассажи путинского интервью, где он просто лгал. О том, например, что его просто распределили в КГБ после окончания университета. И о том, что в России существуют телеканалы, с которых «просто не вылезают» оппозиционные деятели. Журналисты Time (а до них западные аналитики из Валдайского клуба) бестрепетно выслушали Путина, когда он практически прямо обвинил их в продажности.

Дело в том, что все они — президент Франции, поздравивший Владимира Путина с успехом на выборах, президент США, уверенный, что он знает душу Путина, бесчисленные дипломаты, эксперты и журналисты — молча согласились, что Россия — это единственная страна Европы, в которой никогда не будет демократии. Поэтому можно восхищаться «матерым человечищем» с немигающим стальным взглядом. Поэтому можно противопоставлять свободу и стабильность.

В этом смысле объявление Путина «человеком года» — ясный знак того, что и он, и, что гораздо хуже, вся Россия окончательно перешли во вполне определенную категорию стран. Категорию, где Китай соседствует с Пакистаном. А это значит, что к России не будут относиться как к равному партнеру. И в этом состоит главный итог ее внешней политики.