Среди прочих событий уходящего года почти незамеченным осталось одно — весьма выигрышное для подведения итогов «восьмилетки» Владимира Путина. Спустя восемь лет наконец достигнута цель «второй чеченской» войны. Мне могут возразить: как так, о каком успехе «контртеррористической операции» можно говорить, если взрыв следует за взрывом? Но я не ошибся и не оговорился. Война была объявлена «контртеррористической операцией» ещё в августе 1999-го, до серии взрывов домов в городах России — это была вполне сознательная подмена понятий для достижения локальной, тактической цели. Тогда ведь ещё не было контролируемого парламента, а для использования войск на Кавказе требовалось объявление чрезвычайного режима или военного положения, возможное лишь с санкции верхней или нижней палаты Федерального собрания. А режим «контртеррористической операции» позволял использовать армию без подобных процедурных сложностей. Вот такая уловка…

Реальная же цель войны с самого начала была совсем иная, хотя и не менее очевидная: противником были не террористы (не только и не столько террористы), а сепаратисты. Масхадов, а не Басаев (хотя и Басаев тоже). Противостояние собственно сепаратистов и террористов-экстремистов-фундаменталистов продолжалось в Чечне уже больше десяти лет.На выборах, проведенных в Чеченской Республике Ичкерия в январе 1997 года, президентом республики был избран Аслан Масхадов. Был избран парламент. «Песочные часы» чеченской государственности были перезапущены… В выборах, однако, не участвовали многочисленные беженцы из республики — это была, пожалуй, единственная возможная претензия. Но что еще важнее для будущего — занявший второе место Шамиль Басаев отнюдь не смирился с поражением. С января 1997 года в Чечне начались массовые похищения людей с целью получения выкупа. Те, кто раньше симпатизировал Ичкерии, увидели эту независимость с новой стороны — в начале «второй чеченской» журналисты были разочарованы романтикой борьбы за независимость… В январе 1998 года исполняющим обязанности главы правительства Ичкерии был назначен Шамиль Басаев. Но и на этом поприще, как и на президентских выборах, Басаев потерпел неудачу: например, наполняемость республиканского бюджета под его чутким руководством снизилась в 20 раз. Одновременно, на фоне общего кризиса, разгорался конфликт между умеренными сторонниками Аслана Масхадова и «радикалами», лидером которых стал Басаев.

Март 1998-го – неудачная попытка ликвидации масхадовским «антитеррористическим центром» «Урус-Мартановского джамаата». 25 апреля в Грозном на Конгрессе народов Ичкерии и Дагестана председателем избрали Басаева. 13 июля – столкновения в Гудермесе между «ваххабистами», которых поддержали «Шариатская гвардия» и «Исламский полк особого назначения», и местными жителями, которых поддержала «Национальная гвардия» Ямадаева. 20 июля Масхадов объявил о расформировании «Шариатской гвардии» и «Исламского полка». 23 сентября Басаев и Радуев обвинили Масхадова в узурпации власти, нарушении Конституции и шариата, в пророссийском курсе и потребовали его отставки. 1 октября Масхадов отправил в отставку правительство Басаева. А уже через месяц, 8 ноября, на встрече в Грозном с полевыми командирами, которых возглавлял Басаев, Масхадов был вынужден пойти на попятную. Но это было тактическое поражение — популярность Басаева падала, и в долгосрочной перспективе от политической (а затем и физической) смерти Басаева могла спасти только война, в которой Масхадов станет его вынужденным союзником.

С другой стороны, неудача Масхадова в противостоянии с экстремистами означала, в частности, поражение в борьбе с похищениями людей. 5 марта 1999 года в грозненском аэропорту «Северный» похитили генерал-майора Геннадия Шпигуна. Война стала неизбежной: началась подготовка к «силовому решению», переброска войск и сил на Северный Кавказ. С другой стороны, «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана» с самого начала, с весны 1998 года взял курс на «воссоединение». С начала лета 1999 года в горном Цумадинском районе Дагестана накапливались силы вооруженных экстремистов. Первое же вооруженное столкновение могло вызвать начало военных действий. В начале августа после перестрелки с милицией в Цумадинский район ввели внутренние войска. 7 августа силы экстремистов под командованием Басаева и Хаттаба вошли на территорию Ботлихского района. Начались боевые действия… Песок в часах наполовину иссяк… Но к лету 1999 года, в чехарде сменявших друг друга премьеров, уже стало ясно, что «маленькая победоносная война» может оказаться как нельзя кстати в ходе «Операции преемник». Так сложилось: интересы экстремистов в Чечне совпали с устремлениями московских политтехнологов и, шире, «партии реванша».

Похоже, не случайно были сорваны попытки переговоров между Россией и Ичкерией, предполагавшие нейтрализацию лидеров экстремистов, похитителей людей и террористов самими чеченскими «силовиками». Именно так — «своими», односельчанами — был летом 1999 года убит Руслан Хайхороев. В таких ликвидациях роль российских «силовиков» состояла в обеспечении последующей защиты «исполнителей». Но переговоры были сорваны. Переговорщик, Турпал-Али Атгериев, был задержан в Москве и помещен в СИЗО ФСБ в Лефортово. Его освободили на следующий день, но полномочия его оказались скомпрометированы. А если бы этот план был реализован, за политической смертью Басаева последовала бы физическая… Но после вторжения в Дагестан предложения Аслана Масхадова о переговорах даже не рассматривались федеральной стороной. Так на переданное в ноябре 1999 года через Руслана Аушева предложение о переходе чеченских силовых структур под федеральное командование и о совместных действиях против экстремистов ответа не последовало. А перед лицом общего врага силы, поддерживавшие президента Ичкерии, не могли себе позволить конфронтацию со своими пусть и спровоцировавшими войну противниками…

Крупномасштабные боевые действия закончились в Чечне в марте 2000 года, наступило временное затишье. Появилась новая возможность поиска путей урегулирования в республике: умеренные сепаратисты искали контакты для диалога с федеральным центром, появилась возможность принять «почетную капитуляцию» сепаратистов, чтобы сосредоточить усилия на борьбе с террористами. Однако 17 мая 2000 года из своего дома был похищен, увезен на бэтээре и «исчез» спикер парламента Ичкерии Руслан Алихаджиев — одна из ключевых фигур в намечавшихся переговорах. Федеральный центр предпочел назначить «главой республики» Ахмат-Хаджи Кадырова. И с лета 2000 года начались «шахидские» нападения на военные и административные объекты, террористические акты и одновременно — многократные повторные жесткие «зачистки», массовые похищения людей сотрудниками федеральных силовых структур и их «исчезновения». Конфликт в Чечне принял характер затяжной партизанской войны. По крайней мере, до зимы 2002 года силы чеченского сопротивления были весьма неоднородны. Отделить «сепаратистов» от «ваххабистов» можно было порой отнюдь не умозрительно — в некоторых селах существовали и сосуществовали два подполья, два отряда.

Их противостояние было физически ощутимо и сдерживалось только присутствием в республике общего врага — «федералов». В феврале 2002 года, приехав в одно из сел после многодневной «жесткой» «зачистки», правозащитники столкнулись с «двоевластием» настолько явным, что «сепаратистам» пришлось охранять их от «ваххабистов». И те, и другие имели систему наблюдения и связи, несмотря на более чем два десятка прошедших в селе «зачисток».

Однако ситуация постепенно менялась и в середине 2002 года изменилась коренным образом. «Контртеррористическая операция», потери от которой несли оба крыла чеченского сопротивления, одновременно создавала для него мобилизационную базу: молодые люди, которые либо сами прошли через «фильтрацию», либо те, чьи родственники «исчезли», не нуждались в дополнительной агитации. Однако это пополнение было настроено радикально, оно шло в отряды «радикалов», и сами жители «зачищенных» сел подталкивали «умеренных» сепаратистов к радикализации. Этот процесс, шедший стихийно и «снизу», был организационно закреплен летом 2002 года на совещании, где были объединены масхадовский Государственный комитет обороны (ГКО), высший орган управления Чеченской республики Ичкерия в условиях войны, и басаевская Высшая военная Миджлис-уль-шура, руководящий орган радикального, экстремистского и террористического крыла сопротивления, объединивший подполье на всем Северном Кавказе. На том же совещании был определен и возможный преемник Масхадова на случай его гибели — глава Верховного шариатского суда Аблул-Халим Садулаев…

Но у Аслана Масхадова еще был шанс. В сентябре 2002 года в Чечню из Грузии, из Панскисского ущелья, перешли отряды под общим командованием Руслана Гелаева. Влиятельный полевой командир, лояльный Масхадову, отрицавший террористические методы и имевший под началом до 800 бойцов — большая сила для чеченских войн — мог изменить соотношение сил и дать возможность Масхадову стать самостоятельной фигурой — выступать на переговорах с федеральным центром. Но центр отвергал саму возможность таких переговоров. И именно в этот момент Басаев направил в Москву отряд террористов, захвативших 23 октября 2002 года около тысячи заложников в ходе представления мюзикла «Норд-Ост». После этого переговоры стали, по сути, невозможны. Песок в часах закончился…Впрочем, вряд ли можно было ожидать, что ичкерийская государственность укрепится в ходе «второй чеченской». Тем более что будут соблюдены демократические процедуры смены власти. Представители федеральных сил неоднократно указывали, что после истечения срока полномочий в 2002 году Аслан Масхадов утрачивает легитимность, тем самым косвенно подтверждая наличие таковой у президента Ичкерии... Однако в случае войны принятой практикой является отмена выборов и, более того, передача полномочий предварительно назначенному преемнику в случае гибели «первого лица». Хотя федеральные пропагандисты не раз пытались представить гибель лидеров Ичкерии как прямой или косвенный результат внутренних «разборок», на самом деле власть всегда переходила лицу, определенному в результате предварительной договоренности. Впрочем, если ставший президентом Ичкерии после гибели Дудаева Зелимхан Яндарбиев был ранее вице-президентом, хотя и не избранным, но назначенным еще до начала «первой чеченской», то председатель Верховного шариатского суда Абдул-Халим Садулаев стал «преемником» Масхадова лишь летом 2002 года, в разгар войны. Кроме того, сохранение легитимности вообще проблематично при многократной передаче полномочий… Прошло ещё пять лет. Был убит Масхадов, был убит его преемник Садулаев, его сменил Доку Умаров.

Государственные институты Ичкерии всё более уходили из реального мира в символическое и виртуальное пространства. Доку Умаров поощрял и награждал «героев подполья», живых и павших — за недостатком живых. В октябре были учреждены высшие воинские звания — их посмертно получили Шамиль Басаев (стал генералиссимусом) и Раппани Халилов (генералом армии). 8 октября они в числе двадцати восьми полевых командиров были посмертно награждены орденом «Честь нации» с зачислением навечно в «Список сынов и дочерей Ичкерии». В Ичкерии действовали парламент, Высший Шариатский Суд, министерства и ведомства, их руководителей президент менял местами. Военных — «полковников» и бригадных генералов — отправляли в «резерв Генерального штаба». Было, правда, не совсем ясно, где располагалась эта громоздкая государственная машина в нашем реальном мире. И вот мы приближаемся к контрапункту нашей истории. Только в конце октября достоянием широкой общественности стало следующее: в руководстве боевиков раскол. 7 октября Умаров объявил о создании Кавказского эмирата, а себя провозгласил «амиром кавказских моджахедов». Он объявил, что не признает никакие придуманные «кафирами» границы — значит, и административные границы Чечни — и распространяет свои усилия фактически на любой уголок Земли, где ведется борьба с «неверными» или где мусульмане подвергаются угнетению. Таким образом, произошла «реорганизация Чеченской Республики Ичкерия в соответствии с Исламом». Последнее означает, в частности, что нет больше ни Чеченской республики Ичкерия, ни ее государственных институтов и «всех кафирских законов», включая Конституцию ЧРИ. Ичкерия и все прочие территории, населенные мусульманами, получили теперь статус вилаятов Кавказского эмирата, управляемых на основе шариатского права. Ни эмират в целом, ни вилаяты не имеют четких границ. Разумеется, нашлись несогласные в европейской диаспоре сепаратистов, трактовавших военные действия на Северном Кавказе как войну за независимость и получавших поддержку правительств под «сепаратистский проект». Министр иностранных дел ЧРИ Ахмед Закаев заявил, что не может поверить в слова Умарова, а если это — правда, то он, Закаев, отказывается более представлять его на международной арене, поскольку Умаров предает интересы чеченского народа. Закаев назвал ещё Умарова предателем — якобы «из достоверных источников» известно, что «на подготовку и проведение операции «Эмират» Москвой выделено 500 миллионов долларов». В ответ на умаровский эмират парламент Ичкерии объявил, что с 31 октября берёт в свои руки всю полноту власти.. В конце ноября состоялось голосование – по телефону… Участвовали депутаты парламента ЧРИ — 21 человек, остальные двадцать де погибли «или стали предателями».

Депутаты назначили Закаева премьер-министром — ведь Умаров «самоустранился от исполнения обязанностей президента». Такое вот «астральное карате» между все более радикальным фундаменталистским крылом сопротивления, действующим в горах Северного Кавказа, и секулярным дипломатическим крылом — «представительствами ЧРИ» — «отсиживающимся от Джихада» в Западной Европе. Голос европейцев слышнее — они сидят ближе к интернету. Но все эти дискуссии имеют лишь абстрактный интерес и вряд ли серьезно влияют на боевиков — на тех, кто «ведёт джихад» в горах, сёлах и городах Северного Кавказа. Есть ли раскол в рядах боевиков — неизвестно. Как, впрочем, точно не известна ни их структура, ни численность. Пока высказались дагестанский джамаат «Шариат» и «амир Кабардино-Балкарского фронта» Сейфулла (Анзор Астамиров) — они приняли сторону Доку Умарова (который, по слухам, в последнее время обосновался как раз в Кабардино-Балкарии).

Однако раскола, похоже, не было. Ведь фундаменталистский экстремизм Умарова ближе к реальности, чем громоздкая виртуальная бюрократическая структура Ичкерии. Ведь, действительно, конфликт мало-помалу расползся на весь Северный Кавказ. А противники эмирата — по преимуществу, эмигранты, ичкерийская бюрократия. Они откололись, но бойцов вряд ли стало меньше.  

Устранена лишь бесполезная в партизанской войне государственная атрибутика или, словами Умарова, «приведены в строгое соответствие наши намерения, наши слова и наши дела». То есть имеющимися силами и средствами нельзя сегодня бороться за государственную независимость. Ладно, не беда — подправим стратегические цели войны. Она у нас теперь не ограничена ни в пространстве, ни во времени. До победы «исламской Уммы», то есть до бесконечности. Вот так, ко дню рождения Путина, президент Ичкерии сделал ему подарок: погасил свет, вышел, закрыл дверь, а ключ выкинул. Доку Умаров ушёл с поста президента, не оставив преемника.Сепаратистский проект, ограниченный территорией Чечни, закрыт. Возобладала другая структура, проповедующая крайние формы непримиримого религиозного экстремизма и принципиально не ограничивающая свою деятельность территорией республики. Так что если говорить о «контртеррористической операции», то последние восемь лет прошли даром. Песок в часах Ичкерии кончился. Террор остался и продолжается.

Автор — член правления общества «Мемориал»