После предварительных выборов в Нью-Хемпшире американские комментаторы оказались в том же положении, что и их российские коллеги после назначения Зубкова премьер-министром. Решительно все оказались в дураках. Те, кто еще утром 14 сентября пророчил премьерство Сергею Иванову, уже днем узнали, что попали пальцем в небо. Те, кто еще днем 8 января уверенно предсказывал победу Бараку Обаме, загодя анализировал ее причины и даже успел списать со счетов Хиллари Клинтон, к вечеру поняли, что решительно опозорились.

Сходство, впрочем, поверхностное.  В нашем случае речь идет о неисповедимых путях власти, а в американском — о неожиданных поворотах публичной политической борьбы.

В Нью-Хемпшире американские эксперты и журналисты позволили себе увлечься феноменом Обамы.  После его внезапного триумфа в Айове, случившегося за несколько дней до нью-хемпширских праймериз, наблюдателей сразила «обамамания» (слово, придуманное американской прессой), и вместо того, чтобы с холодной головой анализировать расклад сил, они  принялись на все лады расхваливать чернокожего кандидата. Его сравнивали с самыми знаменитыми политиками Америки, его речи называли «завораживающими», его талантом завоевывать аудиторию восхищались даже те, кто никогда прежде не был замечен в симпатиях к демократам. 

В конце концов Обама проиграл Хиллари Клинтон в Нью-Хемпшире, а затем и еще в трех штатах, придя первым только в Южной Каролине. Впрочем,  решающий этап их соперничества еще впереди. Пятого февраля, в  «супервторник» предварительные выборы пройдут одновременно в 22 штатах - скорее всего именно в этот день станет ясно, Обама или Клинтон будет участвовать  в ноябрьском сражении с республиканцами за президентский пост. Обозревателям, конечно, не следовало поддаваться эмоциям, но их несдержанность лишь отражает всеобщий энтузиазм по поводу нынешней кампании.

То, что Барак Обама всерьез претендует на место президента США, преисполняет его соотечественников гордостью: выбирая кандидата на главный пост, нация уже не руководствуется цветом кожи, она достигла статуса postracial society — общества, которое преодoлело расовые предрассудки. (Разумеется,  это некоторое преувеличение, но бесспорно, что Обама — общенациональный, а не «черный» политик. Он пользуется огромной поддержкой афроамериканцев, но не выступает от их имени, а его популярность выходит далеко за пределы этого меньшинства.)

То, что одним из наиболее сильных кандидатов впервые является женщина, —  еще одно свидетельство социального прогресса, восстанавливающее чувство национальной правоты, отчасти поколебленное внешнеполитическими неудачами последних лет.

Более консервативным избирателям, предпочитающим республиканцев,  предложен выбор из весьма любопытных персонажей, среди которых  мормон (тоже впервые!) Митт Ромни, бывший мэр Нью-Йорка Рудольф Джулиани, чья личная жизнь периодически становится предметом скандальной хроники, и Джон Маккейн, ветеран вьетнамской войны, к тому же отсидевший во вражеском плену. Посрамив все прошлогодние прогнозы, к «супервторнику» он оказался республиканским фаворитом.

 

Энтузиазма больше среди сторонников демократов — они надеются отыграться за поражения  в 2000-м и 2004-м, они рады, что наконец  избавляются от ненавистного Буша, к тому же их кандидаты предлагают избирателю «новую Америку», в которой борьба за выдвижение в президенты идет между женщиной и чернокожим. Демократические  активисты бьют рекорды явки на праймериз, опережая и республиканцев, и свои собственные показатели прошлых лет.

Даже политические журналисты и аналитики, чья работа требует погружения в политическую «кухню» и, казалось бы, располагает к цинизму, в  неформальных беседах всерьез обсуждают перипетии политических дебатов,  переживают по поводу исхода праймериз, делятся надеждами на исправление ошибок и перемены к лучшему. Избиратели по всей стране не жалеют на политику не только времени и душевной энергии, но и собственных денег: мелкие пожертвования частных лиц составляют значительную часть многомиллионных избирательных фондов. Среди многих неожиданностей кампании Обамы — то, что с помощью интернета он сумел добиться значительной поддержки среди молодых людей, которые через интернет же активно помогают своему избраннику деньгами.

На российский взгляд, эмоциональная вовлеченность американцев в политику, представляется нелепо простодушной. Цинизм  власти по отношению к народу и народа — к власти, политике и политическому активизму не просто привычен для нас — по этой части нам нет равных. Когда государство надежно закрыто и отгорожено от общества, а граждане не пытаются объединиться и заявить о своих правах, цинизм — естественная защитная реакция на унижение. Мы соглашаемся с тем, что «они там» всем командуют и решают, кто будет нами править и как, а «мы тут» не лезем в их дела и надеемся, что они нас не обидят. Но при этом мы держим кукиш в кармане и видим их насквозь. Мы убеждены, что они руководствуются низменными мотивами и погрязли в коррупции, и никто не убедит нас в обратном. Мы знаем, что они попирают закон и блюдут исключительно собственный интерес, потворствуют своим и устраняют неугодных, но мы рассмеемся в лицо тому, кто предложит нам собраться вместе и сообща призвать их к ответу.  

Циничная позиция обладает несомненной привлекательностью. Бесконечно снижая ожидания, циник не ошибется и не разочаруется. Он всегда выглядит умнее своего наивного оппонента и легко победит его в споре — политика с ее пиарщиками, политтехнологами, имиджмейкерами и прочим сопровождением предоставляет ему достаточно аргументов.        

Разумеется, и на американскую политику нетрудно взглянуть с циничных позиций — было бы желание. Как можно позволить себе увлечься кандидатом, если точно известно, что каждый его шаг тщательно рассчитан? Неужели стоит всерьез воспринимать проникновенные слова о лидерстве и национальном обновлении, если за всем этим работа высокопрофессиональной — и высокооплачиваемой — команды, поминутно сверяющейся с опросами общественного мнения? Разве есть хоть капля непосредственности в этих доверительных беседах с избирателями и сочувствии их проблемам?  

Позиция кандидата неизбежно уклончива и компромиссна; обольщая избирателя, он ни на секунду не забывает о своре журналистов, которых нужно одарить яркой цитатой или удачной шуткой, но при этом  все время оставаться начеку — оплошность, оговорка, неудачный жест тотчас будут вставлены в репортаж. Одновременно уголком глаза кандидат неустанно следит за соперником, чтобы обратить себе на пользу любой его просчет. 

Откуда же берется горячий энтузиазм даже у самых искушенных американцев? Безусловно, притягательнейшим магнитом является зрелище живой, ожесточенной конкуренции. Чего уж точно нет в Америке, так это «центра власти», из которого осуществляется управление политическим процессом. Как бы тщательно ни оттачивали кандидаты боевые приемы, как бы ни выверяли позиции, сама борьба складывается совершенно непредсказуемым образом. В телевизионных дебатах — которых необычно много в нынешней кампании — кандидаты сходятся в клинче, и соперничество достигает невероятного накала.

В идеале публичная борьба за голоса дает избирателям шанс сменить ту администрацию, которая не оправдала надежд, и выбрать того, кто будет лучше управлять страной и блюсти интересы нации. Конечно, нередко это остается лишь схемой, но на нынешних выборах схема хотя бы отчасти сработала: впервые за очень долгий период ни вице-президент, ни кто-либо еще из членов уходящей администрации не участвует в гонке. Правительство Буша не нравится значительному большинству американцев, и, к их удовлетворению, никто из этого правительства не решается даже попробовать предложить себя на суд избирателя. Кандидаты,  баллотирующиеся от республиканской партии, вынуждены всячески подчеркивать, что не связаны с теми, кто управлял страной последние восемь лет.

В теории политическая жизнь должна открывать дорогу талантливым лидерам, создавая возможность обновления и разнообразия. Конечно, на деле это не всегда так, и политические семьи вроде Бушей и Клинтонов — совсем не редкость в американской истории. Но теория не вовсе расходится с практикой: свидетельством тому — нынешний успех Обамы, стремительно вознесенного на самую вершину политической жизни, или триумф Билла Клинтона в 1992-м. На круг выходит, что правильно устроенные институты позволяют если не в этот, так в следующий раз выбрать лучших и исправить ошибки, хотя политики нередко и обманывают ожидания.

Преодолеть разочарования американцам помогает неизменность политической системы страны. Среди более чем четырех десятков  президентов — выбираемых по одним и тем же правилам на всем протяжении американской истории — есть великие лидеры и яркие политики. Обращение к лучшим образцам прошлого — неизменный элемент американской жизни, особенно в предвыборный период. Раз получилось тогда, непременно получится снова. Главное здесь — объединяющее нацию представление о себе и своей истории — и доверие к политической системе. Без такого консенсуса не может быть гражданской нации, а без нее — не бывает демократии, ибо теряет смысл ключевой элемент демократического устройства — активное общественное участие в политическом процессе. 

В России ни тяжкая история, ни сегодняшнее мироощущение не располагают общество ни к доверию, ни к консенсусу. Мы накопили слишком долгий опыт национальной мобилизации через страх и кровь и слишком краткий опыт добровольной мобилизации конца 80-х — начала 90-х, когда у людей  возникло ощущение, что они не просто недовольны положением в стране, но знают, как именно его следует изменить, и готовы сами взяться за дело. Опыт окончился полной неудачей, оставив по себе еще более атомизированное  общество, с циничной  усмешкой вспоминающее о собственном легковерии.

Нам не годится американский идеализм, но и привычный безбрежный цинизм не годится тоже. Если мы отлично знаем «им» цену, но держим свое мнение при себе; если мы отдаем страну «им» на откуп, а сами ни во что не вмешиваемся, ни в чем не участвуем и ни за что не отвечаем, это значит, что мы не вполне ощущаем страну своей, а самих себя — нацией.