(По материалам доклада Института проблем глобализации «Президентство Медведева: ограничения, желания, реальные возможности»)

Назад, в либерализм?

После обнародования путинского решения о назначении Медведева «любимой женой» либеральная общественность встрепенулась и зашебуршала, как проснувшийся ежик.

Первыми это ощутили левые и патриоты, по инерции еще продолжавшие попытки совместных оппозиционных действий: именно после назначения Медведева они столкнулись со стороны либералов с жестким рецидивом середины 90-х («мы позволим вам на нас работать, если вы будете вести себя очень хорошо»). Хотя конкретных примеров было много и до, и после (чего стоит хотя бы обращение Альбац с приглашенным ею в эфир Кургиняном), наиболее ярко эта обструкция проявилась на Ходорковских чтениях (хотя их организаторы потом и обещали исправиться). Из всех нелибералов выступать на них был приглашен лишь один пожилой марксист — и то на наименее значимую секцию.

Последовали громкие заявления высокопоставленных членов либерального клана: Кудрин честно пообещал высокую инфляцию, вместе с Чубайсом и Гайдаром подверг критике путинскую внешнюю политику, обнаружив на девятом году ее осуществления, что она мешает экономике, а Чубайс потребовал полного открытия экономики перед внешней конкуренцией, грозя, как положено, тоталитаризмом и катастрофой.

Освобождение почуявших власть либералов от «попутчиков» по традиции переросло во внутреннюю «чистку»: на конференции в Институте Карнеги суровой критике за соглашательство с режимом и отступление от либерализма в экономике были подвергнуты Кудрин и Чубайс, причем на влиянии последнего был аналитически поставлен крест — пойдет, мол, на пенсию нанотехнологиями заведовать, если повезет. А самыми влиятельными людьми в стране вновь станут Абрамович, Волошин, Дьяченко и Юмашев…

Настроения российских либералов вызывают в памяти слова Александра Первого, который после согласованного с ним убийства его отца описал свою будущую политику словами «все будет, как при бабушке». Либералы, похоже, искренне ждут, что все станет, как при «дедушке» Ельцине.

Не вдаваясь в обсуждение психофизиологических особенностей современного российского либерализма и адекватности его глашатаев, отметим, что формально у них есть все основания для надежд на возврат в 90-е: президент Медведев действительно член либерального клана и действительно будет находиться под определяющим влиянием, по крайней мере, Абрамовича и Волошина, а скорее всего, и Чубайса. Президентом же США может стать демократ, а интимность отношений демократического истеблишмента США с российским либеральным кланом (с тем же Чубайсом, например) уступает только отношениям республиканского истеблишмента с арабскими шейхами.

Потому так переживали российские либералы внезапные нападки Путина на 90-е, сформировавшие его как личность и приведшие к власти. Потому Путин и выступил с этими нападками.

Либеральный фундаментализм

Надо сразу уточнить, что, говоря о либерализме, автор имеет в виду его специфическую российскую разновидность — «либеральный фундаментализм».

Его носители, начиная в конце 80-х как честные либералы, быстро выяснили, что наиболее либеральной частью общества является бизнес, а наиболее влиятельная часть бизнеса — крупная и сращенная с государством олигархия. В результате уже к 1997 году реформаторы встали на службу олигархии, сделав однозначный выбор в пользу захвата чужой (в том числе государственной) собственности «своими» корпорациями — против права собственности, в пользу монополистического произвола «своих» корпораций — против конкуренции, в пользу свободы своего слова — против свободы слова как таковой. Тем самым они растоптали либеральные ценности, став из либералов — «либеральными фундаменталистами».

Они принципиально не обращают внимания на обеспечение первичных прав человека, соответствующих первичным потребностям, — права на жизнь, здоровье, жилье, образование, труд, так как обслуживаемый ими (а частью принадлежащий им) бизнес развивается именно за счет подавления этих прав. И сосредотачивают внимание в лучшем случае на вторичных политических правах, признавая их лишь за собой и своими единомышленниками. Разумеется, это отнюдь не отрицает существования некоторого числа честных либералов, но они обречены оставаться в тени несравнимо более влиятельных «носителей самого тоталитарного сознания в России».

Влиятельность эта во многом связана с тем, что антиобщественность и антигосударственность политики либеральных реформаторов объективно вынудила их во внутриполитической борьбе опираться на стратегических конкурентов России, платя за это последовательным попранием ее национальных интересов и искренней верой в то, что «солнце встает на Западе». Непосредственным проявлением этого в путинской политике стало направление денег российских налогоплательщиков в виде Стабилизационного (ныне Резервного) фонда на модернизацию не России, но ее стратегических конкурентов — экономик США и Евросоюза. При этом либеральное руководство экономического блока правительства при поддержке Путина исходило и исходит из того, что инвестирование этих средств в экономику России ухудшит условия работы в ней иностранных капиталов, что представляется им совершенно недопустимым.

«Нет, он не Байрон…»

Выступление Медведева в Красноярске — вполне бессодержательное и не предусматривающее реальных механизмов — вызвало в стане либералов такую эйфорию, что его предполагаемый автор незамедлительно получил должность заместителя министра.

Причина проста: Медведев внятно обозначил свою склонность к либеральным преобразованиям и к ценностям «либеральных фундаменталистов». Отказ от похвальбы стабильностью (весьма своевременный, так как стабильность закончилась с выходом инфляции из-под контроля, чего прежний президент еще просто не ощутил) и потребность в динамизме привели к провозглашению ценности «свободы».

Надо отдать должное: Россия действительно одна из самых свободных и демократичных стран мира — если понимать под ее полноправными гражданами долларовых миллионеров.

И «свобода», курс на которую объявлен Медведевым, — это весьма специфическая свобода для обеспеченных, приближенных и либеральных. Они действительно получат возможность зарабатывать на разговорах об «интеллекте, инновациях, инвестициях и инфраструктуре» и даже — при желании, если оно возникнет — что-то делать в этих направлениях. Не слишком существенное, так как серьезное продвижение обрушит политическую систему и выбьет из-под Медведева не только кресло, но и табуретку — но все же.

При этом не стоит забывать, что принадлежащий либеральному клану Медведев отнюдь не является либералом даже в российском понимании этого слова. Ведь именно он занимался в Администрации президента всеми отношениями с Украиной во время истошной борьбы против «оранжевой революции», и именно его юридическому таланту, насколько можно понять, принадлежат беспрецедентные ужесточения политических законов, позволяющие трактовать как «экстремизм» не только критику начальства, но и «недостаточно восторженный образ мыслей».

Грезящие о том, что «все будет как при дедушке», не понимают, что Медведев похож отнюдь не на Ельцина, а на Кириенко. Не только визуально (несмотря на то, что в последнее время копирует Путина так, что люди впадают в ступор: «Голос Путина, интонации Путина, мимика Путина — и лицо Медведева. Что, приучаться смотреть новости с закрытыми глазами?»), но и функционально: «молодой динамичный реформатор», поставленный к формальной власти без команды и действенных рычагов управления в момент нарастания проблем, с которыми государство не может и не хочет справляться…

Черномырдин, кстати, после дефолта чуть-чуть не вернулся к власти. Думаю — и даже боюсь, глядя на нынешних руководителей, — что Путину, которого уже начали вполне откровенно списывать со счетов, тоже не хватит этого «чуть-чуть».

Объективные задачи президента Медведева

Перед Медведевым стоят три ключевые задачи.

Главная — укрепиться на новом уровне власти. Конституция России позволяет передать всю полноту власти в руки премьера, и сопротивляться этому Медведев не сможет, а скорее — и не захочет.

Наиболее концентрированное выражение власти в России — возможность уволить директора ФСБ — формально останется у него. Неясно лишь, что ему останется делать, если уволенный им директор не пожелает уволиться. Эта ситуация отнюдь не гипотетична — в правление Путина ряд уволенных им начальников управлений ФСБ (всего-то!) еще долгие месяцы после своего увольнения не просто ходили на работу, но и осуществляли всю полноту уже не принадлежавшей им государственной власти. И президент Путин — тот самый, у которого в бытность его директором ФСБ все это богоспасаемое учреждение месяцами, трепеща, «висело за штатом» почти в полном составе — при всей своей влиятельности не мог поделать с этим ничего.

Куда там Медведеву…

Укрепиться у власти — значит найти верных и влиятельных союзников. А их и искать не надо: это либеральный клан, к которому сам Медведев принадлежит. Спекуляции на утративших свой ресурс влияния «Тане и Вале» нелепы, но Абрамович, Чубайс, Кудрин и, в первую очередь, Александр Стальевич Волошин — испытанные политические бойцы. Они обладают и волей, и умением, и внутренней честностью, позволяющей им без крайней необходимости не подставлять под слишком сильный удар политического лидера, которым они манипулируют.

Путин понимает это: недаром вечером накануне объявления Медведева преемником он встречался в Ново-Огарево именно с Абрамовичем. Конечно, говорили они исключительно о благополучии Чукотки, — но время и личность собеседника говорят значительно больше, чем формальный повод встречи.

Вторая задача — завершить историческую миссию «распила России», которую Путин не сумел довести до логического конца — легализации капиталов коррумпированной бюрократии на Западе.

И третья задача — обеспечить полноту своей власти, для чего необходимо «раздавить гадину», уничтожив враждебный клану либеральных фундаменталистов клан силовой олигархии. При этом Медведев еще и упрочит личную власть, так как влияние Путина основано не на личной харизме, заслугах и мудрости, но на обеспечении равновесия между двумя кланами. Устранение одного из них — хоть Басманным судом, хоть Гаагским трибуналом, хоть прорывом канализации — делает бывшего президента до времени уважаемым и влиятельным, но бесповоротно частным лицом.

Парадоксально, но решение второй и третьей задачи невольно подготовлено Путиным, который, похоже, сам не заметил, что сотворил (при замыкании всех властных полномочий на одного человека такое неизбежно). Дело в том, что Россия ратифицировала огромное количество международных документов о борьбе с коррупцией, которые вступают в силу в первой половине этого года. Часть из них предусматривают согласие России на международный контроль и мониторинг, а также гарантирует грандиозные скандалы при отсутствии реальной борьбы с коррупцией.

В наших сегодняшних реалиях — при отсутствии реальной деятельности по подрыву существующего государственного строя.

И вот эту ловушку очень легко и технологично превратить в оружие. Достаточно просто вернуться к много раз начинавшейся нашими либералами запевке о том, что все коррупционеры в России — исключительно «силовые олигархи», такие Шариковы-Швондеры-Шварцманы. О том, что точно такие же «трофейные команды» почти так же, похоже, действуют по всей стране в интересах ряда символов «либеральных ценностей», можно не упоминать.

Неизбежное грубое и неуклюжее сопротивление «силовых олигархов» «антикоррупционному раскулачиванию» лишь придаст живости и правдоподобия процессу «борьбы с коррупцией», а симпатии Запада, однозначно находящиеся на стороне союзных «либеральных фундаменталистов», и направленные против его противников «силовых олигархов» — обеспечат либеральному клану гарантированную победу.

При этом западные активы либерального клана будут легализованы автоматически: ведь невозможно признать коррупционной главную антикоррупционную силу страны — а активы «раскулаченных» силовиков не просто укрепят положение победителей, но и позволят им за счет раздачи части этих активов своим союзникам создать довольно широкую социальную, политическую и хозяйственную базу.

И чем больше ошибок будет допущено в процессе раскулачивания нашим управленчески «альтернативно одаренным» менеджером, чем успешней и длительнее будет сопротивление силовой олигархии, тем более правдоподобной будет картина «битвы добра со злом», тем сильнее будут симпатии Запада, тем крепче власть... чуть не написал «Медведева», но и его, конечно, тоже.

Это простое, элегантное и технологичное решение осуществить куда легче, чем провести залоговые аукционы, «ГКЧП-3» (изгнание Коржакова, Барсукова и Сосковца) и «операцию преемник».

Если бы от руководителей государства требовалась только борьба за власть, Медведев сидел бы у кормила — в обоих смыслах этого слова — долго.

Что делать российской государственности?

Путин восстановил российскую государственность. Очень плохо, очень примитивно, ориентировав ее на коррупцию и насилие, разрешив тотальный произвол в каждой точке, — но восстановил.

Мы видим ее кричащую неспособность справиться с откладывавшимися прошлым президентом в долгий ящик проблемами — от инфляции и не поддающихся перекредитовке без денег государства внешних выплат бизнеса (более 20, а по ряду оценок — до 40 млрд долл. в марте и около 80 млрд долл. в сентябре) до подспудно нарастающего обострения «дружбы народов».

Нет сомнений, что Медведев, красиво рассуждающий про «четыре “и”», не сможет при необходимости сказать и одного «но».

И мы еще раз увидим агонию российской государственности.

Помочь этой государственности, к сожалению, уже нельзя — из-за ее глубоко коррупционного характера и презрения к людям, являющихся ее фундаментом. Несмотря на патриотические заклинания, «вертикаль власти» падет уже очень скоро, на наших глазах, и нам нужно будет увернуться из-под нее и приступить к строительству новой государственности.

Попытки видимым образом заранее подготовиться к этому будут уничтожены умирающим государством, справедливо видящим в них смертельную угрозу себе. Поэтому спешка бессмысленна. Сейчас надо формировать безобидные и невнятные структуры, выявляющие и втягивающие в работу разумных и ответственных людей, которые будут затем делегироваться во власть, и активизировать дискуссию, вырабатывая общую точку зрения общества на его развитие, чтобы общественным консенсусом предопределить политику нового государства после его формирования.

Само же это формирование будет, как обычно, стремительным, спонтанным и неряшливым. Ничего не попишешь: в пореформенной России даже дома начинают порой строить, как бизнес, — с крыши. Вроде и неправильно, но зато возможно.

Автор — директор Института проблем глобализации, д.э.н.