Алексей Макаркин в своем отзыве на статью Гарри Каспарова «Феномен Шпеера» подверг критике некорректные, на его взгляд, параллели между нацистской Германией и современной Россией. Текст Макаркина, при всем искреннем уважении к автору, вызывает серьезное недоумение — даже беглое прочтение статьи Каспарова не оставляет сомнений в том, что в центре его внимания было не столько сопоставление ситуаций в гитлеровской Германии и путинской России, сколько моральная дилемма, которая стоит перед политиками и технократами, отдающими себе отчет в последствиях правления недемократических режимов, но, тем не менее, под разными предлогами выбирающими сотрудничество с этими режимами.

Актуальность этой моральной дилеммы для нашей сегодняшней жизни трудно оспорить, и Каспаров пишет об этом с исключительной точностью. Лично я хорошо знаком с довольно большим числом таких условных «шпееров», работающих сегодня в российских властных институтах. Многие из них вполне нормальные и цивилизованные люди, которым не всегда нравится то, что происходит в стране. Но они выбирают молчание и сотрудничество, чем напрямую поддерживают режим, откровенно ведущий страну в неверном направлении. Спектр мотиваций для этого широк — от сугубо прагматических до надежд «поменять систему изнутри». При этом по ходу дела у этих людей постоянно сдвигается внутренний порог моральной чувствительности — еще вчера они хлопали крыльями и, казалось, всерьез рассматривали возможность ухода в отставку из-за таких невинных по нынешним временам шалостей, как запрет на въезд в Россию главы инвестфонда «Эрмитаж» Уильяма Браудера. Сегодня эти люди не реагируют даже на очевидно возмутительные вещи типа избиений и ареста мирных демонстрантов или издевательств над Василием Алексаняном. Адаптация идет полным ходом, и выживание, пусть даже объясняемое высокими мотивами, превращается в самоцель.

Опыт такого рода чиновничьей адаптации ясно свидетельствует, что надежды А. Макаркина на технократов, постепенно меняющих систему изнутри, вроде бывшего франкистского министра Мануэля Фраги, эфемерны. Шанс для подобных внутренних изменений может представиться, а может и нет — гораздо больше вероятности, что система перемолет технократов, а не они изменят систему.

Мы не можем оставаться в заложниках этого процесса, закрывая глаза на происходящее вокруг и наивно надеясь, что засевшие внутри власти штирлицы вдруг разом превратятся в исаевых и изменят политическую ситуацию в стране. Пока что мы видим, что эти люди заняты в основном собственной карьерой, а когда их спрашивают о перспективах демократизации страны, они дают понять, что считают ее нежелательной — потому что к власти могут прийти Рогозин или Жириновский. Так, по крайней мере, объяснил свою позицию по этому вопросу Анатолий Чубайс в интервью The New Times.

Но если брать параллели с нацистской Германией, то они не просто уместны, а и необходимы. Ситуация в нашей стране сегодня настолько тревожна, что прятать голову в песок и переводить разговор в русло отстраненной экспертной дискуссии может оказаться просто опасным. Разумеется, с точки зрения эксперта, прямые параллели могут и не быть корректными. Что общего между ура-патриотической истерикой вокруг зимних Олимпийских игр в Гармиш-Партенкирхене и всплеском национальной гордости по поводу предстоящей Олимпиады в Сочи, ремилитаризацией Рейна и выходом России из ДОВСЕ, Grossdeutsche Jugendbewegung и движением «Наши», использованием пожара в рейхстаге для принятия серии актов о консолидации власти и отменой выборов губернаторов после теракта в Беслане? Конечно, все это совершенно разные вещи. Конечно, в современной России, в отличие от нацистской Германии, нет ни человеконенавистнической идеологии, ни тоталитарного устройства общества. Здесь пока еще можно жить и дышать, и даже писать оппозиционные статьи, и за это вовсе не обязательно посадят или убьют (хотя могут). Пока еще можно.

Однако вектор развития слишком схож, чтобы игнорировать очевидное. Схожа и логика оправдания недемократических действий власти, позаимствованная у германских идеологов образца 1930-1940-х годов. А. Макаркину стоит вспомнить высказывание известного германского предпринимателя середины прошлого века Альфреда Круппа на процессе по делу семьи Крупп в 1947 году: «Экономика нуждалась в стабильности и росте. Из-за борьбы между множеством германских политических партий и общего хаоса не было возможностей для процветания… Мы ожидали, что Гитлер создаст нам такие здоровые условия. И он сделал это».

Вам это ничего не напоминает? Именно такого рода рассуждения про «стабильность и экономический рост» в обмен на свободу в начале путинского правления легли в основу идеологии «авторитарной модернизации» страны. Идея оказалась неудачной: прошли восемь лет, и мы получили авторитаризм, но без всякой модернизации.

Причем заметили нехорошее сходство уже далеко не только в России. «Вместо прежних надежд на появление прозападной российской демократии мы имеем дело с протофашизмом — уязвленным национализмом, запугиванием более слабых государств, культом сильного лидера, поисками внутреннего врага и обидой на иностранцев», пишет авторитетный колумнист The Financial Times Мартин Вулф в своей колонке от 12 февраля, посвященной итогам путинского правления. Протофашизм — очень точный диагноз для современной России. Общество с предельной концентрацией власти, в котором господствует дух эгоизма, лицемерия, цинизма, нетерпимости, очень быстро может превратиться из протофашистского в нечто худшее. Замалчивание этих тенденций может оказаться опасным.

Так что спасибо Гарри Каспарову за то, что он проводит абсолютно верные и необходимые для сегодняшней России параллели. Их нужно проводить, чтобы не дать протофашизму, пока еще не имеющему тоталитарных черт (как правильно пишет Макаркин), превратиться в фашизм настоящий, чтобы вымести всю эту коричневую мерзость из нашей страны. «Люди, будьте бдительны!» — предупреждал нас в свое время Юлиус Фучик. Очень жаль, что отстраненные экспертные рассуждения Алексея Макаркина, возможно, и невольно, но все же способствуют тому, чтобы в такой ситуации притупить нашу бдительность.

Это не полезно для России.