Сначала мы рассмотрим эндогенные (внутренние) факторы, а потом займемся экзогенными (внешними).

Многое станет понятнее, если воспользоваться исторической аналогией, понимая все ограничения такого приема. Вспомним горбачевскую оттепель. В терминах наших сценариев мы вполне можем сказать, что тогда происходил переход от сценария «Вялый СССР» к сценарию «Диктатура развития». Тогда, как и сейчас (если наш прогноз верен), эта оттепель была вызвана необходимостью мобилизации и обеспечения лояльности элитных групп для выхода из кризиса системы. Прежде всего, понадобились услуги технической интеллигенции, которая должна была обеспечить «ускорение» — именно эту задачу в попытках модернизировать немодернизируемую систему Горбачев выдвинул первой. Когда ускорение провалилось, началась «перестройка» и понадобилось расширить круг мобилизуемых элит — эту задачу решала «гласность».

А теперь я хочу вернуться к теме, которую развивал в статье «Транзит-4», где рассказывалось об идеологии и практике высокого модернизма по Джеймсу Скотту. Им свойственно, напоминаю, неоправданно завышенное представление об управляемости социальных процессов. Подобно, скажем, управлению температурой утюга или давлением в газовом трубопроводе. С помощью сравнительно несложных регулирующих устройств можно относительно стабильно поддерживать (в рамках заданной точности) температуру утюга или давление в трубе.

В конце восьмидесятых многим казалось, к примеру, что можно запланировать стабильную экономику с заданным наперед процентным отношением плана и рынка. Более того, дискутировали по поводу этого процентного отношения! А сейчас некоторые искренне полагают, что так же управляема смесь демократии и авторитаризма, где процентное отношение тоже можно чуть ли не задать. Таким образом, предложенная мной аналогия выявляет общность примитивных представлений о социальном порядке лидеров управления во времена перестройки и сейчас.

Между тем, начиная с некоторого уровня сложности, включающего, например, самоорганизационные механизмы, множество стабильных состояний системы становится дискретным, более того, часто — конечным. Иными словами — в пространстве всех возможных состояний сложной системы есть несколько точек устойчивости, все остальные точки-состояния — нестабильны и образуют множество всевозможных траекторий перехода из одного стабильного (относительно стабильного) состояния в другое. Например, активность человека знает два устойчивых состояния — бодрствование и сон. Любые промежуточные состояния не только неустойчивы, но и неэффективны, а нередко связаны с патологией. Конечно, эти стабильные состояния стабильны лишь относительно. Система может, находясь в них, накапливать внутренние проблемы, что выводит ее со временем из этого состояния. Система может подвергнуться внешним воздействиям, что также переведет ее в нестабильное состояние.

Примитивное представление об обществе включает убеждение, согласно которому общество можно стабилизировать практически в любом наперед заданном состоянии. На этом и погорела горбачевская оттепель. Попытка дозировать гласность сорвалась, и лавина новой, непривычной, критической информации захлестнула умы граждан. Попытка дозировать свободу выбора с назначениями в народные депутаты сорвалась после первого же поползновения реализовать ее. Уже следующие выборы стали по-настоящему свободны. Казалось бы, незначительные отклонения от устойчивого состояния (напоминаю, все эти состояния локально устойчивы) вялого советского застоя вывели систему из равновесия. И понеслось. ГКЧП в августе 1991 г. был несостоятельной попыткой перейти в иное устойчивое состояние — «Охранной диктатуры». Однако энергетики не хватило. Уж слишком велик был импульс бегства общества от надоевшей вялости.

Вы поняли уже, что я усматриваю аналогию между двумя историческими эпизодами — горбачевской оттепелью и возможной попыткой новой оттепели. Следуя этой аналогии, мы можем ожидать, во-первых, что нынешние инициаторы «Диктатуры развития» будут так же уверены, что они могут регулировать дозы ослабления диктатуры. А во-вторых, точно так же можно предвидеть, что это дозирование сорвется. Вопрос — куда?

Как следует из предыдущей статьи, стратегия дозирования будет распространяться не только на сферу свободы слова. Точно так же планируется дозировать и сферу действия права. Как я отмечал в предыдущей статье, нельзя ожидать, что право будет действовать в сфере политической конкуренции, как и в других сферах, касающихся незыблемости «вертикали». Но попытка «зарядить» право на нормальную работу в сфере деловых отношений неизбежно будет приводить к экспансии правовых отношений на другие сферы, в том числе — политические. Каналов для этого немало. Вот пример. Мы видели, как путинская власть маскировала свои политические действия под «споры хозяйствующих субъектов». Но тот же прием может использоваться обществом, которое сможет перемещать решение политических проблем в сферу гражданских отношений.

Итак, главный эндогенный фактор, который будет разрушать новую попытку «Диктатуры развития» — это несостоятельность дозирования свободы и права. Такое дозирование порождает неустойчивость.

Что же может происходить, куда повернет траектория, ведущая в новое устойчивое состояние. Если бы у этой оттепели было достаточно времени, то у общества была бы возможность адаптироваться к ней, накопить новую силу, поверить в себя и свои возможности. Вошло бы в силу новое поколение, осознал бы свои политические интересы средний класс. Полагаю, трех-четырех лет было бы достаточно, чтобы процесс набрал достаточную инерцию движения к устойчивому состоянию, связанному со сценарием «Smart Russia», попросту говоря — к демократии. Но, скорее всего, этого времени не будет. Тогда остается та развилка, о которой мы уже говорили: либо «Охранная диктатура», либо «Вялая Россия». Выбор между ними определяется внешними воздействиями, экзогенными факторами.

Естественно задать вопрос: воздействием на что? В данном случае, что очевидно, речь должна идти о воздействии на источник оттепели — нового президента и ту часть его команды, которая инициирует и поддерживает избранную стратегию бюрократической авторитарной модернизации, сопровождаемую оттепелью. Тут самое время подчеркнуть: это воздействие облегчается в той мере, в какой этот источник локализован, в какой он не обеспечен широкой общественной поддержкой. Но настоящую поддержку — не сонное бездумное голосование «за», не натужный проплаченный молодежный энтузиазм искусственных «движений», но осознанную и организованную защиту гражданским обществом своих интересов, в данный момент совпавших с интересами отдельной части власти, не получить осторожным дозированием, полумерами, имитацией. Поэтому такую поддержку ожидать трудно, что облегчит задачу тех, кто будет работать на сворачивание сценария «Диктатура развития».

Вы уже обратили внимание, что к внешним факторам я отношу недовольных внутри России, более того — недовольных внутри бюрократии, гражданской и силовой. Я уже упоминал общество, чья поддержка либо отсутствие таковой также может быть внешним фактором. Наконец, уже упоминались в предыдущих текстах и другие внешние факторы, вроде цен на углеводороды и т.п. Мы к ним будем еще возвращаться по мере необходимости, но сейчас перейдем к главному внешнему фактору — недовольными среди бюрократии. Это станет попыткой ответа на третий из вопросов, поставленных в предыдущей статье: кто станет недовольным внутри бюрократии?

Однако ответ на этот вопрос неотделим от ответа на следующий вопрос: чем они будут недовольны и каковы их цели?

Ответы, впрочем, довольно очевидны. Недовольные выдвижением Медведева есть уже и сейчас. Это было видно по избирательной кампании, которой просто не было, и которая в регионах саботировалась представителями президента в альянсе с силовиками. Помните ловушку № 1 — «Отсутствие базы легитимности» из статьи «Транзит-10». Вот она, во всей красе. При нормальной политической конкуренции все заинтересованы в максимальной легитимности выборов, чтобы обеспечить легитимность власти. У нас же все работали на делегитимацию выборов, чтобы новый лидер не был легитимен; чтобы понимал границы возможного; чтобы видел свою зависимость не от права, не от граждан, а от небольшой кодлы, соорудившей ловушку под названием «президентские выборы». Недоволен этим выдвижением даже сам Путин, который не может смириться с неизбежным и систематически дает понять, кто в стране главный, сейчас и навсегда.

Общая часть возможного недовольства также очевидна: налаживание нормальной работы экономических институтов неотделимо, как отмечалось выше, от формирования зон функционирования права. Оттепель, допускаемая в том или ином объеме, неотделима от расширения зоны свободы информации, а стало быть — от расширения зоны активного публичного внимания к деятельности власти. И то, и другое является возможным источником прямой угрозы для бюрократии вообще и конкретным бюрократам в частности.

Речь идет к тому же об угрозах, расположенных вне самой бюрократической вертикали. Властная верхушка неизбежно встанет перед альтернативой: показать всем, что угрозы извне фиктивны, или отчетливо показать последовательность намерений. В первом случае сразу станет ясно: и модернизация, и оттепель фиктивны. Значит, срывается мобилизация элитных групп. Значит, эта верхушка возвращается не в 2000 год, а в лучшем случае — в 2007-й. И тогда наилучший для нее сценарий (на некоторое время) — искать новый консенсус для перехода к сценарию «Вялая Россия».

Во втором случае неизбежно появятся конкретные жертвы такой политики. Но тогда «вертикаль власти» лишится того, что поддерживает в ней зыбкую лояльность: надежда снизу на защиту сверху. Эта инфляция лояльности — внутренняя угроза для вертикали. Она не менее важна, чем угроза внешняя.

И то, и другое создает новую психологическую реальность для бюрократии, в которой главное — чувство нестабильности, вызванное транзитом власти, дополняется чувством незащищенности. И то, и другое рождает новый всплеск страха, не меньший, чем в 2004-2005 годах, когда страх рождали угрозы терактов и оранжевые революции. В сумме речь должна идти не просто о дискомфорте, но о паническом состоянии.

Если перед вами персонифицированный источник угрозы, у вас очень ограниченное число вариантов действия: убежать, напасть, договориться. Полагаю, что если медведевская группировка будет пытаться реализовать свои намерения по возврату в 2001 г., то мы будем наблюдать в разной пропорции все три реакции. Первая реакция, как мне представляется, будет представлена сравнительно небольшим числом сторонников, а сам тип реакции не оказывает влияния на те сценарные альтернативы, которые мы рассматриваем. Два оставшихся типа реакций соответствуют либо попытке свернуть к «Охранной диктатуре», обрушив режим Медведева, либо к сценарию «Вялая Россия» в рамках нового бюрократического консенсуса.

Естественно ожидать, что радикалы — сторонники первого варианта — будут доминировать среди «силовиков». Это естественно, ибо они уже контролируют то, что Вебер называл институтами легитимного насилия и что Путин позволил им превратить в институты нелегитимного насилия. Соблазн предельно велик. Однако не все силовики окажутся по одну сторону демаркационной линии. Будут сказываться, например, нынешние разногласия между чекистами. Наконец, среди радикалов будут представлены и гражданские бюрократы. Здесь будут работать такие субъективные качества, как степень переживания опасности.

Следующую статью я начну с обсуждения ресурсов сторон, вовлеченных в поствыборные баталии.

Автор - президент Фонда ИНДЕМ

Продолжение следует