Начнем с того, что платформа для объединения различных политических сил отличается от предвыборных лозунгов, выработка которых представляет отдельную задачу. Речь может идти о позициях, являющихся консенсусными для всех участников объединительного процесса и носящих однозначный характер. В противном случае объединительный проект в самом начале завязнет в бесплодных спорах по поводу трактовки отдельных тезисов — причем, как это бывает у оппозиционеров, не имеющих шансов на быструю победу, с эмоциями и хлопаньем дверьми.

Представим на минуту, что оппозиция, еще толком не объединившись, выдвинет социальные лозунги. Тут же выяснится, что одна ее часть выступает за монетизацию льгот в принципе, но против методов ее проведения, примененных в 2004 году. Другая же часть принципиально против монетизации и при этом за сохранение (а, быть может, и расширение) советской системы льгот. Третья тут же предложит вариант модификации льготной системы. Четвертая, посмотрев на эту дискуссию, просто тихо удалится. То же самое относится к здравоохранению и образованию. Должны ли они быть полностью бесплатными? Или на 90%? Или на 70? И так далее. Все эти вопросы можно согласовать в рамках общего проекта, но только в том случае, если он уже существует, а не находится в стадии формирования.

В современной России, при всей важности социально-экономической тематики, нет вопросов из этой сферы, которые можно было бы сформулировать в одном-двух словах. В начале ХХ века в европейских странах такой темой был восьмичасовой рабочий день — сейчас многие россияне готовы работать по 10-12 часов для того, чтобы сделать карьеру (лидеры) или свести концы с концами (аутсайдеры). В Боливии первой половины 50-х годов был мощный общественный запрос на национализацию оловянных рудников — в России требование национализации крупной индустрии способно расколоть не только оппозицию, но и общество в целом. Можно привести много других примеров, не меняющих сути дела.

В то же время политические темы носят значительно более консенсусный характер. Демократия (без дополнительных словесных определений), свобода слова, собраний, демонстраций, печати, совести, независимая судебная система, нормальные конкурентные выборы — эти положения могут быть приемлемыми для широкого спектра вменяемых политических сил, которые различаются между собой по многим другим аспектам их партийных программ.

Кроме того, демократические принципы позволят отделить те политические силы, с которыми либерал не может вступать в какие-либо коалиционные соглашения без опасности утратить собственную идентичность и, в конце концов, оказаться политическим банкротом. Михаил Делягин говорит о коалиции 1993 года, носившей разношерстный характер — в нее входили коммунисты, националисты, а также часть радикальных демократов, которые не смогли «встроиться» в режим Бориса Ельцина. Чем все закончилось, хорошо известно — бывшие демократы оказались в аморальном союзе с гг. Макашовым и Баркашовым. Причем союз оказался не только аморальным, но и крайне неудачным для тех, кто защищал Белый дом дважды (в 91-м и 93-м). Макашова спустя некоторое время выбрали в Думу, где он продолжил свою карьеру политика и антисемита, а отставные демократы оказались никому не нужными.

Теперь о том, что «честные либералы просто недооценивают значимость для населения целей, которые сами эти либералы в личном качестве уже давно достигли». Этот тезис — да и то частично — актуален для 90-х годов, времени «бури и натиска» для либерального политического движения, когда многие важные темы, реально волнующие население, действительно оставались для него за кадром. Частично — потому что «Яблоко» уже тогда выдвигало продуманную социальную программу, которая не смогла «дойти» до избирателей по многим причинам, не имеющим прямого отношения к программным положениям (от общей биполяризации политического процесса в 90-е годы до сложившегося образа Явлинского как теоретика, не способного решать практические задачи). Однако сейчас ситуация выглядит иначе. СПС в течение некоторого времени небезуспешно апеллировал за поддержкой к пенсионерам, что, видимо, стало одной из главных причин его конфликта с Кремлем (правые неожиданно начали отбирать часть электората «Единой России»). Республиканская партия Владимира Рыжкова в своей программе заявила о неприемлемости для нее подхода, согласно которому «сначала надо поднять экономику, а уж потом вкладывать в социальную сферу».

Проблема в том, что самые яркие социальные инициативы становятся электорально бессмысленными, если партия не может не только участвовать в выборах, но вообще существовать. Тем же самым республиканцам регистраторы насчитали 38 тысяч членов, после чего партия была ликвидирована, несмотря на то, что ее лидеры убедительно доказывали, что в ее списках более 50 тысяч, чего было достаточно для существования РПР. А масштабная кампания, развернутая против СПС, сломала все электоральные планы партийных лидеров, в том числе основанные и на «социализации» программных установок. Таким образом, Александр Рыклин полностью прав, говоря о взаимосвязи политических и социальных требований (при том, что со стилистикой его ответа Делягину согласиться никак невозможно — она может лишь сократить количество сторонников будущего оппозиционного проекта).

Представляется, что в современной России может быть востребована серьезная оппозиция — если не сейчас, то в среднесрочной перспективе. Роль либеральной бюрократии в модернизации страны, как и в прежние периоды российской истории, остается значительной. В этом вопросе я не могу согласиться с радикальными критиками власти — свою позицию я намерен изложить в следующей статье в «ЕЖе». Но без реальной партийной конкуренции нельзя создать устойчивую политическую систему, способную функционировать в нормальном режиме. Только оппозиционный проект получает шанс на реализацию в том случае, если его изначально не сотрясают программные разногласия.

Автор — вице-президент Центра политических технологий