Александру Рыклину
на его пятидесятилетие

Рыклин!

Весть о твоем грядущем «полтиннике» застала меня в Греции, на Пелопонесском полуострове, где в паре километров друг от друга греются под солнышком населенные пункты с названиями Лира, Таланта и Метаморфоза.

Кнопка остановки лифта зовется здесь «летаргия», а сам подъемный механизм — «метафора», что, если вдуматься, глубоко верно. Она ведь может поднять, метафора, а может и опустить…

Неподалеку отсюда родилась Елена, которая, говорят, не была такой уж прекрасной, но сгодилась как повод для войны и эпоса.

Хорошо быть Гомером, Рыклин.

Плохо быть политическим обозревателем.

Гектор, Ахилл, Менелай… Один круче другого, кровищи, как в Урус-Мартане — и надо быть совсем слепым, чтобы наслаждаться величием происходящего.

А когда дело к полтиннику, как нам с тобой, то любовь ли, война, а паузу уже хочется длиннее, чем в гекзаметре.

И вообще — не правда ли? — представление о главном наслаждении жизни помаленьку сдвигается от всевозможных, в разной степени прекрасных елен к редкой возможности уснуть по-человечески.

Чтобы хотя бы ночью в черепе не долбил дежурный дятел, заведующий злобой дня.

Счастье? Это лежать на берегу какого-нибудь понта, и чтобы понт был без особенных понтов, а вроде этой пелопонесской глуши — и закрывать глаза под метроном прибоя с непременным условием: чтобы уже не помнить их никого, никого!

Грызлов? Позвольте, позвольте… да-да, что-то такое было… говорило, усами шевелило… И был у него еще начальник… как же его звали, маслянистого? Ах, уже не упомнить… Имя — как корова языком слизала. Ах, какая прекрасная корова!

Друг Рыклин! Один древний грек говорил, что в молодости и зрелости надо жить для Родины, а в старости — для себя. А может, был он не грек, а, наоборот, римлянин, но тогда тем более. Если бы он был еврей, такая антигосударственная крамола тянула бы на погром, но коли эта сибаритская идея достучалась даже до имперской головы, то, наверное, стоит прислушаться.

Да! В старости — для себя!

Объявим старость, Рыклин! Не по всем направлениям, а выборочно. На шестом десятке ты не обязан каждый раз отвечать Сванидзе в письменной форме. Антинародный режим, не обнаружив с утра на своей заднице отпечатка твоей ноги, застынет в недоумении и будет взят врасплох течением истории.

Я со своей стороны тоже готов взять паузу на полповорота исторической спирали.

Нет, правда! Давай всех обманем и свинтим в сторону женщин. Они же нас любят. Не все, конечно, но у кого получше со вкусом, любят. Оглядим с теплом окрестных детей — они такие милые! Вдруг наши? Я тебе больше скажу, Рыклин! Мы даже не обязаны на старости лет болеть за «Спартак». Лондонский «Арсенал» тоже играет в красно-белом.

Короче, есть варианты.

И хрен с ними со всеми, от которых надо пить на ночь валокордин.

Я тебя поздравляю — и обязуюсь, в самом скором времени, войти вслед за тобой в счастливое шестое десятилетие. Жди там.

Твой Виктор Шендерович