Последние годы в кругу более или менее интеллигентных людей стало модным хвастаться привычкой не смотреть телевизор. Имеют в виду, конечно, информационные и политические передачи. Рискуя прослыть интеллигентом, признаюсь, что я их тоже не смотрю. Недавно, правда, смотрел инаугурацию — вместе с другими телезрителями пожалел грустного Путина. Но это к слову. Я еще не смотрю много чего по телевизору. Но иногда люблю играть с пультом, быстро переключая каналы. Считается, что это проявление мужского синдрома: стремления к управлению жизнью. Сам же я думаю, что это проявление оставшейся во мне романтической надежды: вдруг увижу что-то интересное. И тут как-то, играю с пультом, и вдруг вижу знакомое лицо Володи Кара-Мурзы, привычно произносящего новости. Сначала я подумал, что уже произошла революция: в Кремле Буковский, в Белом доме Касьянов, а в Думе — Каспаров с Лимоновым. Однако прислушался и слышу: стеб веселый. Оказалось, что это церемония награждения в конкурсе «Серебряная калоша». Я перестал щелкать, но было поздно: демонстрация записи шла к концу.

Но самое забавное произошло в финале — я, собственно, из-за этого все и рассказываю. Под занавес все участники веселого праздника вышли на сцену и дружно, душевно, вдумчиво, в полном контрасте с предшествующим прикольным действом, начали петь. Это была замечательная лирическая песенка из старого милого телефильма «Мэри Поппинс». Там еще есть такие слова: «Он придет, он будет теплым, ласковым, ветер перемен». Я сначала порадовался дружному исполнению славной песни, затем удивился: что это они, собственно, ее петь начали? А потом задумался. И вот к чему я пришел, сейчас поделюсь с Вами, поскольку мне это кажется важным и сопряженным с темами нашего обсуждения.

В зале собрались наиболее талантливые представители российской поп-культуры. Они много ездят по стране и много видят. Они чувствуют людей, их настроения. Они чувствуют время, ибо чувствовать — это их профессия, независимо от того, в какой форме они реализуют свой талант. Они совсем не лишены вкуса, поэтому они страдают, также как и многие другие, от омерзительной эстетики путинского режима. Они чувствуют потребность в каких-то переменах и даже ждут их. Но они хотят, чтобы они были «теплыми и ласковыми».

Вот тут-то и проблема. Не получится теплых и ласковых перемен. Они невозможны, ибо все слишком запущено. Кто читал мои предыдущие статьи, поймет, о чем речь. Спокойные перемены — это удел нормальной демократии. Мы же обречены на потрясения, следствием которых могут стать перемены. А могут и не стать. Это неизбежная расплата за наш конформизм, за пофигизм, за гражданскую лень; за радостное умение присоединяться к общему упоению потреблением, вызванным потоком незаработанных нефтяных денег; за рабское упование «на сильную руку»; за попустительство воровству и соучастие в нем; за инфантильную надежду, что беспредел власти — для других, что он не дотянется до меня, любимого; за многое другое, что каждый из нас без труда обнаружит в себе при некотором усилии.

Мой длинный цикл статей на самом деле и посвящен попытке объяснить неизбежность потрясений, когда общество отпускает власть в зону бесконтрольности. Одно из двух: либо разлагаться вместе с властью, не рассчитывая на перемены; либо постоянно делать усилия, рассчитывая на себя, а не на «сильную руку», удерживая власть под контролем и препятствуя любым ее попыткам ускользнуть из-под него. В промежутке — зона неизбежных потрясений.

Ладно. Все написанное выше напоминает этакий преждевременный финиш. Бог с ним. Надо возвращаться к нашему обсуждению.

Предыдущая статья «Транзит-16» закончилась перечислением возможных опасностей, которые в краткосрочной перспективе могут вызвать страх силовой бюрократии и толкнуть ее на сговор с новым президентом (как славно, что теперь не надо добавлять «избранным» — идиотское прилагательное, которое призвано было все время напоминать Медведеву, кем и зачем он избран).

Мне осталось указать еще на один источник страха. Это кризис управляемости страной. Я о нем упоминал неоднократно. Также ясно, что его обострение неизбежно в силу как минимум двух причин. Первая — обострение конфликта внутри бюрократии, вызванного транзитом власти как таковым и сопутствующей ему кадровой «перезагрузкой» с ее неформальной спецификой, о которой я писал выше. Вторая причина — двоецарствие, которое будет проявляться даже не столько во взаимоотношениях между президентом Медведевым и премьером Путиным, сколько в конфронтации между стоящими за ними отрядами бюрократии. Нелепая и неясная для всех конструкция власти будет усугублять ощущение нестабильности и, тем самым, подхлестывать воровство (хватай сегодня, завтра не достанется!). Потеря управляемости, ощущаемая верхней властью весьма отчетливо во всех сферах, страшна своей непредсказуемостью — никогда неизвестно, где, когда и что грохнет. Непредсказуемость неизбежно порождает страх.

Итак, ранее мною были названы четыре потенциальные опасности, в отношении которых можно было предположить, что они способны вызвать страх, который толкнет силовиков к Медведеву. Вот они:

1. Политика Медведева и его команды.

2. Крупные теракты на территории России.

3. Социальная нестабильность.

4. Кризис управляемости.

Я отмел две первые и указываю, как на более реальные, на две последние причины. Первые две опасности относятся к категории тех, про которые наши силовики могут решить, что справятся с ними своими привычными средствами. Это, что называется, локализуемые (в их представлениях) опасности. А против них, следовательно, можно эффективно применять (так они рассуждают) методы спецслужб. Не будем оценивать обоснованность их надежд. Для нас важно их наличие. А вот опасности из второй пары не относятся к числу локализуемых. Значит, для их устранения мало только спецслужб — нужны консолидированные усилия государства и гражданского общества. Сомневаюсь, что наши чекисты способны на мобилизацию таких ресурсов — пока они демонстрировали способность их разрушать. Значит, здесь им может понадобиться союз с президентом. Несущественно, способен ли он на такую мобилизацию. Важно, что ему могут приписывать эту способность.

Мне не хватит квалификации представить себе, как это может происходить в случае необходимости аврального решения социальных проблем. Тут лучше поспрашивать такого профессионала, как Гонтмахер. А вот про вторую опасность я понимаю больше, а потому намерен рассказать дальше о том, что и как может приключиться с борьбой за управляемость.

Не берусь предсказать, где грохнет, что станет спусковым крючком страха. Но легко предвидеть, как президент объявит о том, что «больше нетерпимо», что «страна столкнулась с критической угрозой», и что «причиной всему — всеобъемлющая коррупция», которой он «объявляет войну» и что он «просит поддержать его всеми силами государства и общества». Будет здесь и прямое обращение к силовым и правоохранительным структурам государства. В прессе начнется мощная кампания против коррупции, и довольно скоро основной мишенью станут как раз спецслужбы, прокуратура, милиция. Ведь они должны бороться с коррупцией! А сами!..

Вот тут-то и начнется торг. Он будет происходить вокруг вариантов стратегий борьбы. Не буду описывать альтернативы: о них много написано в работах Фонда ИНДЕМ. Сразу перейду к результату: победит тривиальная стратегия устрашения. Во-первых, она выгодна силовикам, поскольку при такой стратегии они становятся главными исполнителями. Во-вторых, она способна дать быстрый, видимый (хотя и временный) результат. В-третьих, она примитивна, как их инстинкты. В-четвертых, ее простота соответствует их упрощенным представлениям о природе коррупции. В-пятых, альтернативные стратегии невыгодны силовикам, поскольку они сопряжены как минимум с необходимостью запуска правовых механизмов. А как ни прискорбно, нормальное функционирование правовой системы несовместимо с работой нынешних «институтов легитимного насилия» в России. Милиция, прокуратура, службы безопасности нашей страны давно находятся вне зоны права (за редкими исключениями).

Следует отметить, что борьба верхушки авторитарной власти против коррупции — весьма распространенный сценарий. Немало подобных режимов боролось с низовой коррупцией, пытаясь повысить эффективность командного управления. И обычно они применяли именно силовые стратегии. Как я уже отмечал, это давало лишь временный эффект. Но уж чего точно удавалось добиться, так это переключения коррупционных потоков на более высокий уровень власти. Нет оснований сомневаться, что подобное произойдет и у нас, коль скоро описываемый мною сценарий реализуется.

Но гораздо интереснее другие эффекты, специфические для России. Уместно снова воспользоваться исторической аналогией. Наша страна сравнительно недавно уже переживала опыт повышения управляемости силовыми методами. Этим активно занимался Андропов. Тогда начинали с отлова сачков в рабочее время по баням и кинозалам, а заканчивали масштабными антикоррупционными преследованиями руководителей союзных республик, погрязших в воровстве. В результате — развал СССР.

Какая связь, спросите вы. Ответ ясен. Одной из важных склеек многих империй является неформальный договор элит. В частности, элиты метрополии предоставляют относительную свободу воровства колониальным элитам в обмен на лояльность последних. Коррупционные преследования Андропова были восприняты элитами союзных республик как односторонний разрыв договора. Поэтому, как только проявилась слабость и неустойчивость власти метрополии, они прыснули в стороны. Это внесло свой весомый вклад в развал СССР.

Я не виню Андропова за попытку борьбы с коррупцией. Более того, я разделяю его недовольство ситуацией. И тогда никто в СССР не представлял иных возможностей, помимо примитивных силовых. Это соответствовало тогдашним представлениям о коррупции. Хорошо помню одну записку брежневских времен, подготовленную в КГБ для Политбюро ЦК КПСС. В ней говорилось о росте злоупотреблений и взяточничества. Причиной называлось «ослабление кадровой работы партии».

Я использовал этот исторический пример, чтобы показать, как использование примитивных средств для решения крайне сложных проблем может приводить к непредсказуемым разрушительным последствиям. Если прибегнуть к предельно мягкой формулировке, то нужно сказать так: нынешняя Россия не застрахована от подобных последствий схожих действий.

Увы, это далеко не единственная опасность. Еще более ожидаемо использование усиления противодействия коррупции в качестве инструмента межклановой борьбы…

Я уже завершал статью, с тем чтобы отправить ее в редакцию, как пришло сообщение: Медведев создает (опять, как Путин) Совет по противодействию коррупции и межведомственную комиссию. Что интересно: Совет он, в отличие от Путина, возглавил сам, а руководителем межведомственной комиссии сделал Нарышкина — руководителя своей администрации. Серьезный подход. Хороший старт для торговли. Началось.

 

Продолжение следует

Автор - Президент Фонда ИНДЕМ