Ее нет уже почти полгода: 27 декабря во время многотысячного митинга в городе Равалпинди террорист-смертник сначала открыл огонь по автомобилю Беназир Бхутто, а потом взорвал спрятанный под одеждой "пояс шахида". И Пакистан обрел сразу двух шахидов (погибших за веру): сторонники убитой Беназир теперь так называют ее, а радикальные исламисты того убийцу, что вместе с собой и Бхутто унес жизни еще 26 человек.

 

До сих пор, однако, в стране не утихают споры, кто же убил Несравненную (как переводится с урду слово "беназир"). Оппозиция винит власти, те — исламистов, улица, всегда активная и влиятельная на Востоке, порождает все новые слухи, от заговора убийц, "подосланных безбожным Западом", до "заговора внутри самой семьи Бхутто".

 

"Террористы, кем бы они ни были, попали в сам Пакистан. Это я не к тому, что Беназир во многом была символом нашей страны для остального мира. А к тому, что она была символом всех тех противоречий, коррупции, семейственности в пакистанской политике. Но при этом она же была и символом надежд на перемены к лучшему", — говорит известный журналист Аяз Ахмад. И тут же добавляет: "Но главного Беназир, пожалуй, добилась. Политические муллы проиграли".
Действительно, многие политические обозреватели в мире (не исключение и Россия) предсказывали в Пакистане некую мусульманскую революцию. Однако на всеобщих парламентских выборах, которые произошли вскоре после гибели Бхутто, шумные религиозные партии провалились, с трудом набрав менее десятка мест в парламенте.

 

В самом Пакистане, впрочем, победы "религиозников" никто и не ждал: местный обыватель был напуган всеми этими терактами и взрывами, событиями в Красной мечети, убийством Бхутто не меньше, чем зарубежные обозреватели, и проголосовал за других. Исламисты проиграли даже в тех регионах, которые традиционно считались их вотчиной (например, в северо-западных районах афганского пограничья). Словом, сторонники жесткого шариата потеряли популярность и теперь вынуждены оправдываться, мол, "мы тоже осуждаем террор".

 

Главный вопрос, который задают пакистанцы друг другу сегодня, спустя полгода после гибели Бхутто и первых за 11 лет свободных выборов: а кто все-таки выиграл?
На выборах в феврале оппозиция с большим отрывом обошла проправительственную партию, поддерживавшую президента Мушаррафа. 120 мест в 342-местной Национальной ассамблее получила Партия пакистанского народа (ППН), чьим лидером была экс-премьер Беназир Бхутто, а теперь у руля встали ее сын и вдовец. На второе место вышла Мусульманская лига Пакистана (Н) (МЛП-Н), получившая 90 мест — ее возглавляет другой экс-премьер Наваз Шариф.
Эти две партии и сформировали правящую коалицию, выступающую под демократическими лозунгами. "Демократия — наша цель и лучшая месть убийцам Беназир", — заявили представители союза двух партий.

 

В истории этих партий много общего: Беназир Бхутто и Наваз Шариф дважды сменяли друг друга на посту премьера в 90-е годы, а потом были вынуждены отправиться в изгнание. И Бхутто, и Шариф вернулись в Пакистан осенью прошлого года, чтобы лично руководить своими сторонниками на выборах. Главное, однако, что эти две партии, как и их лидеры, были решительными противниками друг друга. Напомним, что Наваз Шариф, будучи премьером, инициировал расследование против клана Бхутто, обвинив его в коррупции, в результате чего муж Бхутто Асиф Али Зардари попал в тюрьму, а Беназир покинула родину. Впрочем, вскоре и сам Наваз был арестован, а потом выслан пришедшим к власти генералом Мушаррафом.
Пакистанская пресса тут же окрестила демократический союз "союзом кошки и собаки". Журналисты ряда политических изданий рассказали корреспонденту "ЕЖ", что организовали что-то вроде тотализатора: принимают ставки на то, как долго продержится эта коалиция — год, полтора или два. На больший срок пока никто не загадывает.

 

Впрочем, первый кризис случился меньше чем через два месяца: В середине мая девять министров из партии Наваза Шарифа заявили, что подают в отставку. Причина спора: разногласия с партнерами по коалиции по одному из вопросов. Союз старых врагов все же удалось спасти: новый премьер Гилани отставку министров не принял, и обе стороны заявили, что готовы сотрудничать друг с другом. Очевидно, желание свалить общего противника президента Мушаррафа "демократическим путем" пока берет верх над прежними обидами.
Самого президента Мушаррафа, экс-военного лидера, который лишь в прошлом году снял погоны и стал "гражданским президентом", поддерживала Мусульманская лига Пакистана (К) (МЛП-К). Она получила всего 51 место и не попала в правящую коалицию. Сторонникам президента ничего не остается, как тоже клясться в верности демократическому выбору. В итоге, как с улыбкой сказал "ЕЖ" политолог Камран Хан, "в парламенте сидят более трех сотен верных демократов, с трудом переносящих друг друга".

 

Сторонники железной руки (а в Пакистане их тоже немало) теперь ехидничают, мол, "вот она, ваша демократия: с ней приходит коррупция, склоки, проблемы!" "Генерала Айюб-Хана бы теперь, он бы навел порядок", — громко сетуют поклонники диктатуры (из всех военных диктаторов, правивших в Пакистане, именно этот почему-то пользуется наибольшей популярностью в их среде).

 Заявления поклонников жестких мер поражают знакомой риторикой, дескать, Пакистан — особая страна, "сохранившая веру и духовность", и потому "нам нужен особый путь". "Сильная рука необходима, чтобы обеспечить выживаемость многонациональной исламской державы" перед лицом угрозы "недружественных соседних стран". И д.т. и т.п.
Кое в чем с ними не поспоришь: когда у власти были "демократические" Бхутто или Шариф уровень коррупции был очень высок, власть делили кланы, объединенные по региональному признаку.

"Во многом это правда, — признает и журналист Аяз Ахмад. — Кроме одного: военная власть вовсе не является альтернативой коррупции. Наоборот, "погоны", дорвавшиеся до власти, расплодили ее ничуть не меньше. И их власть тоже "для своих", разница лишь в том, что распределяется она не по принципу «кто где родился», а по принципу «кто с кем служил»".
По мнению моих знакомых, "железная рука" лишь загоняла вглубь, а не решала проблемы, которые вышли на поверхность после первых за 11 лет свободных выборов. "Демократические выборы — это не итог. Это только начало процесса. А проблемы еще будут", — добавляет Аяз.
Аяз и его друзья уверены, что только открытость власти, ее заменяемость могут победить коррупцию и прочие беды Пакистана. Необходимо, чтобы правители знали, что их могут и сменить, и посадить за нарушение закона. "А то и повесить за коррупцию", — замечает все тот же Аяз. Излишней терпимостью мой приятель тоже не страдает.

Скептики утверждают, что демократы смогли добиться столь решительной победы не в последнюю очередь в результате того, что Беназир была убита. Мол, эта трагедия "сагитировала" за ее партию лучше всяких лозунгов.
Беназир Бхутто действительно была противоречивым политиком. Но, несомненно, весьма решительной и смелой женщиной. Теперь ее муж, некогда обвиненный во взяточничестве, руководит парламентским большинством. Тем не менее, либерально настроенные пакистанские журналисты после многих лет пессимизма преисполнены надежд (правда, готовы при этом критиковать новые власти ничуть не меньше прежних военных властей).
Главное, "политические муллы" проиграли. Во всяком случае — пока.

Фотографии автора