На размышления, которыми я хочу поделиться, меня натолкнул мой товарищ (я, во вяком случае, его таковым считаю) А. Подрабинек своим выражением «странная логика, политическая». Хочу заметить, что странной или, попросту говоря, нерелевантной, неуместной, некорректной политическая логика становится тогда, когда ее применяют к принципиально неполитическим проблемам, т.е. вне ее логико-предметной области. При решении же собственно политических задач применение политической логики абсолютно разумно, и сама она вовсе не является странной в этих обстоятельствах.

С моей точки зрения, Подрабинек — не политик, а правозащитник. Соответственно, его логика — правозащитная, т.е. единственно верная при решении определенного рода задач, но отнюдь не универсальная. Правозащита и политика — не одно и то же.

Согласно популярному афоризму, политика — искусство возможного. По аналогии я определил бы правозащиту как искусство идеального. К сожалению, идеальное и возможное почти никогда не совпадают. Соответственно, логика рассуждений и действий в двух этих сферах, областях человеческой жизни не бывает и не должна быть одинаковой.

Поэтому соглашусь с Подрабинеком, что выбор «либо с Кремлем, либо с красными» действительно не существует. Но для меня, позволю себе рискнуть навлечь на себя еще и дополнительный гнев коллег и единомышленников, этот выбор не существует не потому, что правильный ответ — ни с теми, ни с другими. А потому, что и с теми, и с другими, и вообще — с любыми политическими силами. Я считаю, что разговаривать и договариваться можно с кем угодно, важно — о чем и как.

А. Кара-Мурза не раз рассказывал, что древнегреческое слово «политики» вошло в европейский обиход во Франции во времена противостояния в Европе католиков и протестантов. Так назвали себя интеллектуалы и общественные деятели, среди которых были и католики, и протестанты-гугеноты, стремившиеся организовать диалог между противоборствующими сторонами. Во многом благодаря их усилиям ряд кровавых эксцессов, включая Варфоломеевскую ночь, не перерос во Франции в столь полномасштабную религиозную войну, как во многих соседних странах.

Разумеется, смысл слова за прошедшие века сильно изменился. Да и я, конечно, не посредник, а участник конфликта. Но все же я, например, был участником переговоров с террористами в Буденновске, и персонально — с Ш. Басаевым. Они были, безусловно, преступниками, о чем, кстати, им прямо говорилось — С.Ковалевым, в частности. Никто из нас не получал от этого общения удовольствия, но ведь мы на это и не рассчитывали. У нас была прагматичная, утилитарная задача — освободить заложников. Шанс добиться этого давали только переговоры с теми, кто их захватил. Тогда преступники ушли, в основном, живыми и безнаказанными. Альтернатива была продемонстрирована в «Норд-Осте» и Беслане. Кого-то она устроила. Меня — нет. И позволю себе напомнить, что с Басаевым договаривался не только С. Ковалев и другие правозащитники, но и В. Черномырдин. Считаю, что это был пик его политической карьеры и всегда буду благодарен ему за то, что и как он сделал. Надеюсь, что не я один.

Поэтому я готов к переговорам хоть с Кремлем, хоть с «ЕР» — в гласном и открытом режиме — обо всем, что, например, записано в документах Национальной ассамблеи — от честных, справедливых и равных выборов до освобождения политических заключенных. Если так и об этом — я готов. Но только так и только об этом. И тогда я буду вынужден разговаривать с теми, кто будет представлять противоположную, или, как иногда говорят, противную сторону, независимо от того, кто это будет. Да, мне будет приятнее, если это будут депутат ГД из фракции «ЕР» Б. Резник и министр, один из лидеров «ЕР» С. Шойгу. Но я не могу не понимать, что в чем-то даже надежнее будет договориться с гебистами Н. Патрушевым, В. Путиным и, как говорят, антисемитом В.П. Ивановым. А, главное, кого «они» пришлют, с теми и буду разговаривать. Даже с антисемитами. Потому что их антисемитизм в этих обстоятельствах — не более чем их личные, пусть для меня и неприятные, особенности. По крайней мере, до тех пор, пока, если иметь в виду эти гипотетические и, конечно, фантастические переговоры, я или другие наши представители не отойдем от собственных принципов, зафиксированных, в том числе, и в документах Национальной ассамблеи, и не согласимся обсуждать допустимость дискриминации граждан по национальному, расовому и религиозному признакам. Вот этого я не сделаю никогда.

Конечно, никакие договоренности не гарантируют нас от возможного обмана. Но повысить шансы можно. Надо, во-первых, составить текст договора разумно — как по предмету, так и по гарантиям, а, во-вторых, сделать предмет договоренностей и их условия максимально известными и понятными гражданам, дабы в случае чего все могли осознать, кто здесь обманщик. Если же выяснится, что обществу безразличны ложь и насилие, то бороться за политическое и нравственное будущее такого общества просто глупо. Так что эти гарантии — и необходимы, и достаточны. Хотя, еще раз подчеркну, априорных гарантий соблюдения договоров не существует. Нигде. Ни в политике, ни в коммерции, ни в браке. Нет такого брачного контракта, который гарантировал бы от супружеской измены. Ее, как известно, даже пояс верности не гарантирует. Так что ж теперь, не жениться, что ли?

А в рамках Национальной ассамблеи ни сейчас, ни в будущем никто ни на ком не женится. И даже не создает блоков и коалиций. Задача состоит в том, чтобы договориться о правилах политической игры. Договориться таким образом и о таких правилах, чтобы это устроило все стороны, все силы — те, которые уже есть, и те, которые, надеюсь, еще подтянутся. Ничего плохого или легковесного в слове «игра» нет, и это понятно не только Г. Каспарову — великому игроку в шахматы, но всякому, хоть немного знакомому с теорией игр. Главное качество выборов — правила, одинаковые и справедливые для всех, которые известны заранее, а результат заранее неизвестен. Это подходит и к любой спортивной игре. Вообще хорошо, когда политика напоминает скорее спорт, чем войну. Тогда не только нет жертв, но у проигравшего всегда есть шанс победить в будущем.

И, кстати, моя радость от недавней победы «Зенита» не была меньшей из-за того, что за него также болеют А. Миллер, В. Зубков и, вроде, даже Д. Медведев. А сколько среди поклонников клуба, которому я симпатизирую уже 45 лет, расистов и антисемитов, я вообще никогда не задумывался. Хотя их наверняка немало, как и сторонников режима. Я никого не задел тем, что болею за «Зенит» вместе со всеми этими гадами?

Так вот я не знаю, сколько в Национальной ассамблее антисемитов. Наверняка они там есть. Так, насколько я знаю, их и в России, среди ста с чем-то миллионов, немало. Как и других людей, чьи взгляды мне или не близки, или вовсе для меня неприемлемы. Для меня свободные выборы — это еще и возможность узнать, сколько граждан России действительно поддерживает В. Путина и «ЕР», а сколько тех, для кого основная идея — борьба с еврейской угрозой. И те, и другие есть везде, даже на форуме «ЕЖа». Но есть и другие, очень разные. Я хочу знать, какая на самом деле у нас страна, для меня и моих детей это важно. Я почти уверен, что результаты свободных выборов для доморощенных нацистов будут разочаровывающими. Но лишить их шансов на власть имеет право только народ, граждане, избиратели.

А на заседании Национальной ассамблеи, кстати, никаких проявлений национальной или иной какой-либо нетерпимости не было. В том числе и потому, что атмосфера не располагала. Это очень важная вещь — атмосфера. Достаточно обратить внимание на то, как, например, действует на очень сложных людей атмосфера «Эха Москвы». М. Шевченко на «Эхе» и на Первом канале — это два разных человека. В «Открытой России» был проект «Школа публичной политики», в котором я непосредственно участвовал. Через него прошли тысячи молодых политиков, среди них — сотни единороссов. Эксцесс был. Один. Именно в рамках этого проекта я впервые в рабочей обстановке взаимодействовал с лимоновцами и акаэмовцами. Все было нормально. А те же лимоновцы на праймериз в «Другой России»? Да, они боролись в первую очередь, а иногда и исключительно, за своих, а не за наших (я имею в виду кандидатов из ОГФ). Но это же нормально. И боролись тоже нормально и корректно — агитировали, договаривались, создавали коалиции. Любо-дорого было смотреть.

Такого рода примеров современная политика знает немало. Лидер парижских леваков в мае 1968 г. Д. Кон-Бендит стал одним из руководителей фракции «зеленых» в Европарламенте. О «казусе Януковича» уже вспоминали много раз. Д. Ортега сначала проиграл, а затем победил на свободных выборах в Никарагуа. Вряд ли он сегодня согласится с тем, что винтовка рождает власть.

А уж нам ли в России не знать, какую власть рождает порой винтовка? Но и стремление к чистоте идеологии порой приводит к весьма печальным результатам. Поэтому я готов к переговорам — с кем угодно, и к сотрудничеству со всеми, кто ценит, прежде всего, свободу и хочет жить в атмосфере свободы. В том числе и свободу быть несогласным. Необязательно с Путиным. С кем угодно. Со мной. С Каспаровым. С Подрабинеком. Даже с Новодворской. Поэтому я считаю, что то, как и о чем начала, не более, договариваться Национальная ассамблея — это шаг вперед. Важный, но совсем-совсем не последний. И при этом — очень логичный.

P.S. Все совпадения с колонкой В. Шендеровича — случайность, а, может быть, и закономерность, но — не плагиат: я свой текст написал до того, как прочитал «Еще раз о пользе правил»...