Яхта губернатора Чукотки Романа Абрамовича «Pelorus» стоимостью 125 миллионов долларов, которая прибыла в центр Северной столицы накануне XII Петербургского международного экономического форума, вызвала повышенный интерес у горожан, сообщает РИА «Новости». Горожане толпами шли посмотреть на яхту миллиардера. Из-за ажиотажного интереса, отмечает РИА, даже возникали невиданные для выходного дня пробки. Региональные СМИ пишут, что интерес к яхте, годовое обслуживание которой превышает 12 миллионов долларов, проявили не только простые горожане, но и VIP-персоны. Так, губернатор северной столицы Валентина Матвиенко пришла в гости к начальнику Чукотки накануне форума. («Эхо Москвы», СПБ).

Я сидел на Би-Би-Си в Лондоне и ждал Севу Новгородцева, он хотел записать меня в очередном выпуске «Би-Би-Севы».

До записи было минут двадцать, и я шатался по «русскому коридору» Би-БИ-СИ, бесцельно заглядывая в комнаты, опустевшие к вечеру. В одной из студий шла запись чего-то аналитического.

Я тихо зашел в аппаратную. Ведущая и двое гостей говорили о России. Один из гостей, молодой, говорил по-русски идеально, было видно, что он из наших журналистов. Второй, пожилой, говорил с сильным акцентом. Сразу узнавался англичанин.

Запись закончились, мужчины вышли из студии и пошли в курилку. Мы познакомились. Молодой действительно оказался журналистом из Москвы, а вот пожилой гость был, как говорили раньше, английским советологом. Теперь его можно было бы назвать исследователем современной России.

Мне этого англичанина стало как-то сразу жалко. И дело не в его возрасте. Он был очень странно одет. Если говорить мягко, то он был одет бедно. И это никак не вязалось с его очень грамотной русской речью. Я подумал, что нас с Британией роднит вот эта бедность пожилых интеллигентных людей. Такой черный, чуть потертый костюм я часто видел на интеллигентных стариках в России. Бедность в одежде дополнял очень потертый портфель, в который он аккуратно положил бумаги.

Я быстро записался у Севы, а потом как-то так получилось, что мы вышли с этим англичанином из Буш-хауса, где расположена радиостанция, и решили пройтись. Был ранний вечер, мне все было интересно, завтра нужно было улетать, поэтому я хотел увидеть Лондон, хотя бы немного. Англичанин спросил, куда меня вести. Я сказал, что к метро, и указал рукой.

— Отлично, — сказал он, — именно там моя машина. Тут нигде не запаркуешься.

Мы шли, и он немного рассказал о себе. У него нет русских корней. Россией стал интересоваться еще его отец. А сам он выучил русский, во-первых, потому, что его заставил отец, а потом ему стало действительно интересно все, что происходит в этой холодной и враждебной стране.

Правда, когда он поближе узнал Россию, он понял, что она не такая уж холодная и враждебная, но это уже не отбило интереса. Вот так он и идет с Россией по жизни, отдавая ее изучению все свободное время, пишет статьи в научные журналы, и его даже считают опытным экспертом. Такое вот у него хобби.

Я спросил, что же он делает в основное время, когда не занимается Россией. Он сказал, что, вообще-то, он на пенсии, но у него есть увлечение. Это лошади.

Разговор перешел на лошадей. Он все про них знал и стал мне рассказывать, какие они бывают красивые, что они почти как люди. И что у британских лошадей какой-то чисто британский характер. Они высокомерно ведут себя с конюхами.

Мне опять стало жалко этого старика. Я себе представил, как он убирает за лошадью навоз, и она, эта лошадь, высокомерно на него смотрит.

Конюх-эксперт, подумал я. Таким я его и запомню.

Мы вышли на другую улицу, где был вход в метро, и стали прощаться.

— А где ваша машина? — спросил я.

— Вон она, — он указал рукой чуть поодаль.

Мои глаза полезли на лоб. Метрах в двадцати стоял роллс-ройс. Он был огромный и очень высокий, как в кино. На капоте блестела знакомая эмблема. Из машины, увидев моего спутника, вышел водитель. Он был одет в красивую униформу, как в фильмах по романам Агаты Кристи или про Дживса и Вустера. Водитель стал у двери машины, ожидая хозяина.

Я понял, что мой спутник не убирает навоз и с лошадьми у него какие-то другие связи.

— Извините, — сказал я. — Может, такое спрашивать не принято, но чем вы занимаетесь?

— Ничего страшного, — улыбнулся старик. — Я занимаюсь разным. И сейчас, чтобы вас совсем добить, скажу вам, что еду в свое имение. Оно, правда, маленькое, но мне хватает. Именно там ипподром и конюшни. И много всего остального. Но все это еще от моего отца. Я мало что добавил. А что вас удивляет?

Я понял, что его можно спросить прямо. А если он обидится, то пусть так и будет. Вряд-ли я его еще когда-нибудь увижу.

— А где ваши дорогие часы и костюм. Ваш облик, простите…

— Я знаю, он не вяжется с машиной, — прервал он меня. — Вы меня не смущаете. А вы посмотрите вокруг, а где их дорогие часы?

Он указал на выход из метро.

Я посмотрел. Из метро выходили люди, и я впервые сформулировал для себя то, что чувствовал весь день и что приписывал самому городу. Все были как-то серо одеты. Хотя «серо» — это неправильное слово. Можно сказать, неброско. В общем, в одежде и аксессуарах доминировали сдержанные тона. Из потока выделялась только молодежь, выстреливая какой-то яркой деталью.

— В центре Лондона трудно парковаться, вот все и едут на метро, — продолжил владелец машины моей мечты. — Вы думаете, это пролетариат? Если это так, то этот пролетариат может много себе позволить. 

— Как-то очень все неярко, — сказал я. — Очень много серого. Все что, прибедняются?

— Нет, боятся оскорбить встречного.

И далее он пояснил, что, может, виновата английская традиция, может, совесть или чувство приличия, а может, тут замешана англиканская церковь, но никто не демонстрирует своего богатства. И если ты идешь по улице, обвешанный бриллиантами, то ты можешь своим видом оскорбить встречного, который не может себе позволить такое купить. И у него испортится настроение, могут даже появиться комплексы. А ведь улица общая.

— Я никогда не хожу на Би-БИ-СИ в костюме, — добавил он, — я стараюсь журналистов не смущать, они там привыкли одеваться свободно.

Поговорив, мы тепло попрощались, и старик сел в машину. Водитель закрыл дверь, и машина бесшумно уехала. А я еще долго стоял и смотрел на выход из метро, вылавливая цветные пятна из аккуратного серого потока.

Вот и вся история.

Я не думаю, что Абрамович, который, как пишут, испытал в жизни много лишений, специально привел свою яхту в Санкт-Петербург, чтобы намеренно унизить горожан. Он привел ее потому, что это часть его новой жизни, которую он себе вырвал у судьбы. Поэтому он ее не стесняется.

О чувствах горожан он просто не думает, несмотря на то, что яхта, как и все прочее, что у него есть, досталось ему не от папы. Вокруг него совсем другая реальность, и комплексам в ней места нет. Говорят, что он очень жесткий человек.

Но горожане его достойны. Они идут на «Яхту Абрамовича», как в кино, и болеют за «Челси», как за русскую команду, не задавая вопросов. У них не портится настроение, а его яхту и все прочее они уже давно признали его собственностью. И когда он на эту яхту дал всем посмотреть, то все пошли, и не только сами, но с детьми, и даже были заторы.  

А Валентина Матвиенко ходила на яхту в гости.

Но, конечно, во всем виноват Чубайс.

Как в кино.