Взрыв для белорусского праздника — что масло для каши: он не помешает Александру Лукашенко и народу веселиться. Потому что если Александр Григорьевич решил поразвлечься, он будет плясать хоть на минном поле. И народу прикажет делать то же самое. И пусть хоть весь мир вокруг взлетит на воздух — приказано праздновать.

День независимости 3 июля — один из любимых праздников Александра Лукашенко. Наверное, потому, что этот праздник он сам для себя придумал. А все, что сделано собственными руками — будь то теракт, поделка из корня дерева или праздник, — вызывает у творца прилив чувств и даже слезы умиления.

Полвека после войны белорусы отмечали 3 июля день освобождения Минска от фашистов. В 1990 году к отмечаемым датам прибавился День независимости. Его отмечали 27 июля: в этот день была принята Декларация о государственном суверенитете Беларуси. Когда Александр Лукашенко стал президентом, он решил, что история государства только начинается и вместо старых праздников нужно придумать собственные, чтобы народ всегда помнил, кому он обязан выходными днями и прочими радостями вроде пива и концертов попсы на каждом углу. Сначала он отменил герб и флаг, придумав собственные: похожие на советские, но не совсем. А заодно и перенес День независимости на 3 июля.

Теперь тех, кто пытается отмечать День независимости по старинке, 27 июля, сажают на 15 суток. А 3 июля праздновать обязана вся страна, причем с размахом: чтобы с утра и до поздней ночи. Это — приказ. Выходной нужно отрабатывать.

3 июля каждый год из последних десяти по городу маршируют военные, физкультурники, многодетные матери с колясками и молодожены в свадебных костюмах, а мимо трибуны, где наслаждается персональным праздником Лукашенко, возят на лафетах достижения народного хозяйства — телевизоры и холодильники. Дребезжит сельскохозяйственная техника, гремит оркестр, машут стягами согнанные по разнарядке студенты и школьники – в общем, праздник. 

Вечером 3 июля сияющий Лукашенко в красной рубахе приехал к месту большого концерта, чтобы петь гимн хором. Это такая специальная игра, она называется «Споем гимн вместе». Любителям поразвлечься, пришедшим к стеле «Минск – город-герой», раздавали листочки с текстом гимна, потому что наизусть его не знает никто. В одиннадцать вечера грянул гимн, а после — попсовый концерт, запланированный до четырех часов утра. Веселиться в государственный праздник нужно масштабно.

Взрыв грянул через полтора часа после гимна. Полсотни раненых, кровь на траве, два десятка «скорых» с сиренами… А милиция, наскоро оцепив место происшествия, выполняет главный приказ по стране: шоу должно продолжаться! Такая мелочь, как взрыв, не должна испортить Лукашенко его собственный праздник. И шоу продолжалось. На сцене тянул свою вечную  комсомольскую песню Лещенко, крутил сальто Газманов, поводила плечами, будто баба с коромыслом, Повалий, а электорат послушно плясал и подпевал рядом с кровавыми пятнами на траве, пока «скорые» увозили раненых.  

Через час после взрыва, когда раненых, портящих своей окровавленной одеждой праздничный вид города, увезли, Лукашенко пришел к месту взрыва. Ровно на минуту надел на сияющую физиономию озабоченное выражение и распорядился: медики должны оказывать помощь, милиция должна расследовать взрыв, народ должен развлекаться. Приказ был выполнен незамедлительно.     

По словам министра внутренних дел Наумова, возле той злополучной сцены толклись полмиллиона человек. Конечно, если бы то же самое количество собралось на митинг оппозиции, его назвали бы «тремя сотнями пьяных отморозков». Впрочем, неважно, сколько их было на самом деле: бомб могло хватить на всех. Но о том, что развлекаться дальше может быть смертельно опасным, было приказано не думать. О том, что людей нужно срочно эвакуировать, остановив этот парад попсы, было приказано даже не заикаться. О том, что взрывное устройство может быть не единственным, было приказано подумать завтра. Оно, кстати, и оказалось не единственным — вторую самодельную бомбу милиция нашла под утро, когда народ, оттянувшись под звуки взрыва и Газманова, отправился наконец по домам. Второе устройство не сработало. Впрочем, если бы и сработало, оно бы тоже не испортило Лукашенко праздник. Увезли бы подальше очередную партию раненых, а может, и убитых — да и пустились бы в пляс.

На следующий день в утренних телевизионных новостях первой новостью шли репортажи о празднике. В телевизоре вновь маршировали физкультурники, бодрые голоса ведущих, напоминающие интонациями пионервожатых, рассказывали, как весело и красиво отметил народ День независимости. После длинных репортажей ведущие новостей скромно сообщали: ночью, правда, произошел небольшой инцидент, но и он не смог испортить людям настроение. Слово «взрыв» не упоминалось вообще. Речь шла исключительно о небольшом инциденте. Министр внутренних дел Наумов сказал, что есть пара десятков пострадавших с легкими ранениями. Позже выяснилось, что раненых — 54 человека, из них трое — в тяжелом состоянии в реанимации.  

Весь день после взрыва милиция усиленно хвалила себя и собственные «оперативные и слаженные действия, которые позволили продолжить концерт». При двух бомбах и пятидесяти раненых уголовное дело возбудили по скромной статье «хулиганство». Да и мотив нашли сразу. Начальник городской милиции Анатолий Кулешов немедленно рассказал, что взрыв  —

это «хулиганство недовольных тем, что в Минске проводится красивый праздник». То есть пришел некто на концерт, увидел, что Газманов на сцене, — и побежал домой сколотить из старой мышеловки бомбу. Потом вернулся и взорвал ее, чтобы испортить красивый праздник. Но не тут-то было!  

Впрочем, со статьей «хулиганство» все яснее ясного. Вообще-то по Уголовному кодексу злостное хулиганство — это нарушение общественного порядка, повлекшее причинение легких телесных повреждений, и три человека в реанимации в тяжелом состоянии уже никак не «укладываются» в ту самую статью 339. А терроризм, согласно УК, — это совершение взрыва, поджога или иных действий, создающих опасность гибели людей. И если бы нечто подобное произошло во время оппозиционного митинга, все силовики в унисон, как пение гимна, заговорили бы о терроризме, а оппозиция в полном составе сидела в тюрьмах. Еще перед президентскими выборами 2006 года тогдашний председатель КГБ Сухоренко предупреждал с телеэкрана, что, по оперативной информации, оппозиция готовит взрывы на площади, и потому те, кто все-таки придет на площадь, могут сесть в тюрьму  за терроризм. Или даже не сесть: «…вплоть до высшей меры наказания», — угрожающе шевелил бровями председатель КГБ Сухоренко. Спустя два года взрыв в толпе все-таки прогремел. И добрые дяденьки из силовых структур с ходу назвали его хулиганством только потому, что был праздник. Личный, изобретенный Лукашенко праздник. Его нельзя испортить терроризмом и прочими страшными вещами. А если уж на празднике взрывается бомба, пусть это будет простым хулиганством.   

И на следующий день долгие торжества не отменили. И Лукашенко в больницу к пострадавшим не приехал, хотя этого ждали все. Он предпочел нацепить военную форму — его любимый карнавальный костюм, — и насладиться игрушечными боями на линии Сталина, где во время войны ни единого выстрела не прозвучало. Ее построили в 1932 году, и четыре укрепрайона оказались в Беларуси, у тогдашней границы с Польшей. А в тридцать девятом СССР оттяпал кусок от Польши, и линия Сталина плавно переместилась от границы в центр Беларуси. Все укрепрайоны демонтировали, и в сорок первом немцы, спринтерски проскочившие эти места без всяких боев, искренне удивлялись, что никакой линии Сталина не существует. Зато теперь она есть — в 20 километрах от Минска. И по праздникам Лукашенко любит здесь поиграть в войнушку. Во всяком случае, после настоящего взрыва в Минске там, на мифической линии Сталина, солдатики в форме Отечественной войны изображали перед Александром Григорьичем кровавые бои, которых не было. С клюквенным соком вместо крови.

Игра в войнушку — это и есть та реальность, в которой  живет Лукашенко. Ее персонажи — оловянные солдатики с деревянными автоматами. Вот почему настоящий взрыв оказался за пределами этой реальности. Да и клюквенный сок куда приятнее на вкус, чем кровь.