Штучная выделка
23 августа 1968 года Александр Галич задал современникам простой вопрос: Можешь выйти на площадь, Смеешь выйти на площадь В тот назначенный час?!
25 августа на этот вопрос ответили Наталья Горбаневская, Лариса Богораз, Павел Литвинов, Виктор Файнберг, Владимир Дремлюга, Константин Бабицкий, Вадим Делоне и Татьяна Баева. Баева на следствии сообщила, что была случайно и «отделалась» отчислением из института. Файнберг и Горбаневская получили спецпсихиатрию и диагноз «невменяемость». Делоне — два года и десять месяцев в колонии общего режима. Дремлюга — три года общего режима. Богораз, Литвинов и Бабицкий — ссылку на четыре года, пять лет и три года соответственно… Судебная коллегия… рассмотрев кассационную жалобу… сочла правильным… вывод суда о распространении осужденными заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а также об организации и активном участии в групповых действиях, нарушающих общественный порядок и нормальную работу транспорта… (из определения судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР).
Лицемерие, провокации и циничная наглость процесса, описанного Натальей Горбаневской в книге «Полдень», исключительно современны. Подставные свидетели, организованное народное негодование, суд с заранее готовым отношением к обвиняемым.
Интересны сами фигуранты. Люди, рожденные в Советском Союзе в сталинские времена. Не понаслышке знакомые с характером Софьи Власьевны, как называли диссиденты советскую власть. Питавшие надежду, а отнюдь не стопроцентную уверенность в том, что их поступок получит отклик. И все-таки — посмевшие… «Как я всегда говорю, мы не думали, что, как только мы сядем у лобного места, так тут же выйдет из Спасских ворот Брежнев и скажет: ой, какой я глупый. Спасибо, ребята, научили, сейчас вывожу танки обратно. Мы этого не думали, мы действительно вышли каждый за себя, за свой стыд и свою совесть. Но странным образом эхо этой демонстрации, и я это наблюдаю на протяжении почти сорока лет, только растет и растет. Значит, что-то такое мы сделали, что не пропало…» — слова Натальи Горбаневской, сказанные в этом году.
«Я чувствовал тогда, что необходимо сказать что-то, когда твоя страна от твоего имени атакует своего маленького соседа, потому, что этот сосед решил изменить некоторые вещи у себя.
Для меня это было важнее всего вот просто спокойно сказать: это не от моего имени, это не я, я не могу это остановить, но я должен выйти на площадь, чтобы хоть кто-то услышал…», — говорит Павел Литвинов.
И ведь действительно было эхо. Были те, кто для себя принимал решение и полностью пересматривал свою жизнь — начинал делать что-то совершенно другое. И в психушки люди из-за этого попадали, и в ссылки, и в лагеря. И не считали ни себя, ни своих предшественников бесполезными романтиками.
Сигитас Тамкявичюс, Архиепископ Каунасский (в прошлом — шесть лет строгого режима за распространение «Хроники Литовской Католической церкви»): «Какая польза, мол, вышли на демонстрацию? Лучше бы что-то придумывали или делали… Как будто зря. Не зря! Они помогали нам, чтобы мы начали мыслить. А когда мы начали там что-то делать, другие видели, и те все аресты, допросы, суды, они для многих стали университетом смелости.
Нас было много, Конечно, те, которые знали о «Хронике», их было мало, но таких, которые думали так, как я, их было очень-очень много… Мы за собой чувствовали людей, например, один раз, когда мы решили написать заявление Брежневу, чтобы нам дали больше свободы, мы собрали 17 тысяч подписей в Литве. Я думаю, этот факт уже говорит сам за себя, и мы это заявление послали Брежневу через ООН…»
Эти люди никак не надуты сознанием собственного величия. Все, что происходило с ними, они вспоминают сегодня без всякого пафоса, напротив, с юмором, делясь разными забавными подробностями.
Горбаневская:
«Я сидела в Бутырке, прошла экспертизу и долго ждала этапа. А это было время, когда в Америке готовился процесс Анджелы Дэвис. Моя соседка по камере на больничке, воровка, вырезала из газеты и повесила на стенке лозунг «Свободу Анджеле Дэвис!». Врачиха пришла, говорит: вы это — что? А та говорит: а что, это — свободу Анджеле Дэвис! Обе друг на друга поглядели, и ничего. Потом меня повезли на этап. Нас сажают в воронок, мы сидим с еще одной психиатрической… Этап идет в Казанскую психиатрическую тюрьму, так что воронок не обычный, а разделен пополам, тут две маленьких клетки женских, а там напротив две больших мужских. Сидим все в темноте, молчим. Потом моя соседка что-то сказала, я ей ответила, а мужики орут: ой, девочки, за что сидите? Я им начала рассказывать, как всегда, про демонстрацию, про «Хронику», про все остальное. Они говорят: о, какие, чужих Анджел защищают, а своих — сажают».
Литвинов:
«Вот знаменитые слова Тютчева, которого я очень люблю: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется, и нам сочувствие дается, как нам дается благодать…». Я в них сильно верю. Интересно, что когда я был на психиатрической экспертизе, той самой, которая впоследствии посадила Наташу (Горбаневскую — «ЕЖ») в сумасшедший дом, я процитировал эти слова, пытаясь объяснить свои действия совершенно нормально, и вдруг я заметил, что все психиатры, которые там сидели, включая знаменитого профессора Лунца, автора всей судебной психиатрии, вдруг они сделали стойку. И я понял, что не должен говорить стихами».
Тамкявичюс:
«Самая радостная весть, которую я узнал, когда был уже в лагере, один раз приехал мой следователь, подполковник Урбонас, и так смеясь спрашивает: скажи ведь же ты был редактором «Хроники»? Я отвечаю, если я редактор, значит «Хроника» уже больше не выходит? А он говорит — выходит!
Это школа отношения к своей стране. Потому что, по идее, страна — это там, наверху. А ты человек маленький и должен решать свои маленькие проблемы, ведь никто их не решит за тебя. Ты можешь потихоньку гордиться рекордными надоями или полетом в космос. А вот стыдно — за страну — тебе быть не должно. И уж терять за этот стыд работу, вид из окна и тепло семейного воскресного завтрака — просто смешно. Разъяснения бесполезны. Каждый выбирает для себя.
Наталья Горбаневская в жизни крошечная, общительная и очень шустрая. Она стремительно ходит, быстро говорит, у нее девчачье ситцевое платье и сигарета, прикуриваемая одна от другой. Она может читать стихи — хоть до утра, по ее собственному признанию — и говорит, что очень рада, если в деле разрушения империи зла был ее хотя бы малый вклад… Литвинов похож на древнегреческого бога эпохи расцвета Олимпа. Если бы, конечно, древнегреческий бог имел в своей биографии работу электриком в читинской области. Тамкявичюс похож на ребенка, ему ужасно интересен весь мир, он двигается и жестикулирует как молодой человек, а ведь осенью ему 75. Только руками он много и тяжко работал. Перстень священнослужителя только подчеркивает натруженность его рук.
Это люди штучной выделки. О них хочется просто рассказать. И сегодня хочется еще раз сказать спасибо им, здравствующим, и тем, кого уже нет на свете. Это те, кто много заплатил — за нашу свободу.
P.S. Хочу поблагодарить также руководителей музея «Пермь-36» Виктора Шмырова, Татьяну Курсину, которые обеспечили возможность общения с этими и другими штучной выделки людьми на ежегодном правозащитном фестивале «Пилорама-2008».