Сразу после подписания нового плана Медведева-Саркози Генеральная прокуратура Южной Осетии заявила, что количество мирных граждан, погибших от грузинской агрессии, превышает 1600 человек. Заявление южноосетинской генпрокуратуры противоречит не только данным такой вредительской организации, как Human Rights Watch, но и такому безупречному источнику, как глава Следственного комитета при Генпрокуратуре Александр Бастрыкин: он назвал цифру в 134 погибших.

В чем смысл разногласий между российскими и южноосетинскими следователями? Конечно, возможно, Бастрыкин назвал цифру в 134 погибших, потому что там погибли 134 человека. Но, откровенно говоря, ничто в действиях СК при прокуратуре и лично г-на Бастрыкина не заставляет предположить, что наши следственные органы страдают низкопоклонством перед фактами.

Напомню, что Южная Осетия — место, в котором со статистикой происходят странные вещи. Так МВД Грузии захватило и представило на пресс-конференции около двух тысяч российских паспортов, которые были заполнены на реальных людей и даже с фотографиями, но подписей в них не было. Такие паспорта резко увеличивали количество жителей, а соответственно и причитающихся им пенсий (которые за владельца паспорта получал кто-то другой). Очевидно, что оформить такие «мертвые души» как «погибших в результате агрессии» было бы кощунственно, но несложно.

В чем же дело? Напомню, что перед войной президент Южной Осетии Эдуард Кокойты был настроен крайне воинственно. «Мы оставляем за собой право ударить по грузинским городам, у нас есть чем их достать», — заявил он в интервью «Независимой газете».

Чем именно «достали» бы — тоже понятно. Еще накануне войны, 6 августа, журналисты, посланные освещать борьбу героического осетинского народа против подлых грузинских захватчиков, простодушно сообщали, что видели «58-ю армию в полной боевой готовности по ту сторону Рокского тоннеля». Так что если бы в ночь на 9-е осетинские и абхазские партизаны, вооруженные танками, самолетами и «Точкой-У», ударили бы по грузинским фашистами и в два дня докатились до Тбилиси, Россия была бы неуязвима для международных санкций. И того же самого 9-го числа премьер Путин, честно глядя в глаза президенту Бушу и президенту Саакашвили (а они все трое 9-го должны были быть на Олимпиаде в Пекине), мог бы сказать, что Кокойты вышел из-под контроля и что вообще он, Путин, не может до Кокойты дозвониться.

Однако, когда Саакашвили нанес удар первым, режим Кокойты оказал ему практически нулевое сопротивление. В Цхинвале не оказалось ни бомбоубежищ, ни укреплений, ни запасов воды и медикаментов — ничего, что необходимо для обороны. К какой же войне готовился режим, если к обороне он не готовился?

Война в Цхинвале опровергла все привычные представления о том, что происходит в городе, который защищают добровольцы, когда в него входят вражеские танки. В качестве доказательств зверства грузин в сети были выложены видео, снятые на мобильники грузинскими солдатами. Эти мобильники были сняты уже с мертвых солдат. На записях хорошо видно, что грузинские танки идут по практически целому Цхинвалу, не встречая сопротивления.

Эта история скорее напоминает советские танки на улицах Праги в 1968-м, чем российские в Грозном в 1995-м. Это тем более невероятно, что ненависть осетин к грузинам и способность их превосходно драться не вызывают никаких сомнений. Я спрашивала сражавшихся в те дни в городе, почему в Цхинвале не было бомбоубежищ, нормальной связи, даже гранатометов, и мне отвечали, что деньги на это были выделены, а вот куда они делись — непонятно.

Очевидно, что неспособность режима Кокойты обеспечить оборону сыграла роковую роль во всей кампании. Даже несколько дней оборонительных боев под Хетагурово, не говоря уже о самом Цхинвале, поставили бы Саакашвили в очень трудное положение. Отчаянное сопротивление захватчикам было бы налицо; Россия имела бы легитимный повод для вмешательства, наконец, не было б никакой надобности в авиабомбардировках грузинских сел и городов, которые начались уже утром 8-го числа, задолго до объявления о вступлении России в войну. Российская армия просто бы прошла в Цхинвал по контролируемой осетинами Зарской дороге — а вместо этого она прорывалась в город два дня.

В довершение всего, в тот самый момент, когда наши войска шли по Транскаму под непрерывной грузинской бомбежкой и артобстрелами, когда штабная колонна 58-й армии, лично возглавляемая командующим Хрулевым, попала в засаду, южноосетинский режим не нашел ничего лучше, чем обвинить в случившейся катастрофе Россию. «Ответственно вам заявляю, русские нас предали», — заявил журналистам, прятавшимся в штабе миротворцев, г-н Чочиев.

Словом, после трех дней тотальной войны, в которой воевали почти исключительно артиллерия и авиация, в которой войска почти не сходились в рукопашной и которая заключалась в том, что грузинские снаряды сносили российские войска с Транскама, а российские бомбы и снаряды сносили грузин везде, где было можно, уже и не было речи о том, что российская армия — это «казаки», «ополченцы» и «добровольцы». Это была 58-я армия, и в качестве хозяина войска Россия сама несла ответственность за агрессию. Российские танки прервали поход на Тбилиси сразу после весьма эмоционального выступления Джорджа Буша.

Таким образом, Кремль не достиг целей той войны, к которой готовился даже не месяцы, а годы. Ни цели-максимум — свержения Саакашвили, ни цели-минимум — расчленения Грузии, блокирования ее коммуникаций. Единственный, кто в результате выиграл, был южноосетинский режим, который не смог преградить путь грузинам, но смог потом за спиной российских войск окончательно решить грузинский вопрос в одной отдельно взятой Южной Осетии. «Мы там все выровняли», — заявил г-н Кокойты, говоря об уничтоженных грузинских селах вдоль Транскама.

Спецкор «МК» Вадим Речкалов, двигавшийся вместе со спутником, пропуск которого «позволял проехать везде», из Цхинвала в Джаву по разоренным грузинским селам, наблюдая сцены мародерства и грабежа, с грустью констатировал: «Наши ребята отдавали свои жизни за то, чтобы эти вот негодяи могли решить свои эти проблемы, чтобы изгнать в принципе этот дух грузинский из этих сел».

Можно предположить, что чувства, которые выразил Вадим Речкалов, владели не только им, но и его спутником, имеющим пропуск. Разные цифры о количестве убитых, названные главой Следственного комитета и южноосетинской прокуратурой, показывают, что между Кремлем и режимом в Южной Осетии все-таки есть существенные разногласия. Альтернативная гипотеза — что Следственный комитет действительно решил посчитать количество погибших — слишком фантастична.