России повезло. Финансовый кризис отечественного масштаба погашен в результате энергичных действий правительства и изменения ситуации на мировых рынках. «Медвежьи» настроения на рынке сменяются «бычьими». Видимо, несколько банков и компаний по итогам кризиса поменяют своих владельцев, но общество просто этого не заметит, так как речь будет идти о финансовых институтах не первого ряда. Кажется, что проблемы носят локальный характер и после окончания кризиса можно вздохнуть спокойно. Пережили дефолт 98-го, пережили банковский кризис 2004-го, переживем и кризис нынешний.

Разумеется, переживем. Только последствия могут оказаться куда более тяжелыми, причем последствия не только экономические, но и социально-политические. Мировой финансовый кризис может привести к существенному снижению инвестиционной активности и, следовательно, к рецессии, которая, в свою очередь, будет способствовать снижению цен на нефть (они и без того существенно упали в последнее время). Это вариант не стопроцентный, но вполне вероятный, серьезно обсуждаемый авторитетными экспертами, вспоминающими об аналогичном советском опыте середины 80-х годов. Кроме того, возникает вопрос о степени устойчивости российских хозяйственных структур, многие из которых недостаточно укоренены в рыночной экономике и слишком зависимы от государства. Когда рушится одна авиакомпания, то это создает проблемы тысячам пассажиров, вынужденных сутками ждать задержанных рейсов в аэропортах по всей стране. Когда сходные проблемы возникают у десятков компаний, речь может идти уже о проблемах как минимум десятков и сотен тысяч людей.

При этом ни бизнес, ни государство, ни общество в настоящее время не готовы не только к масштабному долговременному кризису, но и к длительной рецессии. Бизнес привык к спокойной и относительно размеренной жизни, непохожей на бурные и авантюрные 90-е годы, когда предпринимательская элита проходила жесткий естественный отбор — и многие фирмы выстояли в хаотических условиях 98-го года. Сейчас для предпринимателя важнее быть умеренным и аккуратным (обычно такие качества свойственны чиновникам), не проявлять политической активности (исключая предписанную сверху) и поддерживать позитивные отношения с влиятельными «государственными людьми». Бизнес привык действовать в благоприятной макроэкономической ситуации, длящейся уже почти десятилетие. Предпринимательский дух выветривается, уступая место бюрократическому подходу. Добавим к этому, что значительная часть экономики контролируется государственными компаниями, которые по определению менее гибко реагируют на возникающие риски, чем частный бизнес, способный к более быстрым изменениям.

Государство привыкло жить широко, особенно после 2006 года. Постоянно растут бюджетные расходы, а министру финансов Алексею Кудрину все сложнее сдерживать натиск лоббистов. Только на прошлой неделе фракция «Справедливой России» потребовала его отставки — сразу же после того, как удалось выправить ситуацию на фондовом рынке (ничего подобного сейчас не предпринимает американская политическая элита, несмотря на то, что президентская избирательная кампания входит в решающую фазу). Война на Южном Кавказе «подкрепляет» требования тех, кто настаивает на росте оборонных расходов, способном вовлечь страну в новую гонку вооружений. Но и гражданские группы влияния требуют денег не менее настойчиво. Вспомним также и о таких престижных — и, разумеется, затратных — проектах, как саммит АТЭС во Владивостоке (2012 год) и, особенно, сочинская Олимпиада-2014. Многие решения принимаются исходя из того, что высокие нефтяные цены и экономический рост будут иметь место еще долгие годы. Вспомним, что в начале 80-х годов эксперты пророчили еще пару десятилетий благоприятной ценовой конъюнктуры—– реальность вызвала эффект холодного душа.

Еще сложнее дело обстоит с обществом. Если бизнесмен еще может вспомнить о былых годах и хотя бы частично восстановить прежнюю «хватку», то общество расслабилось еще больше, причем речь идет обо всех его слоях. Пенсионеры привыкли, что им вовремя — день в день — платят пенсии, а за «монетизированные» льготы — еще и компенсации (что в значительной степени примирило их с утраченными привилегиями). Бюджетники считают само собой разумеющимся, что им возмещают потери от растущей инфляции. Молодые образованные, но лишенные практического опыта выпускники вузов рассчитывают не просто на работу, а на высокий стартовый заработок, который в 90-е годы был предметом мечтаний для куда более квалифицированных сотрудников. И так далее. Многие россияне начали привыкать планировать свою жизнь на длительное время, брать кредиты на более или менее крупные покупки, начиная от бытовой техники и заканчивая квартирами. Обучение детей в платных детских садах и школах стало для средних слоев населения обыденным явлением.

Более того, действует хорошо известный в политологии «закон Токвиля», названный в честь французского политического мыслителя и дипломата позапрошлого столетия. Он означает, что сильная социальная напряженность возникает не в период полного экономического краха (тогда люди заняты элементарным физическим выживанием), а когда наступает улучшение и растут запросы граждан к власти, которые она не всегда может удовлетворить. Кстати, в России этот закон работает еще не столь отчетливо, как в ряде других стран (в той же предреволюционной Франции, изучением истории которой занимался Токвиль) — россияне высоко ценят стабильность и желают лишь медленных эволюционных изменений к лучшему. Однако изменения к худшему, представляющие угрозу выстраданной стабильности, могут привести к сильному стрессу — даже если они будут лишь немного напоминать 90-е годы, к которым уже прикрепили эпитет «лихие».

Поэтому пока явно преждевременно говорить о «везении», которое постигло Россию. Уже в ближайшее время и государству, и бизнесу, и обществу, вполне вероятно, придется столкнуться с проблемами, требующими быстрого реагирования и принятия непопулярных решений, от которых все уже отвыкли.

 

Автор — вице-президент Центра политических технологий