Взгляд на российское политическое пространство оставляет двойственное впечатление. С одной стороны, большинство формальных признаков указывает на то, что с основными институтами гражданского общества в России всё в порядке. С другой стороны, не покидает ощущение, что всё это нарисовано. Задача, таким образом, состоит не в том, чтобы множить формальные признаки и придираться к мелочам, а в том, как отличить настоящее от синтетического.

Куклу можно сделать сколь угодно пригожей. Проблема не в том, что её кое-где еще подводят формы, а в том, что она — резиновая. Кто же и кого вознамерился надуть? И главное, зачем?

Под устоявшимся углом зрения отличить живой общественно-политический процесс от подделки становится всё сложнее. Значит, нужно сменить угол зрения. Особый интерес представляют простые модели, доступные массовому восприятию, позволяющие, тем не менее, провести качественные различия.

Начнём с простейших.

Общества, не имеющие иммунитета к идее успешности, могут быть разделены на три части: на преуспевающих, преуспевших и не преуспевших. Преуспевающие (средний класс) проблемы не представляют и являются главной опорой власти в обществах этого типа. Проблемными оказываются две остальные части, самим своим существованием ставящие перед властью два вопроса: что делать с не преуспевшими и что делать с преуспевшими?

США, ЕС и Россия дают разные ответы на эти вопросы. С некоторым огрублением позиций можно констатировать: ЕС полагает, что не преуспевших нужно кормить; США за естественный отбор; Россия смыкается с ЕС в вопросе о том, что делать с не преуспевшими, но относительно того, что делать с преуспевшими, занимает свою, суверенную позицию. С чего бы это? Причин несколько. Вот первая:

Ответ на вопрос «чем занять преуспевших» складывался в Европе и США столетиями, мы же через три года будем праздновать 150-летие отмены крепостного права, и из этих ста пятидесяти — восемьдесят лет украли коммунисты. Коммунисты исключили преуспевших как класс (сделав неактуальным вопрос о том, чем их занять) и попытались решать упрощенную задачу. Результат оказался сомнительным.

Но если не коммунистическая модель, то какая? Самодержавие — других проверенных моделей политического устройства для России просто нет. Прибегнуть к проверенной модели в критической ситуации — разумное решение, но рассчитывать на то, что самодержавию в современных условиях можно будет петь многая лета — забавное заблуждение с нешуточными последствиями.

Возврат к самодержавию сегодня (a-la де Голль и Пиночет) может дать эффект в критической ситуации, но дни подобных режимов сочтены, и весь вопрос в том, как и на что будут потрачены эти считанные дни.

Можно с первого дня введения диктатуры готовить общество к возврату к самоуправлению. Тогда необходимо найти ответы на ряд вопросов:

— почему пришлось перехватывать управление?

— какие ошибки в мировоззрении и организации элит привели к кризису?

— как должны быть изменены мировоззрение и организация элит, чтобы им можно было вернуть управление?

Можно просто содействовать самоорганизации общества до тех пор, пока оно окажется способным к самоуправлению, а можно…

Можно пытаться всеми способами продлить своё пребывание у власти. Оптимальное решение этой задачи предполагает подавление способности общества к самоорганизации, что мы и наблюдаем. И первейшая задача на этом пути — очистить политическое поле. И ведь знают же, умницы, что убрать ничего нельзя — можно только заместить. И вот живой общественно-политический процесс передаётся в ведение ОМОНа, а на политическом поле организуется выставка резиновых изделий. Ну и что, что они бесплодны, зато как удобны в обращении!

С властью нам повезло. Традиционным для России Салтыкова-Щедрина было бездарное решение бессмысленных задач; наши же белокаменно-кремлевские друзья обнаруживают явный прогресс: талантливое решение бессмысленных задач.

По постановке задачи — не то, что до де Голля, не дотягивают до Пиночета, зато исполнение серьезных нареканий не вызывает. И как любая часть той силы, что вечно хочет зла, неизбежно совершают благо, выступая в качестве санитаров леса — всё частично отмершее будет ими окончательно умерщвлено. Кремлевские последователи художника-анатома Гюнтера фон Хагенса потрудились на славу: все живое уже умерщвлено, а куски политических трупов пошли на дизайн.

Изменилась и поляризация на политическом поле: дихотомия «либералы — патриоты» уступает место дихотомии «живые — кремлевские».

Но самодержавие — это полбеды. Нетрудно заметить, что самодержавие и в двадцатом-то веке было на последнем издыхании, и нет никаких оснований полагать, что в наше время оно окажется жизнеспособнее. Абсолютную внутреннюю стабильность показал лишь коммунизм.

Важно понимать, что для реставрации коммунизма в России нет нужды реанимировать словесную шелуху, которой этот коммунизм прикрывался. Достаточно поставить и решить простую задачу: исключить преуспевших как класс, поставить их вне закона в политической плоскости…

Слово уже брошено: бизнес во власть не пускать. Большего и не требуется. Общественное сознание, изуродованное коммунистами, примет эту команду на «ура». А то, что это равносильно возврату к коммунизму — вряд ли это дойдет до многих, а если и дойдет, то не сразу.

Ведают ли белокаменно-кремлевские, что творят? Вряд ли. Забавнее всего то, что архитекторы всего этого безумия зачитываются Ильиным, не понимая, что Ильин описал последствия именно их проекта.

Нужно ли пытаться что-то объяснять власти? Вряд ли. Ребятам, похоже, всё ясно, а отвечать на незаданные вопросы — дело неблагодарное, но…

Будем называть вещи своими именами: Россия подверглась второму коммунистическому нашествию. Достаточно осознать это, чтобы понять, что ситуация знакомая и возможные решения известны. Для тех, кто не видит смысла биться о свиное рыло или пополнять собой кремлевскую экспозицию музея фон Хагенса, достаточно перечитать утопию Аксенова. «Остров Крым» становится снова актуальной разработкой, требующей безотлагательной реализации. Только в Европе можно назвать несколько стран, потенциально для этого пригодных.

Это не означает, что 20% россиян (примерно столько сегодня разделяет либеральные взгляды) должны немедленно сниматься с мест. Но наличие клочка земли, где русские смогли бы оставаться русскими и при этом не соприкасаться с мерзостью бездарной власти — сама эта возможность заключает в себе шанс на то, что в России когда-нибудь можно будет жить по-человечески.