По всему, президентом США может стать молодой, не очень искушенный в политике Обама. И оба кандидата на пост вице-президента полагают, что злые силы будут проверять его профпригодность. И устроят какой-нибудь еще один мировой кризис. Думаю, никто ничего устраивать не будет. В мире и без того есть чем проверить не только Обаму, но и все мировое сообщество.

Говорят, в эпоху, когда пришлось забыть о бросовых ценах на энергию и продовольствие, мир вошел в 70-х годах прошлого века. Тогда президент Картер борьбу за энергетическую и продовольственную безопасность назвал «моральным эквивалентом войны». Серьезные люди стали писать о пределах роста и его нулевых темпах, а популяризаторы печатали свои тексты под лозунгом «назад в пещеры». Правда, по замечанию одного остряка, нас стало слишком много, чтобы вернуться в пещеры. А ныне серьезные люди озабочены наложением кризиса финансового на кризис продовольственный. При этом проблему продовольствия оправданно связывают с проблемами энергетики. Мне довелось недавно участвовать в ежегодном заседании «Академии мира» в Риме, где, помимо прочих, обсуждался и этот вопрос.

О продовольственном кризисе стали говорить потому, что поднялись цены на продукты питания. На самом деле и при «старых» ценах в бывшем третьем мире чуть ли ни 800 млн человек постоянно сидели на сухой корке. А сегодня рост цен на зерно и мясо задел и благополучные, с точки зрения меню своих граждан, страны. Да еще на фоне финансового кризиса и схватки за энергетические ресурсы между новыми и традиционными потребителями. Вопреки всем прогнозам, постиндустриальный мир эти ресурсы использует так же расточительно, как и мир индустриальный. Что касается продовольствия, то с 2004 года средние цены на съестное выросли на 80 процентов. А на пшеницу и рис — почти в 2 раза.

У продовольственного кризиса есть комплекс причин. Здесь и ухудшение качества пахотных земель, и изменение климата, и переход на мясную диету, и разорение мелких хозяйств, работающих на местные рынки. Но и без особых «познавательных усилий» ясно, что и этот кризис, как и многие другие, энергетика подогревает.

Между ценами на энергию и продовольствие существует если не прямая, то все же тесная связь. Скажем, вся цепочка продуктовой американской системы потребляет в 20 раз энергии больше, чем ее содержится в самих конечных продуктах. А цена потерянной энергии входит в их цены. Входят и энергетические затраты на удобрения. Для производства килограмма азота требуется, не считая сырьевого природного газа, 2 литра нефти. И только через удобрения США потребляет в год до 100 млн баррелей нефти. И т. д.

Но для сегодняшней продовольственной ситуации даже не это главное. Главное — это планы замещения нефтяного моторного топлива биологическим. Вот, что принципиально. Потому что нефть, по крайней мере, в теории можно чем-то заменить, а вот пашни заменить нечем. И переход на биотопливо неизбежно потребует сокращения площадей под продовольственными культурами. Ведь, чтобы всего 5 процентов мирового потребления нефти заместить биотопливом, нужно изъять из-под этих культур 20 процентов пашни. Это понятно: при полной замене годового производства бензина в США этанолом пришлось бы превратить в спирт два мировых урожая пшеницы. Кроме пахотных земель, жертвами биотоплива уже становятся леса — в Бразилии и Аргентине. Экологические последствия — ужасающие. А ухудшение состояния среды снижает урожайность.

Получается, что даже частичное замещение нефти биотопливом подрывает продовольственную безопасность мира. И на это, надо думать, вряд ли пойдут. Другие альтернативные источники моторных топлив — газ, уголь, метанол — так же, как и нефть, ресурсы не возобновляемые. Производство топлив из них не дешевле нефтяного и требует высоких энергетических затрат. Конечно, можно воодушевиться надеждой на очередной прорыв в возделывании сельскохозяйственных культур — на заре будут сеять, а в сумерках убирать. Об этом пишут подозрительно возбужденно — ведь чрезмерно возбуждаются, когда хотят правду скрыть. Только в сказках чудеса совершаются мгновенно. Так что пройдет еще много времени, пока нефть перестанет быть основным сырьем для моторных топлив. А для России она сохранит вместе с природным газом свою роль основного экономического и, если угодно, политического ресурса. Плохо только, что эта ее роль — не считая, конечно, и иных факторов — помешает диверсификации экономики.