Его же обслугой придумано и ее название — правда, на публике они стыдливо меняют буквы, но в частных беседах с особо доверенными, как говорят, произносят все как есть.

Построенная в России демократия — «сувенирная».

Помните, как в фильме «День выборов» — «русская экзотика: Путин, матрешки, черная икра, чапельник». Вот вместо давно забытого нами всеми чапельника в «джентльменском наборе» — «сувенирная демократия».

«Сувенирная» — потому что, следуя крылатой фразе, «в правительстве не очень богатых людей нет — не держат». А богатые люди в массе своей еще менее идиоты, чем обычные граждане России. И, хорошо зная цену и нынешнему урководству, и тем более его обещаниям, свои активы держат на Западе. За которые их при любом значимом расхождении мнений и прижимают, и почти всегда эффективно. (Признание Южной Осетии и Абхазии пока осталось единственным действием государства за последние 20 лет, за исключением премьерства Примакова, идущим вразрез с интересами выведенных на Запад капиталов клептократии.)

Растущее понимание того, что на этом фоне (даже без всякого кризиса) официальная риторика про «поднимание России с колен» просто не имеет смысла, отражено в победном рапорте безвестного пропагандиста: «Все попытки проклятого Запада поставить Россию на колени позорно провалились — она как лежала, так и лежит».

Однако путинская демократия не только «сувенирная» — она еще и демократия. Без всяких умолчаний. С правами человека, вниманием к интересам и мнениям, иногда просто трогательным, с механизмами обратной связи.

Просто понятия «человек» в этой системе отнюдь не тождественно понятию «гражданин Российской Федерации».

Задорно и готовно стоящая на всю честную Россию «вертикаль» «сувенирной демократии» — это власть отнюдь не народа, периодически и частично сгоняемого на нелепый фарс под названием «выборы», но лишь его «лучших представителей», тех самых, чьими устами народ, по известному анекдоту, пьет шампанское.

И имущественный ценз для этих представителей неуклонно растет.

На заре путинской эры, в 2001 году один разговорчивый олигарх разъяснял, что главное и единственное право человека, по которому нужно судить о наличии или отсутствии демократии — это «право свободно вывести из России миллион долларов».

Жалкий миллион, добавим мы с высоты «Гунвора», госкорпораций и законной виллы депутата Резника, павшей жертвой «русофобии» испанских прокуроров (наверное, это единственная форма русофобии, близкая и понятная всем россиянам без исключения).

В мае 2008 года некто Полонский, глава московской Mirax Group, строящей очень дорогое жилье для очень дорогих россиян (совсем не самый серьезный бизнесмен по нынешним меркам), обозначил новый имущественный ценз, публично послав в ж…пу всех, у кого нет миллиарда долларов.

То, что никто из присутствующих представителей правящей тусовки особо не смутился, свидетельствует об обоснованности подхода: это государство служит миллиардерам — и только им. Разумеется, не только тем, кто имеет этот миллиард в денежной форме, но и тем (и в первую очередь им), кто располагает административным эквивалентом этого имущественного ценза, то есть занимает соответствующее положение в системе правящей Россией клептократии.

Если кто-то из остальные «дорогих россиян» считает себя человеком — это простое недоразумение, от которого надо избавляться как можно раньше, пока вас не избавили от него насильственно (ОМОНом, выселением из квартиры, судебным иском по бредовому обвинению или просто не до конца трезвым сотрудником правоох(ран)ительных органов).

И в этом отношении лабрадор Кони, конечно, больше человек, чем, например, солдаты и офицеры Российской армии: она может рассчитывать на потребление несоизмеримо большей суммы денег. Поэтому в «сувенирной демократии» она — человек, а они — нет. Она имеет право на пользование системой ГЛОНАСС, а они — нет. Ну и что, что их из-за этого будут убивать (и уже убивали во время войны в Южной Осетии) — права человека распространяются на «людей», имеющих миллиарды, а не на всякое «быдло», миллиардов не имеющее.

Это естественная и последовательная логика путинской государственности — «сувенирной демократии», и тот, кто возмущается ее частными проявлениями, просто не понимает ее сути и, возмущаясь, расписывается в собственной неграмотности.

И баснописцы со Старой площади, талдычащие западным аналитикам, что они являются самыми большими европейцами «в этой азиатской стране», говорят святую правду — только на своем языке и в рамках своих понятий. Ведь главное в европеизме что? Права человека. А права человека, имеющего миллиард, в путинской системе в целом соблюдаются. И, более того, несмотря на засилье кое-где «облыжно каркающих буревестников» (ну не знают спецпропагандоны Старой площади, что буревестники не каркают — что взять с убогих)¸ численность этих «людей» неуклонно растет. По крайней мере, росла до кризиса.

О демократическом характере «сувенирной демократии» свидетельствует и то, в определенной степени она включает в себя такие понятия, как двухпартийная система и даже коалиционное правительство.

Да, конечно, партий в формальном смысле в России нет — по крайней мере, после политической самокастрации КПРФ и превращения ее, вслед за «Единой Россией», в простое подразделение Администрации президента.

Однако их и не может быть просто из-за крайней малочисленности людей, имеющих политические права в рамках «сувенирной демократии». Поэтому двухпартийная система заменена двухклановой. Наши республиканцы и демократы — это «силовые олигархи» и «либеральные фундаменталисты». Их различия значительно глубже, чем различия между партиями хваленой американской демократии, и имеют они отнюдь не профессиональную, как некоторым кажется, но глубочайшую идеологическую основу.

«Либеральные фундаменталисты», контролирующие сегодня социально-экономический блок правительства, часть правоохранительных структур и некоторую часть либеральной оппозиции, исходят из абсолютного примата материального потребления над всеми остальными формами жизненной активности человека. Поскольку материальное потребление наиболее комфортно осуществлять в развитых странах Европы и (в определенных случаях) в США, в своей повседневной деятельности они молчаливо исходят из того, что «солнце восходит на Западе».

Принципиально иную позицию занимают «силовые олигархи» (это такие же бизнесмены, как и олигархи ельцинской эпохи, только занимающие государственные посты и использующие для личного обогащения право государства на насилие). Они исходят из диаметрально противоположной позиции — абсолютного примата над всеми остальными формами жизненной активности не исключительно материального потребления, но потребления как такового, и в первую очередь его нематериальных, символических форм.

Грубо говоря, их идеология вытекает из того, что «человеку» (то есть на обыденной русском языке миллиардеру) не нужен восьмой майбах, если в неделе всего семь дней. И, значит, оставшиеся деньги он должен направить на удовлетворение своего самолюбия. Поскольку на Западе они могут быть не более чем высокообеспеченными муравьями, не допущенными к рычагам власти, склонность к удовлетворению своего «эго» нематериальными способами автоматически превращает их в латентных — а в фазах обострения и в публичных — патриотов.

Глубочайшая идеологическая разделенность этих кланов обеспечивает жесткость и постоянность их противостояния. Это борьба не за финансовые потоки и даже не за административные ресурсы — это идеологическая, почти религиозная борьба двух непримиримых способов потребления, «переваривания» и, в конечном счете, уничтожения России.

Принципиально важно, что два эти клана не только воюют друг с другом, но и обладают высоким потенциалом сотрудничества, позволившим им создать не только коалиционное правительство, но и — в более широком плане — коалиционное государство.

Высшей формой развития этой коалиции стала нынешняя «тандемократия», в которой две головы государства представляют два разных клана, а баланс между их интересами достигается уже не компромиссом в голове президента Путина, как раньше, но в результате сложнейшей и запутанной системы «сдержек и противовесов».

Эта система в определенной степени прекрасна; должен признаться, что я не встречал в своей жизни более изысканного и изощренного глумления над здравым смыслом и инстинктом справедливости, чем она.

У нее есть лишь один маленький недостаток: она нежизнеспособна.

Как и всякая демократия, «сувенирная демократия» может управлять лишь в интересах имеющих в ее рамках политические права, то есть крайне узкой части российского общества, защищенного от его интересов лишь все более тяжелым бредом официальных телевизионных каналов и ростом благосостояния большинства россиян.

Рост благосостояния большинства кончился — и тот самый массовый консюмеризм, который покрывал наших руководителей спасательной тефлоновой пленкой, уже превращается в их погребальный саван.

Нам предстоит пережить быструю консолидацию общественных интересов против интересов правящей клептократии и стихийное возникновение прямой демократии масс — против «сувенирной демократии» миллиардеров.

Демократия масс будет формироваться на левой основе из-за общей бедности и падения уровня жизни и будет интернациональной по духу, потому что тупиковость местечкового национализма осознали почти все, кроме прямых сотрудников соответствующих ведомств. Разумеется, демократия масс будет патриотической и — как и всякая демократия — в разумной части либеральной, но основными ценностями будут ценности именно левые, о чем тот же Сурков говорил еще в 2004 году.

Именно это сделает ее формирование стихийным и более болезненным, чем могло бы быть, ибо «вожди» «оппозиции» — за редчайшим исключением — либо до ужаса либеральны, либо столь же (и часто заслуженно) непопулярны.

Главным событием ближайших полутора лет станет столкновение стихийно формирующейся — с участием современных оппозиционных групп — «партии народа» с умирающей «партией клептократии» с разрушением последней. Может быть, несколько месяцев в нашей стране даже просуществует двухпартийная система, однако затем — и до выхода из экономического кризиса — объединение народа вокруг своих естественных ценностей сделает абсолютной доминантой развития именно его собственную партию, выражающую эти насущные ценности наиболее внятно и последовательно.

После выхода из кризиса интересы различных групп общества перестанут совпадать и возникнет относительно нормальная многопартийность, но некоторое время консолидация общественных интересов вокруг абсолютно общих для всех задач выживания, напоминающая время с сентября 1998 по март 1999 года, просто не оставит места для реальной многопартийности.

Но на фоне кошмарной цены, которую уже начало платить наше общество за многолетнее согласие с «сувенирной демократией», это покажется пренебрежимо малым неудобством.