Упущенные возможности
Он принял бразды управления Церковью в непростое время: духовенство никак не могло поспеть за стремительными переменами в общественном сознании. А тут еще угрозы раскола, неготовность клира к насущным переменам… Удалось ли покойному Святейшему Алексию II ответить на вызовы времени? Вопрос этот снова возник в общественном сознании в связи с кончиной предстоятеля РПЦ МП.
В начале девяностых казалось, что назревшие вопросы патриарх щелкает как орехи. Открылись тысячи храмов и сотни монастырей, множество воскресных школ и православных гимназий. Возникли новые сестричества и братства. Церковная жизнь возрождалась.
В это время в качестве корреспондента Журнала Московской патриархии мне приходилось довольно часто видеть патриарха в самых неожиданных ракурсах. Вспоминается его поездка на Валаам.
Он прибыл на остров в обществе почетного члена Фонда возрождения Валаама госпожи Койвисто, супруги президента Финляндии. Хотелось, видимо, самому показать ей царящую мерзость запустения и то, что предстоит сделать, восстановить. Для патриарха эти места были связаны с воспоминаниями детства. Вот он опять здесь — Всесвятский, Никольский, Предтеченский скиты. Идем лесной, в рытвинах дорогой. Навстречу попадаются местные жители-грибники, останавливаются и удивленно смотрят, как архиереи, подбирая рясы, осторожно маневрируют, обходят лужи, а сам патриарх, поддерживаемый сбоку иподьяконом, бодро преодолевает препятствия.
На острове, как рассказывает писатель Зайцев в известном очерке, в самых неожиданных местах стоят деревянные кресты. Удивительно, как их быстро восстановили. Идешь — то ли крест на тебя смотрит, то ли ты на него. Остановились у одного из них в редком сосняке у крутого обрыва. Пропели «Вечную память» всем, кто здесь подвизался. Вечером на вертолете патриарх вылетел в Петрозаводск. Командир экипажа связался с аэродромом. Оказывается, руководители Карелии ждут уже больше часа прибытие дорогих гостей. Патриарх, когда сообщил эту новость попутчикам, мягко улыбнулся. Действительно, еще совсем недавно приходилось выстаивать очереди к уполномоченным по делам религии, а теперь эти самые уполномоченные в числе прочих «пупков земли» расшаркиваются и уверяют в преданности до гроба.
После трудного дня хочется доползти до постели, упасть. Но впереди длинное богослужение. А на следующий день еще одно, на котором возводится в сан епископ Мануил, глава вновь учрежденной Олонецкой епархии. Затем патриарх встречается с руководителями республики, с участниками собрания полномочных представителей Союза городов северо-запада России, дает пресс-конференцию. И везде надо быть. Программа очень насыщенная, как и во время любого первосвятительского визита. Иподьяконы с ног падают, а патриарх ничего. И это, конечно, удивляет.
Патриарх Алексий II начинал свое служение с речей о соборности, об обновлении всех сторон жизни. Однако очень скоро стало ясно, что общество эволюционирует отнюдь не в сторону демократии. А внутри церкви есть мощные силы, не приемлющие обновления. Время патриаршества Алексия II можно назвать временем упущенных возможностей. В начале 90-х Церковь пользовалась беспримерным нравственным авторитетом и могла привлечь в церковную ограду огромное число наших соотечественников. Для этого требовалась деятельная проповедь Евангелия, повсеместное создание миссионерских приходов, где новообращенными бы занимались, направляя их энергию в русло духовного и социального служения. Но евангелизации не произошло.
Попытка сделать православное богослужение более понятным, русифицировать его окончилась крахом. Блистательные переводы «Шестопсалмия» С.С. Аверинцева, труды других переводчиков оказались не востребованы, а миссионерские приходы уничтожены. В качестве примера можно привести судьбу общины свящ. Георгия Кочеткова, в результате провокации фундаменталистов лишенную храма Успения в Печатниках. До сих пор эта самая большая московская община не имеет своего прихода. Последствия антимиссионерской политики, к слову, можно было наблюдать на отпевании Святейшего. В храме звучали молитвы на греческом, грузинском, румынском и других языках. Но по-русски — ни одной молитвы, ни одной строчки Писания.
Постепенно фундаменталисты, прикрываясь лукавыми формулировками о сохранении традиций, переориентировали Церковь с миссии на контрмиссию, на лютую и совсем не христианскую борьбу с инаковерующими. И дело этим не ограничилось. Из окружения патриарха стали вымываться деятельные, настроенные на диалог с миром люди. Их заменили функционеры, да еще разделяющие многие мифы фундаменталистов — о масонском заговоре, о ненавистном Западе и т.п. Так что вряд ли стоит удивляться диомидовскому демаршу: его причины коренятся, в частности, в кадровой политике церковных менеджеров. Напомним, что самого Диомида рукоположил в епископы патриарх Алексий II.
Патриархия планомерно начала выстраивать церковь как армейскую команду епископов-администраторов и послушного клира. При этом бизнес-интересы в принятии тех или иных решений часто перевешивали соображения о «пользе церковной». Как здесь не вспомнить о Марфо-Мариинской обители, где на дверь было указано матушке Елизавете с сестрами, а опекаемые ей дети-сироты оказались фактически выброшены на улицу. Лакомый кусочек в центре Москвы стал не просто камнем раздора: то, что произошло с обителью, явилось нравственным поражением Чистого переулка.
Купола золотились во все время патриаршества Алексия II. А вот духовная жизнь дала сильный крен. Например, не оправдались надежды на возрождение монашеской жизни. Да, обителей в России сейчас открылось немало. Но они играют в жизни верующих едва ли не меньшую роль, чем играли в СССР несколько чудом уцелевших монастырей.
Не будем говорить здесь о политике. Однако Церковь, на словах от нее отказавшаяся, с каждым годом все активнее обслуживает интересы власть имущих. Повинен ли в этом патриарх? Разумеется, ему было не справиться в одиночку с трудностями, с которыми столкнулась РПЦ. Но задавал тон именно он. Многие люди ориентировались на стратегию именно его личного поведения, которое вылилось в поддержку партии власти и потакание церковным радикалам. И все-таки власть имущие и церковные радикалы — не Господь Бог. Это внушает надежду, что при новом патриархе обветшавший организм Русской православной церкви все-таки найдет силы для обновления.
Сейчас РПЦ активно готовится к проведению Поместного собора с единственным пунктом повестки дня — выбор нового предстоятеля. Конечно, можно было бы посетовать на то, что собор собирается «большевистскими темпами», что в такой спешке трудно определить действительно достойных кандидатов, а не назначенных епархиальными управлениями представителей церковных общин. Но и через полгода (крайний срок созыва собрания для выбора первоиерарха) вряд ли что-то кардинально изменится. Соборность стоит сегодня перед Церковью как проблема, как вызов, на который нужно искать ответ.
В начале девяностых казалось, что назревшие вопросы патриарх щелкает как орехи. Открылись тысячи храмов и сотни монастырей, множество воскресных школ и православных гимназий. Возникли новые сестричества и братства. Церковная жизнь возрождалась.
В это время в качестве корреспондента Журнала Московской патриархии мне приходилось довольно часто видеть патриарха в самых неожиданных ракурсах. Вспоминается его поездка на Валаам.
Он прибыл на остров в обществе почетного члена Фонда возрождения Валаама госпожи Койвисто, супруги президента Финляндии. Хотелось, видимо, самому показать ей царящую мерзость запустения и то, что предстоит сделать, восстановить. Для патриарха эти места были связаны с воспоминаниями детства. Вот он опять здесь — Всесвятский, Никольский, Предтеченский скиты. Идем лесной, в рытвинах дорогой. Навстречу попадаются местные жители-грибники, останавливаются и удивленно смотрят, как архиереи, подбирая рясы, осторожно маневрируют, обходят лужи, а сам патриарх, поддерживаемый сбоку иподьяконом, бодро преодолевает препятствия.
На острове, как рассказывает писатель Зайцев в известном очерке, в самых неожиданных местах стоят деревянные кресты. Удивительно, как их быстро восстановили. Идешь — то ли крест на тебя смотрит, то ли ты на него. Остановились у одного из них в редком сосняке у крутого обрыва. Пропели «Вечную память» всем, кто здесь подвизался. Вечером на вертолете патриарх вылетел в Петрозаводск. Командир экипажа связался с аэродромом. Оказывается, руководители Карелии ждут уже больше часа прибытие дорогих гостей. Патриарх, когда сообщил эту новость попутчикам, мягко улыбнулся. Действительно, еще совсем недавно приходилось выстаивать очереди к уполномоченным по делам религии, а теперь эти самые уполномоченные в числе прочих «пупков земли» расшаркиваются и уверяют в преданности до гроба.
После трудного дня хочется доползти до постели, упасть. Но впереди длинное богослужение. А на следующий день еще одно, на котором возводится в сан епископ Мануил, глава вновь учрежденной Олонецкой епархии. Затем патриарх встречается с руководителями республики, с участниками собрания полномочных представителей Союза городов северо-запада России, дает пресс-конференцию. И везде надо быть. Программа очень насыщенная, как и во время любого первосвятительского визита. Иподьяконы с ног падают, а патриарх ничего. И это, конечно, удивляет.
Патриарх Алексий II начинал свое служение с речей о соборности, об обновлении всех сторон жизни. Однако очень скоро стало ясно, что общество эволюционирует отнюдь не в сторону демократии. А внутри церкви есть мощные силы, не приемлющие обновления. Время патриаршества Алексия II можно назвать временем упущенных возможностей. В начале 90-х Церковь пользовалась беспримерным нравственным авторитетом и могла привлечь в церковную ограду огромное число наших соотечественников. Для этого требовалась деятельная проповедь Евангелия, повсеместное создание миссионерских приходов, где новообращенными бы занимались, направляя их энергию в русло духовного и социального служения. Но евангелизации не произошло.
Попытка сделать православное богослужение более понятным, русифицировать его окончилась крахом. Блистательные переводы «Шестопсалмия» С.С. Аверинцева, труды других переводчиков оказались не востребованы, а миссионерские приходы уничтожены. В качестве примера можно привести судьбу общины свящ. Георгия Кочеткова, в результате провокации фундаменталистов лишенную храма Успения в Печатниках. До сих пор эта самая большая московская община не имеет своего прихода. Последствия антимиссионерской политики, к слову, можно было наблюдать на отпевании Святейшего. В храме звучали молитвы на греческом, грузинском, румынском и других языках. Но по-русски — ни одной молитвы, ни одной строчки Писания.
Постепенно фундаменталисты, прикрываясь лукавыми формулировками о сохранении традиций, переориентировали Церковь с миссии на контрмиссию, на лютую и совсем не христианскую борьбу с инаковерующими. И дело этим не ограничилось. Из окружения патриарха стали вымываться деятельные, настроенные на диалог с миром люди. Их заменили функционеры, да еще разделяющие многие мифы фундаменталистов — о масонском заговоре, о ненавистном Западе и т.п. Так что вряд ли стоит удивляться диомидовскому демаршу: его причины коренятся, в частности, в кадровой политике церковных менеджеров. Напомним, что самого Диомида рукоположил в епископы патриарх Алексий II.
Патриархия планомерно начала выстраивать церковь как армейскую команду епископов-администраторов и послушного клира. При этом бизнес-интересы в принятии тех или иных решений часто перевешивали соображения о «пользе церковной». Как здесь не вспомнить о Марфо-Мариинской обители, где на дверь было указано матушке Елизавете с сестрами, а опекаемые ей дети-сироты оказались фактически выброшены на улицу. Лакомый кусочек в центре Москвы стал не просто камнем раздора: то, что произошло с обителью, явилось нравственным поражением Чистого переулка.
Купола золотились во все время патриаршества Алексия II. А вот духовная жизнь дала сильный крен. Например, не оправдались надежды на возрождение монашеской жизни. Да, обителей в России сейчас открылось немало. Но они играют в жизни верующих едва ли не меньшую роль, чем играли в СССР несколько чудом уцелевших монастырей.
Не будем говорить здесь о политике. Однако Церковь, на словах от нее отказавшаяся, с каждым годом все активнее обслуживает интересы власть имущих. Повинен ли в этом патриарх? Разумеется, ему было не справиться в одиночку с трудностями, с которыми столкнулась РПЦ. Но задавал тон именно он. Многие люди ориентировались на стратегию именно его личного поведения, которое вылилось в поддержку партии власти и потакание церковным радикалам. И все-таки власть имущие и церковные радикалы — не Господь Бог. Это внушает надежду, что при новом патриархе обветшавший организм Русской православной церкви все-таки найдет силы для обновления.
Сейчас РПЦ активно готовится к проведению Поместного собора с единственным пунктом повестки дня — выбор нового предстоятеля. Конечно, можно было бы посетовать на то, что собор собирается «большевистскими темпами», что в такой спешке трудно определить действительно достойных кандидатов, а не назначенных епархиальными управлениями представителей церковных общин. Но и через полгода (крайний срок созыва собрания для выбора первоиерарха) вряд ли что-то кардинально изменится. Соборность стоит сегодня перед Церковью как проблема, как вызов, на который нужно искать ответ.
