Дело в том, что адвокат Джабраила Махмудова — Мурад Мусаев — находился в безнадежной, по моему мнению, ситуации. Мобильники Махмудовых засветились на месте убийства. Их «жигули» засветились на месте убийства со 100-процентной точностью. Волокна из обивки салона этих «жигулей» совпали с волокнами, оставшимися на пистолете, брошенном на месте убийства.

И вот в этой ситуации Мурад Мусаев не нашел ничего лучшего, как встать и сказать, что экспертиза свидетельствует о том, что ДНК Джабраила и Ибрагима Махмудовых нет на пистолете.

Так его и не может быть. Спасибо авдокату Мусаеву, что он поддерживает версию обвинения. Обвинение не говорит, что Джабраил и Ибрагим Махмудовы хватались за пистолет. Обвинение полагает, что пистолет был в руках их брата, Рустама. Это ДНК Рустама может быть, а может и не быть на пистолете — если он был в перчатках. ДНК Джабраила и Ибрагима не может там оказаться.

Кроме этого, у адвоката Мусаева была еще маленькая проблема: волокна с обивки «жигулей» совпали, согласно экспертизе, с волокнами на пистолете. И чтобы обойти эту проблему, адвокат Мусаев начал читать другую экспертизу. Экспертизу, в которой эксперт сравнивал между собой волокна, взятые из разных мест обивки салона. И делал вывод, что они одинаковы, но «могут входить в состав разных тканей». Адвокат Мусаев читал присяжным экспертизу про обивку салона, пока судья не поймал его за руку, не посмотрел в дело и не сказал: «Эй? Да что это Вы читаете?»

И вот всю первую половину пятницы я радовалась. Дело в том, что Мурад Мусаев — очень хороший адвокат. И настоящий чеченец — а чеченец чеченца никогда не сдаст. И если уж Мурад Мусаев — блестящий юрист, который будет биться за своих клиентов до конца, — не нашел других аргументов в защиту братьев Махмудовых, значит, этих аргументов нет.

К тому же в эту пятницу допрашивали — снова — Лом-Али Гайтукаева. Дядю Махмудовых с материнской стороны, «лазанского» авторитета и агента ФСБ, которому, по первоначальной версии следствия, и пришел заказ на Политковскую и которого нет на скамье подсудимых, потому что в процессе исполнения заказа он сел за другое преступление.

Лом-Али валял дурака. Лом-Али Гайтукаев, оказывается, не знал, что его племянник — Рустам Махмудов — работал у него шофером. Лом-Али Гайтукаев не знал, что его племянник, который его возил, живет по поддельному паспорту Загидуллина. И вообще Лом-Али Гайтукаев не узнал своего племянника в киллере, запечатленном на пленке. Он прямо-таки божился, что это не он.

А потом я стала читать новости. И с удивлением узнала из новостей, что судмедэкспертиза доказала, что обвиняемых не было на месте преступления. И что киллер, запечатленный на пленке, — это не Рустам Махмудов, потому что так сказал его дядя Лом-Али Гайтукаев. Я позвонила, потрясенная, в «Грани.ру». Которые, как вы понимаете, у меня нет никаких оснований подозревать в злонамеренности.

— Ребята, — сказала я, — что за х@ню вы пишете?

— А что? — спросили меня.

— Ну вот, например: «Дядя предполагаемого киллера, Рустама Махмудова, заявил, что на пленке не его племянник».

— А что? — удивились на том конце провода.

— Да он много чего назаявлял! Он не знал, видите ли, что Рустам его возит! Он не знал, что Рустам живет по фальшивому паспорту — выданному ему, кстати, общим их куратором из ФСБ! И вообще, как вы представляете себе чеченца, который опознает племянника?! Вы знаете, что чеченская община в Бельгии отказывается выдать Рустама? Хотя знает, что он убил Политковскую. Хотя знает про паспорт. Про то, что он агент. Он чеченец — и они будут его защищать. А дядя его сдаст, да?

— Ой, — сказали мне, — но ведь мы же пишем только то, что в новостях. А в новостях адвокат Мусаев.

На следующий день, на «Эхе Москвы», я наткнулась на Нателлу Болтянскую. Которую, как вы понимаете, у меня нет никаких оснований подозревать в злонамеренности.

— Нателла, — спросила я, — ну вот чего ты спрашиваешь: «Экспертиза показала, что обвиняемые не держали в руках пистолет?»

— А что? — спросила Нателла.

— Да обвинение, блин, и не говорит, что они держали пистолет в руках! Оно говорит, что они его не могли держать! Обвинение говорит, что они следили за Политковской! А убивал их брат.

— У меня впечатление, что процесс разваливается, — сказала Нателла.

И тут я поняла, что адвокат Мусаев — замечательный авдокат, а я — дура. И вся «Новая газета» — дураки. Мы думали, что людям не все равно, кто убил Политковскую. Мы думали, что люди еще не разучились оценивать и сравнивать информацию. Особенно если речь идет о людях, работа которых заключается в переработке информации.

Что если адвокат говорит, что ДНК Ибрагима и Джабраила Махмудовых нет на рукояти пистолета, то сотрудник новостного агентства, присутствующий на процессе в режиме он-лайн, сам, без дополнительных подсказок, способен вспомнить, что обвинение и не считает, что оно там есть. Что заявление Лом-Али Гайтукаева о том, что на пленке изображен не его племянник, стоит ровно столько же, что и заявление Лом-Али Гайтукаева о том, что он не знал, что его племянник живет по фальшивому паспорту.

А на самом деле людям — все равно. Либеральная общественность не готова верить ни единому слову обвинения. Но при этом она готова верить каждому слову адвоката.

Скажите, каково было бы доверие обвинению, пойманному на том, на чем поймали авдоката Мусаева? Каково было бы доверие обвинению, которое несет то, что Гайтукаев? Почему либеральная общественность готова верить каждому слову «лазанского» авторитета или подполковника ФСБ, кравшего и истязавшего людей, — но при условии, что подполковник и авторитет подозреваются в убийстве Политковской?

Я вам скажу почему. Потому что на самом деле либеральной общественности — насрать. И свое полное равнодушие к фактам, логике и способам анализа информации она выдает  за сочувствие кровавым жертвам режима.

Я уже проходила это на своей шкуре — в деле об убийстве первого зампреда ЦБ Андрея Козлова. Когда вести с закрытого процесса доносились только от адвокатов убийц. Когда провалилась попытка купить присяжного. Когда, после этого, пойманные за руку адвокаты не нашли ничего лучшего, как сказать, что отлученный присяжный был единственный, кто не был слугой кровавого режима. Когда после этого попытки развалить коллегию удесятерились. Когда адвокаты то забывали возле присяжной включенный магнитофон (а присяжная, возле которой вдруг случайно был включен магнитофон, начинала задавать наводящие вопросы судье), то отказывались от подсудимого в середине процесса — вещь неслыханная в адвокатской практике, но объяснимая с точки зрения желания сорвать процесс.

И тогда весь этот бардак и клоунаду я не комментировала, потому что считала это неэтичным во время закрытого процесса. А потом процесс кончился, я сказала все что думаю, и тут все правозащитники обозвали меня агентом ФСБ и сливным бачком за то, что  я — ужас какой — осмеливаюсь интересоваться деталями! Осмеливаюсь разбираться в деле! Вот они не интересовались делом, они ничего о нем не знают, но они всегда готовы заступиться за жертву кровавого режима!

Так вот я хочу сказать защитникам убийц Политковской, что им не удастся проделать с делом Политковской то же, что с делом Козлова.

Я буду комментировать это дело в режиме он-лайн. Я знаю все недостатки процесса. Я знаю, что на скамье подсудимых нет заказчика. Что там нет тех, кто предположительно передал заказ — Мовлади Атлангериева и Лом-Али Гайтукаева. Что там нет сотрудников милицейской «наружки», которая пасла Политковскую, и второй «наружки», вовсе не милицейской, которую вымарали из дела. Я знаю, что следователь Гарибян так старательно вымарывал из дела подполковника ФСБ Рягузова, который, видимо, является куратором всех тех, кто сидит и кто не сидит на скамье подсудимых, что от дела остались лишь исполнители. И все равно я благодарна следователю Генеральной прокуратуры Петросу Гарибяну. Потому что он раскрыл это дело. Потому что журналистское расследование не может заниматься детализацией, слежкой и системой «Поток». Потому что расследование «Новой», по сути, заключалось в том, что к нам приходили люди и говорили, что Политковскую убили их враги: и иногда мы им не верили, а иногда, к сожалению, верили. И это было мура, а не расследование. А следователь Габирян — что ж, он работает там, где работает. И в рамках той системы, в которой он работает, он совершил подвиг.

У меня с правозащитниками и либеральной общественностью, видимо, действительно расхождение по принципиальному вопросу. Они считают, что защиты достойны луганские братки и полусумасшедший обнальщик Френкель — только потому, что они сидят на скамье подсудимых. А я считаю, что восхищения достойны те опера, которые раскрыли это дело и которые потом с болью и ужасом видели, как дело тает как дым из-за проваленного следствия, одиозного судьи и легковерия публики.

Они считают, что защиты достойны палачи и садисты, опер Хаджикурбанов и подполковник Рягузов, только потому, что они сидят на скамье подсудимых. Я считаю, что восхищения достоин следователь Гарибян. Славную банду из луганских киллеров (у которых это, вероятно, было не первое убийство), «мамы» Аскеровой (у которой, вероятно, это был не первый заказ) и малоадекватного банкира Френкеля выдали уже за жертв режима. Я постараюсь, чтобы другую банду, в состав которой входили чеченцы — агенты ФСБ, судимый оперативник УБОП, который бегал по Москве и предлагал московским этническим группировкам «не надо ли вам кого убить», и подполковник ФСБ, куратор и напарник всей этой братии, — я постараюсь, чтобы адвокаты, которые защищают убийц, их сообщники, оставшиеся на свободе, и либеральная общественность, которая заменяет уважение к фактам трескучими обличениями «кровавого режима», — не смогли развалить этот суд.