31 декабря 2008 года президент Медведев подписал закон об ограничении компетенции судов присяжных и о выведении нескольких статей Уголовного кодекса из подсудности присяжных заседателей. Он, объявивший судебную реформу одним из приоритетных проектов, решил судьбу единственного настоящего судебного института в России одним росчерком пера. И решил он ее так, как просили его те, кто к нему пришли.

Без преувеличения можно сказать, что 2008 год запомнится этой самой судебной контрреформой президента Медведева. И профанацией института следствия и суда, возведенной в абсолют. О том, что суд присяжных уже давно не давал покоя Генпрокуратуре, консервативно настроенным судьям, спецслужбам и другим высокопоставленным лицам, стремящимся контролировать судебную систему, уже сказано много и подробно. Похоже, заставляя президента Медведева подписать этот одиозный закон, несмотря на протесты правозащитников и Общественной палаты, «старшие товарищи» проверяли его на прочность: сдюжит или нет? Сдюжил…

Но почему этот закон был им так нужен? Ответ прост: присяжные мешают вершить то правосудие, которое необходимо тем, кто раскрывает преступления так, как им хочется. Они мешают следователям и прокурорам, которые сажают за решетку и объявляют преступниками тех, кто вписывается в сценарии детективных сюжетов, придуманных в кабинетах следователей. Фабрикация уголовных дел и сочинительство в стенах Генпрокуратуры начались не вчера и не в прошлом году. Но, достигнув совершенства именно в 2008 году, наши правоохранители перестали стесняться этого своего творчества.

Потеряв стыд и будучи уверенными в том, что в суде все эти «детективы от Генпрокуратуры» будут утверждены приговорами и можно будет почивать на лаврах, поставив очередную галочку за успешно проведенное расследование, наши «писатели» выставили на всеобщее обозрение результаты своего «труда», и гнилые нитки полезли со всех сторон. Вот всего несколько громких дел, на примере которых отчетливо видно, «как это делается».

Как обманывают киллеров

Заочное осуждение на пожизненное заключение Леонида Невзлина, обвиненного в организации ряда покушений и убийств, было основано на сомнительных доказательствах и показаниях рецидивистов. Его процесс повторял процесс по делу Алексея Пичугина. С той лишь разницей, что в клетке для подсудимых не было подсудимого, а большинство свидетелей не приходили в суд по повесткам. А те, кого привозили туда под конвоем, неожиданно отказались от прежних показаний, изобличающих Невзлина. Вот доказательства и рассыпались. Эти свидетели — Геннадий Цигельник и Евгений Решетников — были приговорены к длительным срокам наказания. Ранее они заявляли, что все эти преступления совершили по договоренности с высокопоставленными сотрудниками ЮКОСа. Теперь же, в апреле 2008 года, выступая в Мосгорсуде, «горе-киллеры» рассказали, что оговорили Невзлина и Пичугина под давлением следствия в обмен на обещания поблажек. Когда же они получили гораздо более суровые сроки наказания, чем им обещали, киллеры решили отомстить. Они назвали в суде фамилии следователей, с которыми вели переговоры, но это мало заинтересовало судью. Он все равно признал Леонида Невзлина виновным и приговорил к пожизненному заключению. Основанием послужили показания этих свидетелей, данные ранее и написанные под диктовку сотрудников Генпрокуратуры.

Манипуляции с присяжными

Другой громкий судебный процесс — об убийстве первого зампреда Центробанка Андрея Козлова — и вовсе войдет в список самых скандальных процессов с участием присяжных заседателей в новой истории суда присяжных в России. Колоссальные манипуляции с присяжными, допущенные судьей и прокурором в этом процессе, заставляют подозревать, что сторона обвинения передала в суд сырое дело и прекрасно об этом знала. Опасаясь, что дело развалится и присяжные не поверят обвинению, судья, изрядно поднаторевшая в манипуляциях с «судьями народа», и примкнувшая к ней прокурорша использовали все способы, наработанные за время существования института присяжных в новой России. Иначе как объяснить, что (если верить адвокатам подсудимых) в коллегию было включено несколько человек, чьи фамилии не фигурировали в списке присяжных заседателей для Мосгорсуда? Как можно объяснить и странные задержания заседателей за распитие пива на улице? Или обвинение одного из «судей народа» в подкупе его коллег по скамье присяжных? Кстати, обвинение это закончилось лишь выводом из состава заседателей присяжного «коррупционера». Про уголовное дело, возбужденное против него, больше ничего не слышно.

Как можно объяснить публикацию целой серии статей с ярко выраженным обвинительным уклоном против Алексея Френкеля именно в тот самый момент, когда дело в суде стало разваливаться? А неподкрепленные доказательствами обвинения адвокатов в подкупе присяжных? Бесспорно одно: обвинительный вердикт был нужен Генпрокуратуре, как воздух. А страстное желание добиться его любой ценой, невзирая на приличия и закон, подтверждает: кураторы этого процесса не были полностью уверены, что детектив об убийстве Козлова, сочиненный в Генпрокуратуре, выдержит проверку непредвзятым судом присяжным. Иначе, зачем приглашать на помощь профессиональных писателей, чьи произведения выходят большими тиражами, чем обвинительные заключения, утверждаемые на Большой Дмитровке или в Техническом переулке?

Не подвиг следователя Гарибяна

И все-таки самым громким и скандальным был и остается незаконченный пока судебный процесс по делу об убийстве Анны Политковской. Вердикт ожидали до Нового года. Но не сложилось. С самого начала процесс пошел не по сценарию. Из-за слишком принципиального присяжного Евгения Колесова, который рассказал прессе, что заседателей заставляли отказаться от присутствия журналистов, судебные слушания пришлось проводить в открытом режиме. А когда прессу пустили, то стало понятно, почему адвокаты семьи Политковской с самого начала заявляли, что следствие поторопилось и передало в суд сырое дело. И на скамье подсудимых оказались люди, доказательства вины которых вызывают серьезные сомнения. Кроме того, согласитесь: достаточно странно рассматривать в суде дело об убийстве, когда среди обвиняемых нет ни исполнителя, ни заказчика.

На скамье подсудимых братья Махмудовы — Ибрагим и Джабраил, бывший сотрудник УБОПа Сергей Хаджикурбанов и подполковник ФСБ Павел Рягузов. Последний раньше обвинялся в убийстве Политковской, но потом эти обвинения с него были сняты. И на этом судебном процессе Рягузов играет роль так называемого «паровоза». Это значит, что то обвинение, которое ему вменяется, искусственно присоединили к делу об убийстве обозревателя «Новой газеты». В отношении Рягузова и Хаджикурбанова рассматривается дело о похищении и вымогательстве денег у предпринимателя Эдуарда Поникарова. Знающие люди говорят, что таково «ноу-хау» следователя Гарибяна: когда не хватает доказательств по основному делу, присоединяются более яркие эпизоды, которые должны создать фон для присяжных. Так было на суде по делу об убийстве Пола Хлебникова. Тогда, кроме обвиняемых в убийстве журналиста, на скамье подсудимых оказался нотариус Сатретдинов, который якобы был связан по другому делу с обвиняемыми в убийстве Хлебникова. Это преступление расследовал все тот же следователь Гарибян. Кстати, присяжные тогда подсудимых оправдали.

Что достигается таким «ноу-хау»? Создается необходимая атмосфера, фон. Вот на процессе по делу Политковской сторона обвинения всячески стремится показать присяжным, что на скамье подсудимых – страшные люди. Они способны избивать, похищать мирных граждан, мучить их, даже находясь «при исполнении». И действительно, если верить Поникарову, который несколько дней подряд рассказывал на суде о том, как с ним жестоко разбирались Хаджикурбанов и Рягузов, то, обладая воображением, можно представить, что такие люди вполне могли бы замыслить и организовать убийство Анны Политковской. Только ведь воображение – плохой советчик в суде. Там, прежде всего, важны доказательства. А с ними, к сожалению, не очень…

Так, например, обвинение братьев Махмудовых в пособничестве убийце обозревателя «Новой газеты» основывается на косвенных доказательствах, полученных с помощью технических средств, вышек сотовой связи, зафиксировавших телефонные разговоры братьев в день убийства рядом с домом Анны Политковской, и записей видеокамер, установленных на подъезде. Другое доказательство — машина, принадлежавшая одному из братьев. Согласно экспертизе, волокна с обивки салона этой машины аналогичны волокнам, найденным на внешней поверхности пистолета. В то же время, в экспертизе не утверждается со стопроцентной уверенностью, что эти волокна идентичны. Другие доказательства вины подсудимых также вызывают некоторые вопросы.

Что делать прокурорам? Они стараются, как могут. Но за неимением прямых доказательств, косвенные – не спасают…

Кстати, одна из прокуроров, Юлия Сафина, поддерживала обвинение на процессе по делу Зары Муртазалиевой. Тогда она требовала для невиновной чеченки 12 лет лишения свободы за покушение на террористический акт только на основании фотографий, снятых на эскалаторе в торговом центре «Охотный ряд», и распечаток разговоров о чеченской войне.

На процессе по делу Политковской незримо присутствует третий брат Махмудовых – Рустам. Прокуроры объясняют присяжным, что Рустам, скрывающийся за границей, и есть тот самый мужчина, который за десять минут до убийства Политковской вошел в ее подъезд и через 27 секунд после того, как туда зашла Анна, выбежал оттуда. Видеокамеры, установленные на подъезде, зафиксировали его фигуру. Сторона обвинения и сторона защиты несколько раз демонстрировала присяжным эти кадры. Но ясности не появилось. Судья не разрешил адвокату одного из братьев показать присяжным фотографию Рустама — не положено этого делать в суде присяжных. Но адвокат показал эту фотографию журналистам. Да, Рустам Махмудов – не самый приятный человек, но по комплекции он не очень похож на того человека, который заходил 7 октября 2006 года в подъезд дома на Лесной улице, где жила Анна Политковская. Говорят, камеры видеонаблюдения искажают изображение, но ведь на основании только таких доказательств трудно обвинить человека в убийстве. Если нет прямых доказательств вины, то обвинение надо доказывать, исходя из совокупности косвенных. Нелегкая и неблагодарная задача лепить из плохого рассыпающегося теста…

На последнем заседании 29 декабря 2008 года бывший сотрудник УБОПа Сергей Хаджикурбанов, которого обвиняют в организации убийства Политковской, сделал «сенсационное» заявление: он рассказал, что несколько лет работал журналистом в одной из столичных газет и писал статьи под псевдонимом. А сначала его адвокат очень долго водил указкой по карте Москвы, демонстрируя на мониторе распечатки телефонных переговоров своего подзащитного в день убийства. Это должно было убедить присяжных, что Сергей Хаджикурбанов не был в тот день на месте преступления. Но, помилуйте, если он организатор, то зачем ему там быть?

Вот так неуклюже обеспечивал адвокат алиби своему клиенту. По правде говоря, поскольку сторона обвинения не представила никаких вразумительных доказательств вины подсудимого, то и не было у адвоката большого поля для деятельности. Обвинение Хаджикурбанова строится на показаниях засекреченного свидетеля П.

Тот уже говорил в суде, что «Хаджикурбанов предлагал ему работать по СМИ», «работать по Политковской». Послушаем, что будет говорить на ближайшем заседании суда сам Хаджикурбанов, когда станет давать показания. Рискну предположить, что, будучи членом Союза журналистов, бывший убоповец будет объяснять присяжным, что говорил с о свидетелем П. о своей журналистской работе.

Мне бы очень хотелось, чтобы заказчики и исполнители убийства Анны Политковской были наказаны. Но то, что происходит в Московском окружном военном суде, не ведет к расследованию ее убийства. Оно лишь «замыливает» это самое преступление. Интуитивно понятно, что, по крайней мере, двое из четырех подсудимых — Сергей Хаджикурбанов и подполковник ФСБ Рягузов — кое-что знают об убийстве Анны Политковской. И то, что им известно, могло бы при независимом расследовании привести к настоящим преступникам. И братья Махмудовы, если бы захотели, тоже могли бы назвать имена тех, кто, по всей видимости, подставил их в это дело. Но никто из четырех, скорее всего, ничего не скажет. Им это абсолютно не нужно. Они просто спасают свою жизнь. Наверняка, с ними обо всем уже договорились. Можно только надеяться, что они заговорят, когда будут нарушены заключенные ранее договоренности. Вспомните, как это было в деле Леонида Невзлина, когда киллеры признались, что оговорили его, потому что им обещали меньшие сроки, а когда их обманули, они решили «крутить назад»…

Посмотрим. Только не надо говорить о том, что следователь Гарибян совершил подвиг. Он совершил бы подвиг, если бы публично объяснил, почему и по чьей просьбе вывел из дела об убийстве Политковской подполковника Павла Рягузова, почему не расследовал линию «наружки» ФСБ, которая следила за обозревателем «Новой газеты», почему не вызвал на допрос президента Чечни Рамзана Кадырова. Ведь все это следователю Гарибяну следовало бы сделать по канонам настоящего детектива.

Он не сделал никаких публичных заявлений. Поэтому, если он не уйдет на пенсию по выслуге лет, то будет и дальше «сочинять» в соавторстве еще с кем-то…

Все это ужасно грустно. Каждый день, проведенный в судебном заседании, приносит разочарование и тоску. Судебные слушания нисколько не приближают нас к разгадке убийства Анны Политковской. На процессе нередко звучит смех. Но это — смех сквозь слезы. Возникает ощущение, что нас всех водят за нос. И в этой игре задействованы все: прокуроры, адвокаты, подсудимые, судья. Может быть, и некоторые присяжные…

Но ничего не поделаешь. Как известно, нашей страной управляют юристы. Поэтому у нас такое следствие, которое сочиняет детективы, и такие судьи, которые потом читают эти детективы на судебных заседаниях…