Конфликт в секторе Газа продолжается, на днях Израиль опять нанес авиаудары в ответ на ракетный обстрел. В российском Интернете это одна из самых горячих тем, но вот странная вещь: сложно найти, например, британского журналиста, комментирующего события в Газе, который не побывал бы на палестинских территориях, между тем, подавляющее большинство российских коллег не были в секторе с начала 2000-х — то есть примерно с того времени, как его начали обносить стеной. За эти годы такая же стена возникла в сознании российских журналистов (имеются в виду независимые журналисты, оставим за скобками тех, кто работает на государственную пропаганду).

В результате о событиях в Газе пишут так, словно это Марс и населяют его инопланетяне. Часть из них неперсонифицированные трансформеры — это хамасовцы в масках, выкатывающие свои «катюши» из-под земли прямо на крыши больниц, чтобы подставить раненых палестинцев под удар израильской авиации.

Другая часть марсиан — это мирные жители, которые фигурируют исключительно как живой щит, который  терорристы из ХАМАС используют, чтобы увеличить количество жертв среди мирного населения и еще раз подставить Израиль под удар международного сообщества. По ночам хамасовцы роют тоннели, чтобы подвозить новые «катюши» при молчаливой подержке «живого щита».

Однако сектор Газа существует на самом деле, и там живет 1,4 миллиона реальных людей, из которых не меньше половины —  дети, потому что в большинстве семей от 7 до 12 детей. И  все эти палестинцы заслуживают того, чтобы о них писали как о людях, а не как о мишенях или «живом щите».

Мы были в секторе Газа в сентябре 2006-го, вскоре после ливано-израильской войны. Границу сектора, так же как и сейчас,  можно было перейти только через блок-пост, и то с разрешения израильских военных. Сам город Газа очень плотно застроен, в остальных населенных пунктах, а это в основном лагеря беженцев, еще теснее, люди живут буквально друг у друга на головах. Это объяснимо, сектор — узкая полоска вдоль моря длиной всего 41 км и шириной не более 12-ти. На побережье Газы расположены великолепные гостиницы и элегантные рестораны, выстроенные в 90-е, когда все надеялись на лучшие времена, которые теперь, понятное дело, пустуют. Из-за проблем с бензином уже тогда многие местные жители перевозили грузы на осликах.

В тот момент сельским хозяйством в секторе Газа заниматься было практически невозможно, поскольку, когда выводили поселения не только снесли дома, но и отрубили воду, которая подается из Израиля, и фруктовые сады засохли. Сейчас, насколько можно представить, речь идет о нехватке даже питьевой воды. Рыбачить невозможно: порт Газы блокирован.

В городе Газа, помимо боевиков и террористов, есть университет, переполненный студентами, и с очень многими прохожими на улицах можно говорить по-английски. Есть даже интеллигенция, которая периодически выходит на улицы с плакатами и чего-то требует, не находя поддержки ни у властей, ни у народа. А многие врачи в больницах говорят по-русски, потому когда-то учились в СССР.

Для понимания ситуации хорошо бы поездить по Западному берегу, подальше от Рамаллы, где организуются брифинги для журналистов. Постоять три часа вместе с другими палестинцами на блок-посте, ожидая пока пропустят автобус с израильскими поселенцами. Затем вернуться обратно и, потолкавшись в жару на  пропускном пункте из Восточного Иерусалима, выйти к стене, которая змеей извивается по всему городу, половину которого оккупированным считают не только палестинские экстремисты, но и ООН. 

Находясь вдалеке от места событий или посещая только одну сторону конфликта, ту, что доступней, российские журналисты неизбежно становятся жертвами пропаганды — и сами превращаются в ее распространителей.

Конечно, ближневосточный конфликт — уникальный случай, как и любая война, однако нынешняя операция в Газе вполне поддается классификации — это военная операция, которую проводит армия с подавляющей огневой мощью против гериллас на ограниченной  территории. Схожим образом британцы воевали в Малайе и Кении, французы — в Алжире и т.п.

Именно поэтому многие приемы ведения информационной войны тоже  уже опробованные: во всех случаях государство пытается представить конкретный конфликт как часть более масштабной войны — с коммунистической угрозой, исламизмом, всемирным терроризмом и т.п. А повстанцев или партизан уже во время колониальных войн предпочитали называть «террористами», которые укрываются за «живым щитом» (еще  британский генерал Китчинер возмущался тем, что буры отказываются воевать с ним в чистом поле, где их можно было бы легко положить из пулеметов).

Государства учатся друг у друга в искусстве пропаганды. Израильская армия при необходимости объявляет любой участок палестинской территории закрытой военной зоной, куда не допускаются журналисты (в этот раз на 3 недели закрыли весь сектор Газа). А у нас  ФСБ, когда нужно, объявляет «режим контртеррористической операции» в дагестанских селах, что автоматически запрещает допуск туда журналистов и лишает права на информацию.

Израильские военные называют «террористической атакой» обстрел израильского истребителя боевиками «Хезболлы» над городом Сайда, который вообще-то находится в Ливане, при том что террористической считается атака только мирных целей. А ФСБ летом этого года, арестовав грузинских «шпионов», обвинила их в подготовке «террористических актов» против российских военных баз. Хотя во время конфликта атака военных объектов никак не может считаться терроризмом — это диверсионная деятельность.

У Владимира Путина появились даже прямые последователи среди израильских политиков. Министр обороны Израиля Эхуд Барак в радиообращении повторил крылатое высказывание нашего экс-президента о готовности мочить в сортире только по поводу «палестинских террористов».

Как бы ни морочили нам голову столкновением цивилизаций, уникальностью ситуации, противостоянии мировому злу и проч.,  есть правила, которые выработаны десятилетиями. Согласно Женевской конвенции, армия, дислоцирующаяся в районе скопления мирного населения, обязана эвакуировать это население. Если этого не сделано, она несет ответственность за жертвы среди гражданского населения. И в этом смысле удар  6 января по школе ООН в Джебалии, где укрывались мирные жители (по данным палестинцев, погибло около 40 человек) ничем не отличается от ракетного удара по Грозному в октябре 1999 года, когда, по данным правозащитников, погибло около 140 человек. Больше всего жертв было на Центральном рынке, где в толпе разорвалась тактическая ракета «Точка У».

У властей в таких случаях всегда похожие оправдания.

10 лет назад ЦОС ФСБ заявил, что никакого обстрела не было, на Грозненском рынке шла торговля оружием, а в соседних домах хранили взрывчатку, которая самопроизвольно взорвалась. «Не исключено также, что взрыв на рынке был организован в провокационных целях террористами из числа наемников. Практика создания «живых щитов» из женщин, детей и стариков, организации огневых точек в жилых домах для вызова ударов артиллерии по населенным пунктам боевиками применялась не раз»,  выдвинула тогда еще одну версию ФСБ.

После удара по школе в Джебалии пресс-служба армии обороны Израиля распространила заявление, что школа ООН использовалась террористами ХАМАС как убежище, а со двора школы боевики обстреливали из минометов израильских военных.

Как российские власти во время чеченской кампании, так и израильские сейчас возмущаются деятельностью неправительственных организаций —  Международной амнистии, Красного Креста и др., обвиняя их в предвзятости, подыгрывании террористам и боевикам. Зарубежные СМИ, привлекающие внимание к фактам убийств мирных жителей, как всегда,  подозревают в работе на врага.

В ситуации, когда заявления одной государственной машины рассматриваются критически, не ясно, почему слова другой журналисты должны принимать на веру.

Фотографии авторов