КОММЕНТАРИИ
В Кремле

В КремлеПереоценка ценностей

25 МАРТА 2009 г. НИКОЛАЙ СВАНИДЗЕ

 

 

Днями Патриарх Кирилл высказался следующим образом: «Я считаю, что кризис – это не только проклятие, но и благословение. Он дает людям возможность задуматься, переоценить ценности».

Не знаю, как насчет проклятия и благословения, этот понятийный ряд, являясь несомненной прерогативой Его Святейшества, для меня как минимум не вполне органичен, но вот что касается ценностей – здесь я могу поддержать разговор. И должен сказать, что совершенно согласен с Предстоятелем. Если по-старому не прокатывает – значит, самое время задуматься и что-то переоценить.

Причем относится это не только к людям, но — в не меньшей степени — к целым странам.

Первый вице-премьер Игорь Шувалов сказал, что в России кризис уже достиг дна. Можно, конечно, привычно постебаться насчет того, сколько раз нам еще постучат снизу. А можно не стебаться – не в этом суть.

И даже не в том, сколько месяцев или лет мы пролежим на этом дне, если это действительно дно. Принимая во внимание, что каждый лишний день нашего там пребывания накапливает экономические и особенно социальные трудности, и в какой-то момент их количество грозит перейти в качество.

И даже не в том, как именно собираемся мы подниматься. Пока я слышал две точки зрения. Обе официальные, но друг с другом совершенно не монтируются. Первая – веселая, духоподъемно-патриотическая. Она состоит в том, что Америка скоро треснет и со всей своей дури рухнет. А из этого, в свою очередь, делается столь же естественный и логичный вывод, что Россия автоматически, как на качелях, взовьется ввысь и станет царицей мира и королевой бала. Натурально, за красивые глаза. И умеренный откат.

Вторая – уныло-прагматическая и несколько более близкая к реальности, да и к психической нормальности: Америка всех утянула, она же всех и вытянет. Как Америка начнет выздоравливать, так и весь мир вслед за ней, ну и мы, любимые, до кучи.

И вот в соответствии с этой второй концепцией, наша экономическая стратегия проста, как бензиновый двигатель: сидеть тихо, особо не выпендриваться, стараться не расточительствовать и ждать, когда американская экономика, оголодавшая за тощие годы, начнет, набирая обороты, утолять свой аппетит. И тогда цены на нефть снова, как бешеные, попрут вверх, и будет нам счастье.

И это была бы, при всей ее элементарности, не худшая стратегия. Благо – спасибо Кудрину – кое-какие деньжата мы действительно сумели накопить, не раздербанив их по интересам, и на кое-какое время их хватит. Конечно, что-то еще расплещется, и немало. Не перевелись еще на Руси ни затратные проекты, ни авторитетные, уважаемые люди, которым невозможно отказать. Казнокрадство никто пока не отменял. Как никто пока не отменил ни госкорпорации, ни Олимпиаду, ни поддержку отечественного автопрома. Все это при нас, как и многое другое. И, тем не менее, при всех издержках, стратегия пассивного ожидания была бы, повторяю, недурна. Во всяком случае, она относительно безопасна. Да и ничего другого все равно сходу не сочинишь.

Если бы не одно «но».

И вот теперь мы, наконец, дошли до главного.

Проблема в том, что цены на нефть белым лебедем уже не взлетят. Никогда не взлетят.

Нет, Америка, разумеется, поправится. Она осунется и подсохнет. В частности, принципиально снизит свою энергетическую зависимость. Таков один из основных долгосрочных приоритетов, обозначенных Бараком Обамой. Причем технологически эта задача совершенно выполнима, она по силам и США, и всем развитым экономикам. Уже сегодня выстаиваются очереди за японскими электромобилями, и это только начало – дальше неизбежно будет больше.

В конце концов, человечеству было наплевать на нефть вплоть до конца XIX века. Потом возникла страсть. Она продолжалась сто лет. Немало. Теперь она исчерпала себя. Тем более что и сама нефть конечна, и было бы безответственно сидеть и обреченно дожидаться, когда эта конечность станет реальностью.

Поэтому Западный мир в очередной раз задумается, переоценит ценности – и рванет вперед.

А что будем делать мы?

Если барышня без комплексов, будь она хоть раскрасавица, в годы своего естественного расцвета не озаботится либо надежным замужеством, либо диверсификацией своей профессиональной деятельности, она должна быть готова к тому, что со временем уровень ее клиентов и, соответственно, гонораров будет неизбежно снижаться. В какой-то момент это падение станет обвальным.

Или, если угодно, другой образ, который кому-то может показаться не столь обидным, а то и романтичным, в стиле Джека Лондона или Хемингуэя. Пожалуйста. Если великий чемпион на пике своего успеха не сумеет трезво оценить ситуацию и подумать о будущем, то через сравнительно небольшой промежуток времени он рискует обнаружить себя постаревшим, разбазарившим несчитанные когда-то деньги на девок и тяжбы с промоутерами, не героем главного боя, гонорар за который составляет десяток миллионов, а участником андеркарда, за гроши разогревающим публику перед основным блюдом вечера и под сочувственные хлопки подставляющим свое иссеченное лицо под жесткие кулаки рвущихся к славе молодых волков.

Се ля ви.

За годы фантастических, незаработанных, лившихся к нам из нефтяной трубы, как из сломанного водопроводного крана, денег мы пальцем о палец не ударили, чтобы диверсифицировать свою экономику. То есть, если говорить по-русски, мы не научились ничего делать. Ничего из того, что делается головой и руками и имеет хоть какой-нибудь спрос на всемирном рынке.

И неважно, что имеется объяснение: весь двадцатый век нас отучали думать и работать, били по голове, по рукам, по всему, что выпирает — а это не способствует творческой потенции.

Это так, но это уже никому не интересно.

И уже неважно, кто больше виноват — власть-европеец или народ-богоносец. Они всегда достойны друг друга.

Мы по-прежнему, как в 10-м веке, не можем предложить миру ничего, кроме того, чем одарила нашу землю природа. Ничего, что кому-нибудь нужно. Ни электронику, ни одежду, ни еду, ни автомобили, ни лекарства, ни детские игрушки.

Ничего для жизни.

Научились, правда, что-то неплохо делать для смерти — то, что убивает. Тоже вещи для государства нелишние. Но и их теперь много кто умеет изготавливать не хуже, чем мы, и дешевле.

Еще — мозги. Наши мозги (кстати, продукт тоже нерукотворный) пользуются спросом в мире. В крошечном Израиле центров, занимающихся новыми научными разработками, на порядок больше, чем у нас. И их, как правило, возглавляют люди, говорящие по-русски. А про США и говорить нечего. На международных научных конференциях русских ученых из Америки несопоставимо больше, чем русских ученых из России. А совокупный бюджет русской Америки превышает государственный бюджет России.

Что у нас есть?

«Роснанотехнологии»? Чубайс, конечно, может упереться и подковать блоху. И эту блоху Медведев во время саммита подарит Обаме. И Обама скажет: «Yes!» и поднимет вверх большой палец. И все. Потому что для того, чтобы поставить подковывание блох на промышленную основу, одного Чубайса и одних «Роснанотехнологий» катастрофически мало.

Мозги — ресурс не возобновляемый. «Люди – наша вторая нефть», — с гордостью сказал недавно Сергей Иванов. Справедливо сказал, хотя совсем другое имел в виду. Талантливые люди рады бы найти себя в России, но их изгоняют отсюда бюрократическое равнодушие, всепобеждающая коррупция и унизительное финансирование. И они уезжают. И уже не возвращаются.

Мы хотели стать дорогой мировой бензоколонкой. Не вышло. Зато просматривается перспектива стать дешевой китайской бензоколонкой.

Это и есть переоценка ценностей.

Версия для печати