На днях Рамзан Кадыров объявил: до конца марта режим «контртеррористической операции» в Чечне будет отменён.

Последовала серия комментариев от московских политиков, комментариев противоречивых и по большей части неодобрительных.

Читатель, возможно, удивится, но я соглашусь с Рамзаном Кадыровым.

Да, действительно, нет никаких оснований поддерживать в Чеченской Республике правовой режим, отличный от действующего в соседних регионах Северного Кавказа.

Да, действительно, режим «контртеррористической операции» в Чечне необходимо отменить.

Можно сослаться на официальные оценки численности вооружённого подполья. 23 января 2009 года заместитель министра внутренних дел Аркадий Еделев сообщил «Интерфаксу», что силы боевиков в Чечне составляют до 500 человек. Про Дагестан замминистра умолчал, зато в отношении Ингушетии был предельно точен — до 120 боевиков и 1237 пособников. Откуда цифры непонятно: вряд ли «силовики» проводили перепись «пособников», обходили блиндажи и схроны. С арифметикой вообще сложно. Год назад, в марте 2008 года, общее число боевиков на Северном Кавказе «силовики» оценивали в четыре-пять сотен человек. Сайт «Кавказский узел» суммировал официальные отчёты «силовиков», за год были убиты, задержаны и сдались не менее 546 «штыков». Чеченское министерство внутренних дел, — то есть «силовики», подконтрольные Рамзану Кадырову, — отчиталось о ликвидации за прошлый год пяти вооружённых групп, задержании 324 боевиков, уничтожении 61 боевика и о «явке с повинной» 93-х. Итого получается 478. В Дагестане за год отчитались о физическом уничтожении 77 боевиков, в Ингушетии — 61 боевика. Получается, весь личный состав подполья был за год ликвидирован, и не раз. Объяснить это сложно. Причины могут быть разные. То ли обычная ведомственная статистическая неразбериха. То ли приписки. То ли существенный численный рост подполья и «пособнической базы».

Но в любом случае по числу убитых боевиков Чечня не выделяется на фоне соседних республик.

Можно проследить активность подполья. Прошедшей зимой приходили известия о столкновениях с целыми отрядами боевиков.

Было одно такое сообщение из Чечни. 9 февраля в Веденском районе в бою с отрядом численностью до 30 боевиков были ранены трое милиционеров (то есть опять-таки бойцов одной из подконтрольных Рамзану Кадырову структур), один умер в больнице. Чеченское МВД сообщало, что потери были и с другой стороны, что позднее был найден труп боевика, следы крови и перевязочные материалы. Так или иначе, бои с участием артиллерии и вертолетов продолжались ещё двое суток.

Но ведь и из других республик приходили подобные сообщения.

11 февраля в Кабардино-Балкарии в лесу неподалеку от селения Герпегеж «силовики» столкнулись с отрядом боевиков, в столкновении семеро боевиков убиты, один милиционер ранен.

24-25 декабря 2008 года в Ингушетии в районе селения Алкун были убиты 12 боевиков, среди них — «амир Валид» (или Абу-Валид), в миру — Ваха Дженаралиев, чьё «спецподразделение «Мансур» действовало на границе Ингушетии и Чечни.

5 февраля 2009 года в Махачкале был убит «амир Муаз», в миру — Умар Шейхулаев, лидер «джамаата Шариат», «назначенный» на эту «должность» только 5 декабря прошлого года, и ещё четверо боевиков. Из Дагестана такие сообщения приходили чаще всего. Так через две недели после гибели «Амира Муаза» в Махачкале в трех «спецоперациях» были убиты пятеро и задержаны четверо боевиков, «оказавших вооруженное сопротивление».

Есть ещё один возможный критерий — сведения о потерях российских «силовиков», всё-таки они учитываются точнее, чем боевики и «пособники». Сайт «Войне нет», который собирает такие сведения по всем открытым источникам, сообщает, что в Чечне зимою 2008-2009 годов были убиты 8 и ранены 18 «силовиков», в Дагестане — 7 и 27, в Ингушетии — 21 и 55. В остальных республиках Северного Кавказа — трое убитых и трое раненых «силовиков». Всего — 37 убитых и 113 раненых. Меньше, чем за три осенних месяца 2008 года (83 убитых и 143 раненых) — «не сезон». Сравнимо с прошлой зимой (42 убитых и 85 раненых) и больше, чем позапрошлой зимой 2006-2007 годов (учтено 25 убитых и 70 раненых).

А в Чечне за прошлую зиму были убиты 18 «силовиков» и 40 ранены — вдвое больше, чем этой зимой.

Есть ли основания держать всю Чечню в режиме «контртеррористической операции», если соседние Дагестан и Ингушетия обходятся без этой роскоши?

Так что почему бы не отменить?

Более того — объявлять «контртеррористическую операцию» тогда, почти уже десять лет назад, не стоило.

Напомню, это словосочетание было введено в оборот до масштабных терактов осени 1999 года, до взрывов жилых домов в городах России. Тогда, ещё в августе 1999 года, после вторжения отрядов Басаева и Хаттаба в Дагестан, российская исполнительная власть оказалась в сложном положении. По закону, вооружённые силы можно было использовать, только объявив режим чрезвычайного или военного положения. Однако для этого потребовалось бы одобрение Государственной Думы или Совета Федерации, а парламент тогда был отнюдь не «ручным». Именно поэтому армию использовали «не по прямому назначению», а в рамках «контртеррористической операции».

Соответствующий правовой режим определялся принятым в 1998 году законом «О борьбе с терроризмом». Местом проведения такой операции предполагалось «здание», «сооружение», «судно» и тому подобные объекты. По смыслу закона, таковая операция, ограниченная в пространстве и во времени, должна проводиться быстро — когда нет возможности получить от парламента санкцию на введение режима ЧП. Примерно, как в Будённовске, Кизляре и так далее...

И вот в 1999-м под этот режим подвели всю Чечню — тысячи квадратных километров. И продлилось это чудо многие годы.

Представьте себе, что авиастроительные заводы «Боинга» объявили себя авиамодельным кружком. Формально — не придерёшься. Делают модели самолётов в масштабе один к одному. А претензий со стороны контролирующих органов будет поменьше — вряд ли контроль в Доме пионеров более жесток, чем Госгортехнадзор и прочие инспекции, положенные на «взрослых» заводах. Поначалу, надо полагать, работать «моделистам» будет легче. Но когда продукция «кружка» поступит потребителям... Не хотел бы я стать пассажиром такого «изделия».

А с чеченским «контртеррором» мы живём уже скоро десять лет. Неопределённость юридической ситуации, искусственно созданный правовой вакуум стали идеальной средой для «эскадронов смерти». «Неизвестные» в камуфляже и в масках приезжали на бронетранспортёрах и похищали людей. Иногда тела похищенных находили — со следами пыток, изуродованные, взорванные. Чаще всего увезенные люди исчезали бесследно. От трёх до пяти тысяч человек пропали вот так за все эти годы. Оставались родственники, у которых даже не было возможности похоронить близкого человека. Непогребённые и неоплаканные, они присутствовали незримо, напоминая родным о несправедливости и о безнаказанности зла. Так создавалась мобилизационная база для вооружённого подполья. А потом уже в Россию пришёл настоящий террор...

А военная прокуратура разводила руками: «Нет-де у нас средств и возможностей контролировать зачистки...»

Между тем, чрезвычайное положение не только ограничивало бы права граждан. Оно, по закону, само было бы ограничено — и по существу (список ограничений прав не беспределен), и во времени (нужно продлевать, каждый раз получая санкцию парламента). Ужасные, согласитесь, ограничения! Куда лучше жить безо всякого контроля. Более эффективно. Наверное, кто-то думал, что эффективно. На самом деле — эффектно.

А правозащитники — и «мемориальцы», и депутаты Госдумы — ещё весною 1999-го призывали главу Совбеза России ввести ЧП в чеченском приграничье. Секретарь — фамилия его была Путин — отвечал: не надо, и так всё под контролем. В августе стало ясно, насколько оно «под контролем». Началась война. А ЧП всё равно не ввели — объявили «контртеррористическую операцию».

Результаты оказались плачевны.

«Чеченизация» конфликта, начатая примерно с 2003 года, изменила положение. Внешне она состояла в передачи власти местной администрации. По сути, в передаче полномочий по осуществлению незаконного насилия вооружённым формированиям, состоящим из этнических чеченцев во главе с Кадыровым, Ямадаевым, Какиевым, Байсаровым. Сейчас из этих горцев «остался только один».

Федеральные «силовики» и выражающие их мнение журналисты не очень ему благоволят.

Да, в Чечне теперь продолжаются похищения, пытки, исчезновения, убийства людей.

Но статистика соседней Ингушетии, куда меньшей по площади и населению, отнюдь не легче.

А там «контртеррористические операции» объявляют локально и кратковременно, как и было записано в законе...

Фотографии с сайта www.rg.ru