ЗАЯВЛЕНИЕ

в порядке ст.273 УПК РФ

I.

Ваша честь!

Уважаемая защита и Михаил Борисович!

Глубоко презираемые члены преступной группы – «подставные прокуроры» Лахтин и Шохин!

Уважаемая «прекрасная» прокурорская половина, незнакомки – Ковалихина и Ибрагимова, еще не до конца понимающие, в какую мерзость и глупость они вляпались, а также «липовые» потерпевшие и гражданские истцы.

Мой краткий и лаконичный ответ «нет» на вопрос председательствующего «понятно ли мне обвинение?», не является какой-либо моей тактикой или уловкой для запутывания кого-либо или чего-либо. Наоборот – это искренний и ясный ответ. Но это вовсе не означает, что я не понимаю, что в действительности это шизофреническое т.н. «обвинение» нагло сфальсифицировано, т.е. совершено преступление, предусмотренное частью 2 статьи 299 УК РФ.

Объяснюсь, почему я говорю «нет» на вопрос председательствующего.

Во-первых, это вовсе не «обвинение», как в уголовно-процессуальном значении этот термин определяет пункт 22 статьи 5 УПК РФ: «обвинение – утверждение о совершении определенным лицом деяния, запрещенного уголовным законом, выдвинутое в порядке, установленном настоящим Кодексом».

Это шизофреническая, противоречащая не только закону, но и здравому смыслу фальшивка, изобретенная преступной группой Бирюкова-Каримова и их соучастниками, для легализации преступлений и злоупотреблений власти, совершенных по т.н. «делу ЮКОСа», по которому была уничтожена и разворована разной политической и уголовной шпаной лучшая нефтяная компания России, ее акционерам нанесен колоссальный ущерб, исчисляемый десятками миллиардов долларов, а ее основные совладельцы, руководители и даже рядовые сотрудники были репрессированы.

Во-вторых, уголовно-процессуальный закон, ст.73, 171 и 220 УПК РФ, предписывает жесткие требования к обвинению таким образом, чтобы любой обвиняемый мог реально воспользоваться предусмотренным ст.47 УПК РФ правом «знать, в чем он обвиняется», для того, чтобы любой обвиняемый мог понять обвинение и защищаться, т.е. использовать свое конституционное право на защиту.

В праве, тем более в уголовном праве, принцип правовой определенности и принцип предсказуемости закона в первую очередь направлены на то, чтобы любой гражданин мог четко и ясно понимать и осознавать нормы права, для того, чтобы в полной мере реализовывать свои права.

Я этого права лишен.

Вынужден в связи с этим напомнить и объяснить суду более подробно, что я, Лебедев П.Л., на момент своего незаконного ареста в июле 2003 года [i]  был единственным директором международной инвестиционной холдинговой компании Group Menatep Limited (позднее — GML), контролирующей инвестиции на сумму более 30 миллиардов долларов США в России, странах Западной и Восточной Европы, США и т.д.

Я возглавлял Международный консультационный комитет холдинга GML, в состав которого входили:

• Стюарт Эйзенстат (Stuart Eizenstst), бывший посол США в ЕС, бывший заместитель министра торговли, бывший заместитель государственного секретаря, бывший заместитель министра финансов;
• Дадли Фишборн (Dudley Fishburn), бывший член Британского парламента, бывший исполнительный редактор журнала The Economist;
• Марджери Краус (Margery Kraus), президент и ответственный руководитель компании APCO Worldwide Inc;
• Др. Отто Граф Ламсдорф (Dr. Otto Graf Lambsdorff), бывший министр экономики Германии, бывший член Германского Бундестага.

Я был членом Европейского Консультационного Совета фонда The Carlyle Group, где председателем Совета был Джон Мэйджор, бывший премьер-министр Великобритании, а в состав Совета входили известные мировые деятели, такие как:
• Джеймс Бэйкер, бывший государственный секретарь и министр финансов США;
• Франк Карлуччи, бывший министр обороны США. И другие.

В России я являлся:
председателем Совета директоров Международного финансового объединения «Менатеп»;
председателем Совета директоров Инвестиционного банка «ТРАСТ»;
председателем Совета директоров Банка «Менатеп - Санкт-Петербург», входил в различные Советы российских организаций «Экспортхлеб» и т.д.

Ранее я в течение 10 лет работал в ВО «Зарубежгеология», где возглавлял планово-экономический отдел, в связи с чем вопросы экономики, нефтедобычи для меня вовсе не чужды.

В то время, когда в России все еще шли споры о необходимости и методах борьбы с отмыванием преступно полученных средств, я уже консультировал экспертов FATF по этим вопросам.

Уверен, столь значительный опыт успешной работы в национальных и международных экономических структурах на руководящих должностях, а также несколько высших образований позволяют мне понять любые здравые и адекватные рассуждения так или иначе связанные с экономикой.

Однако ни одному вменяемому человеку не суждено понять сущность сфабрикованного обвинения в совершении якобы экономических преступлений, в котором в качестве предмета хищения по ст.160 УК РФ и предмета легализации по ст.174 УК РФ указаны «бездокументарные именные акции».

II.

Ваша честь!

Еще 11 марта 2009 года в ходе предварительных слушаний по данному сфабрикованному уголовному делу я обращал внимание гособвинения и суда на то, что:

«Бездокументарные акции, в силу отсутствия вещных признаков, формы и содержания (реквизитов) к имуществу по закону (ГК РФ и УК РФ) не относят, а отношения с бездокументарными акциями регулируются нормами обязательственного права, изложенными в разделе III ГК РФ «общая часть обязательственного права».

Бездокументарные акции удостоверяют обязательственные права их владельцев по отношению к акционерному обществу, в реестре которого особым способом производится фиксация имущественных прав акционеров, о чем знает любой юрист или просто образованный человек, добросовестно изучающий цивилистику.

Таким образом, институт бездокументарных акций существует только в виде права (прав), а не имущества».

Данная моя позиция основана не только на собственном понимании норм права, но и на общеобязательных для всех правоприменителей решениях Конституционного Суда РФ. В частности, в постановлении Конституционного Суда РФ от 24 февраля 2004 года №3-П по этому предмету дано официальное конституционно-правовое толкование, согласно которому акционеры акционерных обществ определены как лица, «которые реализуют свои права через владение акциями, удостоверяющими обязательственные права ее владельца по отношению к акционерному обществу».

Неудивительно, что профессор кафедры уголовного права юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета Б.В. Волженкин, долгое время возглавлявший институт повышения квалификации Генеральной прокуратуры РФ (Санкт-Петербург), считает невозможным признание предметом хищения ценных бумаг в бездокументарной форме выпуска или, как их часто называют, бездокументарных ценных бумаг:

«Не могут быть предметом совершения кражи, присвоения, грабежа и разбоя так называемые бездокументарные ценные бумаги, которые являются особым способом фиксации имущественных прав участников гражданских правоотношений (ст. 149 ГК)… Бездокументарные ценные бумаги не могут быть объектом права собственности; в отношении них возникают не вещные, а сугубо обязательственные отношения» [ii].»

Также неудивительно, что по данному поводу однозначная позиция у Председателя Верховного Суда РФ Лебедева В.Н. и ныне бывшего заместителя Председателя Верховного Суда РФ, председателя Судебной коллегии по уголовным делам Верина В.П., которые в Комментарии к Уголовному кодексу, подготовленном судьями высшего судебного органа, указывают:

«Предмет хищения всегда материален, т.е. должен обладать вещными признаками» [iii].

Именно поэтому я, основываясь как на собственном понимании, так и на указанных выше позициях Конституционного Суда РФ, Председателя Верховного Суда РФ и ученых, утверждаю, что институт бездокументарных именных акций существует только в виде права, обязательственного права, а не вещи (имущества), которая может тайно физически изыматься.

Именно поэтому далее в своих доводах 11 марта 2009 года я пояснил, что:

«Любому профессиональному криминалисту понятно, что произвести тайное физическое изъятие (признак состава ст.160 УК РФ как способа хищения вверенного имущества) бездокументарных акций невозможно, поскольку они, в отличие от имущества, не обладают вовсе вещными материальными признаками и существуют исключительно в виде института имущественного права».

Полагаю, что у т.н. гособвинения как минимум с 11 марта было время для того, чтобы подготовиться к рассмотрению моих заявляемых требований в порядке ст.273 УПК РФ о понятности и пределах предъявленного мне шизофренического обвинения, в т.ч. и по таким вопросам:

1)  отсутствие в материалах сфабрикованного уголовного дела доказательств моего нахождения в период с 6 по 12 ноября 1998 года (как утверждает гособвинение) в городе Москве [iv];

2)  отсутствие в материалах сфабрикованного уголовного дела доказательств использования мною в период с 6 по 12 ноября 1998 года служебного положения заместителя председателя объединенного правления ЗАО «Роспром [v];

3)  отсутствие в материалах сфабрикованного уголовного дела доказательств обращения мною в свою пользу [vi] бездокументарных именных акций ОАО «Томскнефть» и иных эмитентов в период с 6 по 12 ноября 1998 года;

4)  отсутствие в материалах сфабрикованного уголовного дела доказательств вверения мне [vii] бездокументарных именных акций ОАО «Томскнефть» и иных эмитентов в период с 6 по 12 ноября 1998 года;

5)  отсутствие в материалах сфабрикованного уголовного дела доказательств причинения мною крупного ущерба этим собственникам [viii] (?!!!) Кого гособвинение подразумевает под «этими собственниками», ведь из материалов сфабрикованного дела следует, что указанные бездокументарные именные акции принадлежали только ОАО «ВНК»?

6)  Каким волшебным образом я мог причинить крупный ущерб миноритарным акционерам ОАО «Томскнефть» [ix]? Кого под этими миноритарными акционерами ОАО «Томскнефть» подразумевает гособвинение? Какое вообще имеют отношение миноритарные акционеры ОАО «Томскнефть» к договорам мены между ОАО «ВНК» и иностранными компаниями (риторический вопрос: может быть, уже пора позвать психиатра)?

7) С какого «потолка» или на какой волшебной фондовой бирже гособвинение взяло «рыночные цены» 17 112 200 акций ОАО «Томскнефть» стоимостью 3 199 981 400 рублей [x], тогда как согласно официальной финансовой отчетности ОАО «ВНК» их стоимость составляет 2 139 025 рублей (т.е. в 1496 раз меньше!)?

8) Почему на период с 6 по 12 ноября 1998 года гособвинение превратило Голубовича А.Д. в Лебедева П.Л.? Если серьезно, гособвинение обязано разъяснить мне свои недобросовестные «фирменные» приемы, о которых, в частности, идет речь в моем ходатайстве от 13 марта 2009 года и прилагающемся к нему ходатайстве моей защиты от 12 ноября 2008 года:

«Подмена фигурантов» — приписывание реальных действий Голубовича А.Д. (заключившего, как считается, «сделку» со следствием) Лебедеву П.Л., местонахождение которого в период с 6 по 12 ноября 1998 года, а также действительный, а не вымышленный характер его деятельност, следствие даже не удосужилось (или не смогло) установить! В любом случае, какие-либо доказательства по этому эпизоду, подтверждающие фальшивую версию следствия о якобы причастности Лебедева и опровергающие его вышеуказанные показания о непричастности (следовательно – невиновности) в материалах дела отсутствуют! (Ранее, по предыдущему уголовному делу, Каримов использовал этот «фирменный прием» в отношении Лебедева по эпизоду с акциями ОАО «Апатит» — также «поменяв» Голубовича на Лебедева)».

Вышеприведенный перечень вопросов вовсе не является исчерпывающим, но и этого хватает, чтобы убедиться в полной бредовости сфабрикованного обвинения.

И именно потому, что оглашенное в настоящем судебном заседании шизофреническое обвинение состоит из подобного рода многочисленных взаимоисключающих абсурдных фактов, я не имею возможности его понять и от него защищаться.

Лебедев П.Л.

[i] См. Постановление Европейского Суда по правам человека от 25.10.2007, вступившее в законную силу 2 июня 2008 года.