Правящая клептократия превратила государство из средства реализации общественных интересов в инструмент своего обогащения, а коррупцию — едва ли не в основу государственного строя. Подобное извращение несовместимо с жизнью государства: его ждет распад, а нас — болезненный системный кризис, обрывающийся в хаос.­­­­­

Однако жизнь на этом не закончится.

Нам — именно нам, нашему поколению — предстоит после системного кризиса восстанавливать свою страну, собирать ее по растоптанным и оскверненным кусочкам, «отбирать наши пяди и крохи», вновь строить заново российскую цивилизацию — как обычно, на базе русской культуры.

Это будет крайне тяжело и неприятно (история вообще редко делается приятным образом), но ведь самоубийственные журфиксы вроде «путинского процветания» даром не проходят: нам придется страшную цену платить за нынешние безумства гламурно-силовой клептократии.

Что ж: в чужом пиру похмелье, похоже, и есть русский способ исторического развития.

Однако непродуктивно бесконечно пережевывать наши будущие несчастья: как говорится, «без подвигов Родина вас не оставит».

Главное сегодня — не потерять, погружаясь в сиюминутные проблемы, горизонт стратегического видения. И помнить, что, когда через несколько лет (ориентировочно — через пять) мы начнем собирать и восстанавливать Россию, мы, помимо качественно новых проблем будущего, столкнемся с теми же самыми задачами, которые не смогли решить в настоящее время.

Среди этих задач — сотрудничество с Украиной.

Оно вызвано простым обстоятельством: с чисто экономической точки зрения обрубок некогда единого хозяйственного организма, известный под псевдонимом «Российская Федерация», существовать в долгосрочном плане не может. Без машиностроения Украины и Белоруссии, без ресурсов Казахстана и транзита по этим территориям Россия как экономический организм нежизнеспособна и тем более не сможет играть никакой самостоятельной роли в глобальной конкуренции. Это прекрасно понимали американские аналитики, в частности Бжезинский, подчеркивая категорическую необходимость отрыва Украины от России. Именно поэтому даже самые робкие и непроработанные идеи постсоветской реинтеграции (последняя попытка — концепция «единого экономического пространства») вызывали решительный протест и противодействие развитых стран. Именно поэтому недавняя угроза создать Таможенный союз оказалась единственным аргументом, вынудившим американскую администрацию выступить за скорейшее принятие России в ВТО (которое, правда, нам в нашем нынешнем состоянии больше навредит, чем поможет).

Однако неприятие идеи постсоветской реинтеграции нашими уважаемыми партнерами (в одних сферах) и конкурентами (в других) не может отменить настоятельной необходимости этой реинтеграции, ключевым элементом которой в силу своего экономического и транспортного значения является Украина.

Давно пора начать серьезное обсуждение интеграционных перспектив, основанное не на личных обидах и амбициях, не на корпоративной конкуренции, а на совместном поиске выхода из стратегического тупика, в котором находится эта страна.

Для всех очевидно: Украина не может платить за энергоносители европейскую цену. Никому — ни нам, ни прикаспийским странам. И это не должно служить поводом для предъявления претензий: Россия тоже, как бы ни надрывались штатные «соловьи Газпрома», не может платить эту цену.

Причина — другая структура экономики и другие технологии. А замена их требует не только времени, но и денег, неумолимо сжираемых дорогими энергоносителями.

И надеяться на кредитование технологического перевооружения некоей третьей стороной не приходится: таких денег в мире просто нет — даже до кризиса не было.

Выход один, простой и неприятный: если у Украины нет денег, платить за газ придется активами. И платить России, ибо прикаспийским странам придется платить больше, а заинтересованности в украинских активах у них нет.

Однако плата активами — это и есть начало официальной интеграции: «коготок увяз». «Официальной» — потому что неофициальная интеграция уже есть, и колоссальная: значительная часть украинской внутренней политики отражает конкурентную борьбу российских бизнесменов на украинском рынке, а жалобы московских бизнесменов на украинских владельцев офисов стали банальнее анекдотов про тещу.

Собственно, легализация теневой интеграции выявит решенность задач, о которых уже десять лет бесплодно мычат друг другу стада идеологизированных бездельников, однако такая легализация возможна только при согласии на нее двух государств.

Пока этого согласия нет, предстоит идти по более длинной дороге: признав неизбежность интеграционных процессов, признать и их конечность. Ведь платить активами вечно нельзя: в конце концов они кончатся, а привлекательные активы и вовсе кончатся быстро. С другой стороны, интеграция, будучи запущена, при наличии взаимной выгоды нарастает и приходит к своему конечному результату — общей валюте.

При этом в силу разнице в масштабах экономик ясно, что эта общая валюта будет либо российским рублем, либо выпускаться на его основе.

Это — объективная реальность, альтернативой которой является только уничтожение двух экономик, и подход к Украине по лагерному принципу «сдохни ты сегодня, а я завтра» — такой же злонамеренный националистический бред, что и изобретение племени «укров».

И сегодня нам надо не переживать или злорадствовать по поводу нашего общего будущего, а сесть за стол переговоров — разумеется, на уровне экспертов, а не политиканов, которым и ядерная война не прибавит вменяемости. Тема проста: что именно и как именно должна получить Украина за ту экономическую власть, которую принесет России введение общей валюты.

Понятно, что выдвигать предложения должны прежде всего украинцы, однако несколько принципиальных позиций понятны уже сегодня.

Прежде всего, государства должны цивилизоваться. Произвол монополий и насилие со стороны «правоохранительных» органов России должны быть приведены к нормальному, терпимому уровню. К такому же уровню должна быть приведена коррупция, различная в наших странах по моделям своего функционирования, но равно неприемлемая по масштабам и глубине.

Увеличение прав украинской экономики и украинской элиты должно проводиться параллельно, по мере осуществления тех или иных этапов интеграции.

На завершающем этапе, при введении общей валюты, украинское государство должно получить право вето в отношении всех решений, которые касаются Украины. Учитывая глубину интеграции, это означает право вето в отношении почти всех экономических решений, принимаемых российскими властями. Конечно, российская сторона должна получить аналогичное право, но поскольку далеко не все решения украинского государства (просто в силу меньшего масштаба украинской экономики) будут касаться России, наше право вето в отличие от украинского отнюдь не будет всеобщим.

Строго говоря, такая конструкция даст Украине не просто значительно больше власти в отношении России, чем у нее есть сейчас, но больше власти, чем у нее имелось когда бы то ни было.

И наконец, не стоит забывать о получающей все большую популярность концепции «Киевской Руси», в рамках которой общие органы управления могут быть рассредоточены по ряду городов (по германской модели), включая и Киев. Некоторые органы российского управления можно сплавить туда хоть сейчас — более подходящее место для них, конечно, Магадан, но чего не пожалеешь ради будущего союзника!

А если серьезно: не стоит забывать о том, что Украина в силу лучшего климата и массового сохранения трудовой мотивации (в отличие от России раскрестьянивание не стало там тотальным) переживет предстоящий кризис в социальном плане менее болезненно. И хотя общее хозяйственное доминирование нашей страны сохранится, оно будет уже не столь однозначным, как сейчас, что вполне может быть отражено в переносе части органов общего управления на Украину (как и в Белоруссию, и Казахстан).

Автор — директор Института проблем глобализации, д.э.н.