Месяц за месяцем в отношениях России с внешним миром нарастает общая конфликтность. Причем Москве эта конфликтность, как правило, ничего не дает. Несмотря на красиво звучащие отсылки к афоризмам канцлера Горчакова, согласно которым, Россия, дескать, закончила период «сосредоточения», на самом деле особого эффекта не достигается. Чтобы понять это, достаточно посмотреть на ключевые пункты внешнеполитической повестки, не пытаясь определить правоту сторон в каждом конкретном случае, а лишь сопоставляя цели и результаты.

         Отношения России с Европейским Союзом стагнируют. К этому все давно привыкли, поэтому отсутствие результатов очередного — к слову, двадцать третьего — саммита Россия-ЕС в Хабаровске уже никого не волнует, в том числе и самих дипломатов, привычно утешающих себя тем, что им удалось «дать отпор», по правде говоря, не очень настойчивым европейским визави.

Между тем, факты вовсе не создают благостной, для борющейся за влияние региональной державы, картины. Энергетика перестала быть основным связующим звеном и превратилась в постоянный источник разногласий. ЕС резко сократил закупки российского газа (кризис тут ни при чем, ведь импорт норвежского газа увеличивается) и всерьез поставил перед собой задачу диверсификации источников энергопоставок. Исход войны конкурирующих газопроводов пока неизвестен, но по тому, с какими трудностями сталкивается процесс согласования маршрута "Северного потока", можно судить, что лоббировать его дальше будет только сложнее. ЕС усиливает свое присутствие в регионе общего соседства. В мае была запущена инициатива по Восточному партнерству, к которой с удовольствием присоединились все шесть приглашенных постсоветских государств. Налицо общий кризис доверия.

         Российско-натовские отношения наиболее отчетливо характеризует состоявшаяся взаимная высылка дипломатов. Ожидать, что в такой атмосфере страны Запада пойдут на серьезное обсуждение российских инициатив в области безопасности, по меньшей мере неоправданно.

         Российско-украинское противостояние тоже давно переросло в хроническое. Но и здесь за последние месяцы произошли зримые сдвиги в расстановке сил. В ходе зимней газовой войны Украина доказала, что ее система гораздо легче переносит российский прессинг, чем это предполагалось, и что благодаря объему транзита Россия и Украина находятся в отношениях взаимозависимости. После всех физических и репутационных потерь Россия ни на шаг не приблизилась к контролю над украинской газотранспортной инфраструктурой. Мартовская декларация об участии ЕС в модернизации этой инфраструктуры, подписанная несмотря на демарш российской делегации, может оказаться первым шагом к реорганизации всей системы торговли российским газом, когда Европа будет приобретать его на российской границе. Наконец, не кто иной, как Виктор Янукович, отказавшись от закулисной сделки с Юлией Тимошенко, продемонстрировал, что верит в выбор украинского народа — а не внешнее признание — как в единственный источник легитимности власти в стране, чем еще раз подчеркнул, что Москва уже никогда не будет «ставить королей» в Киеве.

         Отношения с Белоруссией дошли до стадии полного скандала. Отказ Минска принять на себя председательствование в ОДКБ попросту беспрецедентен, а демонстративные действия формально ближайшего партнера в плане погранично-таможенного отгораживания от России имеют имиджевый эффект, выходящий за пределы Белоруссии.

         Узбекистан отказывается присоединиться к решениям о создании коллективных сил оперативного реагирования той же ОДКБ. Киргизия то ли закрывает, то ли не закрывает американскую базу «Манас». Противоречия по газу с той же Туркменией достигли опасной степени остроты. Все без исключения энергопроизводящие страны Каспийского региона, не довольные монополией России на транзит, стремятся диверсифицировать свой экспорт.

         Нежелание государств мира признать вслед за Россией независимость Абхазии и Южной Осетии в целом симптоматично в плане оценки ее реального влияния в мире и даже на постсоветском пространстве. Но особого внимания в этом контексте заслуживает Китай, отношения с которым, хотя это пытаются скрывать, после прошлогодней войны с Грузией объективно осложнились.

         Действительно, есть позитивная динамика в отношениях с США, но пока рано говорить, насколько долговечной она окажется. Это ведь не первая попытка «перезагрузки» за последнее десятилетие, и совсем не исключено, что она закончится как предыдущая, бушевская, неспособностью договориться.

         Смыслом дипломатии во все времена считалось умение увеличивать число друзей и союзников, иногда искренних, иногда вынужденных и временных. Если этого не происходит, неадекватны либо цели политики, либо средства, либо и то, и другое.

         Одной из главных, если не главной целью российской внешней политики в течение всего постсоветского периода, и особенно активно с 2004 года, был запуск реинтеграционных процессов на территории СССР, воссоздание российскоцентричной системы, «зоны привилегированных интересов» или, другими словами, сферы влияния. Причем эта цель имела и самодостаточный, и внешний аспект. Считается, и небезосновательно, что признание со стороны других мировых игроков «высшей лиги» приходит, только когда доказано умение проецировать свое влияние за пределы собственных границ.

         Понять эту логику можно, но подобное целеполагание неизбежно натолкнется на жесткое сопротивление. Во второй половине ХХ века в Европе не было случаев, когда распавшиеся страны воссоединялись. Это происходит потому, что местные руководители, получившие признание в качестве правящих элит независимых государств, никогда не отдадут этот статус без борьбы. (Это относится не только к России: например, Румыния тщится, но не может стать новым старшим братом для Молдовы.) Европейский Союз состоялся именно потому, что в отличие от всех предыдущих наднациональных образований с их инстинктивной тягой к централизации там стали передавать наверх только те функции, которые нельзя эффективно осуществлять внизу.

         Ослабить сопротивление национальных элит можно как на общегосударственном, так и на индивидуальном уровне, но для этого требуются огромные экономические вливания, от субсидий целым отраслям промышленности до взяток отдельным политикам, а эффект будет временным. Если же говорить о средствах, то Россия пытается проводить вроде бы обычную политику кнута и пряника. Проблема в том, что в XXI веке сочетания обещаний и угроз, даже исполненных, недостаточно. Необходимо то, что называется «мягкой силой» — общая привлекательность модели государственного и экономического устройства. У России сегодня «мягкой силы» явно недостает, а у Европы — богатой, менее коррумпированной, внутренне отрегулированной — ее как раз много, и в этом на собственной практике убедились миллионы украинцев, белорусов и молдаван.

В основе же всего лежит завышенная самооценка. Российское внешнеполитическое мышление слишком снисходительно к себе и высокомерно по отношению к другим. С экономикой, составляющей 2-3 процента мирового ВВП? трудно бросать вызов Западу. Энергетических сверхдержав не бывает; в этом случае мир стал бы другим уже после арабского нефтяного эмбарго 70-х годов. Представления, что у России всегда есть в запасе суперресурс, которым можно «долбануть», неверны уже в силу того, что ни один из потенциальных «адресатов» такой политики не имеет дело с Россией один на один, но давно выстроил собственную систему внешнеполитических связей.

         Скорее всего, большинство этих аргументов российское внешнеполитическое сообщество прекрасно понимает. И пытается компенсировать ощущение проигрыша жесткой риторикой, переговорной неуступчивостью, профессионализмом дипломатов и самое страшное — жизнями солдат. Но вряд ли этого хватит надолго.

         Теоретически для выхода из сегодняшней ситуации у России есть две дороги. Одна — к конфронтации с Западом. Объективно Россия не может позволить себе такого исхода в силу экономической слабости, вызовов разного рода на востоке и юге, а также все того же отсутствия союзников. Субъективно российские элиты этого не хотят, поскольку в личном качестве не спешат оказаться за новым «железным занавесом».

         Другая дорога ведет к глубокой ревизии нынешней политики. К отказу от требований закрепить за Россией исключительные права в ближнем зарубежье. К сочетанию рыночных основ в отношениях с соседями с уважением их суверенитета, что-то типа «денежки врозь, но дружба дружбой». К пониманию того, что в партнерстве с сегодняшней политической Европой России будет легче развиваться в современном мире, чем в соперничестве с ней. Но, похоже, к принятию такого подхода российские элиты пока тоже не готовы.

         Впрочем, России не впервой двигаться по бездорожью.

         Автор – директор Российской программы Финского института международных отношений, в 1988 – 2006 гг. сотрудник Института Европы РАН

Фотографии РИА Новости