Доктрина межеумочности
Сегодня «Ежедневный журнал» завершает публикацию отрывков из книги
«Одинокая держава. Почему Россия не стала Западом
и почему России трудно с
Западом».
Рискну сказать вещь, неприемлемую для многих международников, посвятивших свою жизнь изучению внешней политики, как особой сферы деятельности государства. Рискну утверждать, что внешняя политика в том виде, в каком она осуществляется нынешним российским государством, все ее закономерности и инструменты оказываются вторичными и нередко несущественными. А сама внешняя политика стала лишь продолжением либо формой осуществления внутренней политики в типично ленинском смысле этого слова. Именно внешняя политика Москвы сегодня является важнейшим средством консолидации общества и легитимации российской системы. В этом качестве внешняя политика превращется в мощный охранительный фактор, не менее успешный, чем манипулятивные действия «президентской вертикали». Поэтому так важно, какова ее идеология и философия. Поэтому мы должны прислушаться к тем, кто предлагают их осмысление.
Первым министром иностранных дел, кто понял необходимость формирования идеологии внешней политики и кто начал рассматривать внешнюю политику в цивилизационном контексте стал Сергей Лавров. Он сделал для нашего понимания траектории России и сущности нынешнего российского государства и его отношения к миру, пожалуй, больше, чем Владислав Сурков с его «суверенной демократией». Когда нибудь эволюцию российского государства будут изучать именно по высказываним Сергей Лаврова, блестящего дипломата, который оказался в драматической роли человека ( мог от этой роли и отказаться!), который начал пытаться обосновывать дрейф России в «серой», межеумочной зоне.
Давайте посмотрим, насколько убедительны аргументы идеолога российской парадигмы «Быть с Западом и против Запада». Вот основные тезисы внешнеполитической стратегии России в интерпретации Лаврова на этапе российского нефтяного «возвышения» в 2005-2008 гг: существующая система глобальных отношений себя изжила; Россия предлагает создать новое мировое правительство — «тройку» из основных центров силы - России, США и ЕС, которая «сможет направлять мировую лодку»; Россия призывает перейти к «сетевой дипломатии» и отказаться от изживших себя прежних альянсов (имеется в виду прежде всего НАТО).
Наконец, особо обратим внимание на следующее: «Россия не может принять чью-либо сторону в конфликте цивилизаций. Россия готова играть роль моста». Это была претензия на роль России, как самостоятельной мировой силы, которая, как «кошка, гуляет сама по себе».Пока на этом Лавров остановился в своих размышлениях на экзистенциальные темы.
Сам набор выдвинутых Кремлем определений: «посредник», «мост», «сверхдержава», «сетевая дипломатия» и «геополитический треугольник» — говорил о характере настроений в среде российской элиты в годы упоения кажущимся могуществом и возможностью навязать миру свои правила игры. Любопытно, что российская элита рассуждала, как американские неоконсерваторы и сам Буш-младший во время своего первого президентства. Те тоже заявляли, что старые институты и договоренности себя изжили и они открывают новую страницу в истории, причем в одностороннем порядке. Возможно, что кремлевская команда просто захотела не отставать от своих коллег в вашингтонском Белом доме. Короче, Москва пыталась действовать по рецептам Буша-младшего. Сами решите, насколько эти концептуальные изыски все еще актуальны сегодня.
Любопытно, однако, что при обосновании необходимости нового миропорядка, в котором бы России принадлежала роль одного из «полюсов», в самой российской политической среде не было единодушия. Большинство российских политиков и экспертов обосновывало свой ревизионизм геополитическими причинами: возросшей мощью России, слабостью Запада, ослаблением гегемонизма США, потребностью компенсировать былые унижения, либо правом России иметь свои «сферы влияния». Короче, российская элита, доказывая необходимость новых правил игры, предпочла прибегнуть к геополитическим аргументам. При этом и сам Владимир Путин, и вслед за ним кремлевские пропагандисты больше не говорили, что Россия- это другая в нормативном смысле, не демократическая цивилизация. «Мы такие же, как вы» - всегда говорил сам Путин западным лидерам.
Министр иностранных дел Сергей Лавров занял более искреннюю и честную позицию. Он в своем обосновании роли России обратился к ценностным категориям. Он, кстати, был единственным представителем российской элиты, кто пошел по этому пути. В июне 2008 г. Лавров предложил миру весьма любопытное концептуальное объяснение новой внешнеполитической доктрины Кремля. Знаменательно то, что он выступил в ранге министра иностранных дел нового правительства, которое было сформировано президентом Дмитрием Медведевым. Следовательно, эти идеи не могли не быть одобрены новым лидером. Так, Сергей Лавров утверждал: «Уже нет сомнений в том, что с окончанием «холодной войны» завершился …этап мирового развития — 400-500 лет, в течение которых в мире доминировала европейская цивилизация».
Странное утверждение: казалось, что конец «холодной войны» означал конец антизападной и антиевропейской альтернативы, который был ознаменован падением СССР. Поверим министру, что на самом деле распад СССР означал не победу западной цивилизации, а ее собственное «завершение» (!). До сих пор мир думал по-другому — значит, мир ошибался.
Ну, и что теперь нас ожидает? Оказывается, если верить мнистру, мир стоит перед дилеммой: либо «через принятие западных ценностей …становиться Большим Западом», либо «другой подход, и его продвигаем мы». А вот в чем этот «другой подход» заключается: «конкуренция становится подлинно глобальной, приобретая цивилизационное измерение, т.е. предметом конкуренции становятся в том числе ценностные ориентиры и модели развития»!. Представитель российской правящей команды открыто заявлял, что Россия собирается предложить миру иную, не западную систему ориентиров и стандартов и даже иную модель развития. Здесь он пошел дальше Владимира Путина, который пока открыто не отваживался на такие теоретические новации. Или я что-то упустила? Вряд ли Сергей Лавров взялся импровизировать на свой страх и риск. Очевидно, он отразил соответствующую эволюцию мышления внутри кремлевской команды, которая начала примеривать на себя роль центра новой цивилизационной галактики.
Только недавно представители российской элиты, в том числе и неоднократно сам Владимир Путин, говорили о том, что они принимают либеральные принципы, но осуществляют их в соответствии с российской спецификой. Теперь представители правящей элиты начали претендовать на обладание собственной системой ценностей. Правда, непонятно было, какую именно систему ценностей была готова предложить мировому сообществу Россия — ту, которая развалила СССР в 1991 г.? Впрочем, и сам министр иностранных дел Лавров, видимо, запутался в цивилизационных измерениях. Ведь не далее как в 2007 г. тот же Сергей Лавров, объясняя причины «холодной войны», говорил: «Биполярная конфронтация была конфликтом внутри одной цивилизации, ибо оппонирующие силы были продуктом, пусть и разных, течений европейской либеральной мысли (!)». Следовательно, СССР и Запад все же принадлежали к одной цивилизации и Советский Союз также был продуктом европейской либеральной мысли. Это, конечно, сильно сказано. Министру пришлось бы туго, если бы ему пришлось доказывать свою правоту по этому вопросу.
Меня в данном случае в замешательство повергает вот что: если Запад и СССР принадлежали к одной европейской цивилизации, как уверял нас Лавров в 2007 г., то почему вдруг годом позже Запад и Россия начали конкурировать в «цивилизационном измерении»? Правда, в этом вопросе Лавров проявил гибкость, достойную высококлассного дипломата, утверждая, причем в одном и том же выступлении (в июне 2008 г.), что хотя «мы» предлагаем миру «другой подход» (кстати, кто такие «мы»?), тем не менее «Россия мыслит себя как часть европейской цивилизации, имеющей общие христианские корни». Этим он меня окончательно добил: как это можно быть одновременно частью европейской цивилизации и предлагать ей «другие ориентиры и модели развития»?
Оставим на совести мидовских спичрайтеров эти сногсшибательные зигзаги мысли. Важно то, что именно Сергей Лавров соединил внешнюю и внутреннюю политику, чего не хотели и не хотят делать многие в России, пытаясь создать иллюзию, что расхождения России и Запада не имеют отношения к нормам и принципам. Российский министр сказал: «Нет! Имеют». И я с ним в этом вопросе соглашусь.
Запомним выводы руководителя российского МИД. Ибо вскоре Лавров еще раз пересмотрел позицию о месте России в цивилизационном контексте.
Давайте послушаем, что говорил Лавров в начале 2009 г.: «Безвозвратно в прошлом осталась иллюзия однополярного мира». Ну, это понятно — как откажешься от основополагающего тезиса российской внешнеполитической доктрины. А вот здесь прошу внимания: «Готовы( имеется в виду готовность Москвы-Л.Ш) к всестороннему развитию связей в направлении формирования стратегического партнерства Россия—Евросоюз». Сергей Викторович, нужно все-таки сменить спичрайтеров — больно уж косноязычны. «Своего рода момент истины наступил в отношениях с НАТО, однозначно вставшей на сторону агрессора» (речь идет о Грузии). Но ведь, позвольте, НАТО и ЕС — это практически одни и те же страны. Как можно их одновременно воспринимать как партнеров и как пособников агрессора против России? Возможно, министр имеет в виду партнерство с ЕС только потому, что ЕС не включает Америку. Тогда это означает по меньшей мере неодобрительное отношение российской власти к США. Но как в таком случае быть с «перезагрузкой» российско-американских отношений?
А вот еще занимательное заявление: «Убеждены, что ставить страны СНГ перед искусственным выбором — либо вы с нами, либо против нас, превращать их в заложников чьих-то геополитических проектов — недопустимо. Намерены добиваться, чтобы законные интересы наших партнеров уважались, чтобы к ним относились как к равноправным членам международного сообщества». Интересно, относится ли это высказывание к Грузии и Украине? А может быть, это скрытая критика путинско-медведевской идеи «привилегированных интересов», превращающей соседние государства в «заложников геополитических проектов» России?
Читаем следующий пассаж: «Россия была и остается неотъемлемой частью европейской цивилизации ( напомню, что в предыдущих выступлениях министр в этом сомневался. — Л.Ш.). Между нами и другими европейскими государствами выстраиваются отношения взаимозависимости и взаимовлияния. Что-то мы отдаем, что-то получаем взамен. И сейчас, когда Европа становится все более многонациональной и многоконфессиональной, мы могли бы помочь партнерам в выработке навыков цивилизационной совместимости, невозможной без укоренения толерантности». Хорошо бы, конечно, подискутировать с европейцами о том, что они могут у нас позаимствовать в плане «толерантности» и «цивилизационной совместимости» — может быть, отношение к гражданским правам, к свободе СМИ, к отношению к другим конфессиям, а может быть, российское отношение к «лицам кавказской национальности»? Неважно, верят ли наши официальные лица в то, что они говорят. Неважно даже то, что они не обращают внимания не нелогичность того, что они говорят. Важнее то, жонглирование фразами скрывает отсутствие у власти позиционирования (которое, кстати, было у советской элиты).
Пытаясь чем-то заполнить стратегическую пустоту, российская правящая команда обратилась к диалектике, которая в кремлевском исполнении выглядит следующим образом: сегодня российские власти говорят то, что отрицали вчера, а завтра они могут опровергнуть сегодняшние заявления.
В апреле 2009 г. Сергей Лавров вновь сделал резкий концептуальный поворот, сбив окончательно с толку российскую политическую аудиторию и своих коллег международников, особенно бдительно стоящих на защите российской державности и «особого пути» России. Он заявил, что Россия является «частью евроатлантического сообщества» и призвал к эре «консенсусной политики». Пожалуй, самым тяжелым, даже предательским ударом для традиционалистов была трактовка российским министром иностранных дел тезиса о российских «сферах привилегированных интересов». Лавров вдруг заявил: «Мы хотим, чтобы Центральная Азия не рассматривалась как чья-либо сфера влияния. Мы понимаем интересы Евросоюза и США в этом регионе — энергоресурсы, маршруты транзита. Главное, чтобы при этом уважались интересы стран Центральной Азии и их не ставили перед выбором: с Россией они или с Западом… Мы за сотрудничество с США в СНГ».
Еще недавно Лавров доказывал, что эпоха западной цивилизации завершена и боролся с западными попытками взять новые независимые государства в «заложники». И вот теперь такая любопытная смена позиции!
Правда, эти революционные явления были сделаны на закрытом совещании СВОП (Совета по внешней и оборонной политике). Но ведь министр разрешил их процитировать. Следовательно, сама смена риторики была согласована с высшим руководством страны либо с частью этого руководства. Или я ошибаюсь?! Во всяком случае, то, что говорил Лавров, совпадало с тем, что в тот же период начал говорить и президент Медведев. Казалось бы, что это доказывало, что наступали новые времена. Не будем, однако, спешить с окончательными выводами о том, что означали эти заявления и какую цель они преследовали. По крайней мере, пока они вполне укладываются в рамки поиска российской властью новых форм выживания все той же системы.
Метания российского министра иностранных дел свидетельствуют о том, что российская элита продолжает пребывать в состоянии мучительного поиска, пытаясь найти приемлемое, если не убедительное, объяснение и целей российской системы, и ее поведения на международной сцене. Ведь нужно скрыть реальные мотивы действий российского государства и доказать, что Россия ничем не отличается от Запада, что и Запад такой же, как Россия. И в то же время нужно упомянуть для успокоения собственных традиционалистов, что Россия все же от Запада отличается и даже может с ним соперничать, без уточнения чем именно отличается и не уточняя, в чем именно сопериничать. Можно лишь посочувствовать тем, кто вынужден объяснять и легитимировать состояние российской системы и пытаться представить ее стагнацию, как движение, ее судорожные броски в разные стороны — как стратегию, устремления правящего класса — как национально-государственные интересы, а отсутствие у него принципов — как новый вид идеологии прагматизма. Сочувствую, очень сочувствую… Тем более, когда талантливые люди вынуждены тратить свою энергию и свою жизнь на то, чтобы убедить мир в том, во что они вряд верят сами.