Случилось так, что один из моих предков, Герасим Григорьевич Фейгин, родившись в 1901 году во Владимирской губернии, оказался в числе главных организаторов российского комсомола. Участник первых съездов РКСМ, он погиб при подавлении Кронштадтского мятежа в 1921-м. Убит он был, в общем-то, нелепо, упав первым в цепи штурмующих укрепления восставших моряков. На подавление Кронштадта были брошены делегаты X съезда РКП(б), в числе которых и был Фейгин. К своим неполным 20 годам он уже успел получить ранение на Западном фронте, будучи комиссаром полка в Гражданскую, а позже стал секретарем Иваново-Вознесенского губкома РКСМ. Обладая некоторыми литературными способностями, Герасим издал небольшой поэтический сборник (разумеется, о революции), а его смерть вдохновила Эдуарда Багрицкого, знавшего молодого поэта Фейгина, на написание знаменитой поэмы «Смерть пионерки». В 1936 году композитор В. Белый и поэт Яков Шведов посвятили Герасиму Григорьевичу песню «Орленок», весьма известное советское произведение. Ныне во Владимире и Иванове есть улицы Фейгина и мемориальные доски в его честь.

Ирония судьбы ещё и в том, что Герасим Фейгин был знаком с Аркадием Гайдаром (Голиковым). Они были делегатами одних и тех же съездов комсомола и партии. По-видимому, их могли объединять и некоторые творческие пристрастия. Почти через 80 лет, будучи депутатом Государственной думы в 1993-95 г.г., я состоял во фракции «Выбор России», возглавляемой Егором Гайдаром, человеком заслуженно уважаемым. И всё же…попадись мне (ну, скажем, будь я врангелевским офицером) эти типы — Фейгин и Гайдар — в 1920-м где-нибудь на Юге России, «шлепнул» бы обоих не раздумывая.

Поскольку события, связанные с неуклюжим переименованием Ленинградского вокзала в Николаевский (сначала туда, потом обратно), оказались очень кстати для разговора о советской топонимике, то и воспользуемся этим нежданным предлогом, чтобы разобраться с советской идеологической культурой и сомнительной политической родословной.

Прежде всего признаюсь, что я обеими руками "за" переименование улицы комсомольца Фейгина во что-нибудь исторически более оправданное. Мало того — готов лично отбивать мемориальные доски и уличные таблички с его именем. И это, с моей точки зрения, не варварство и не цинизм. Вот почему.

 

Все споры о недопустимости чехарды с переменой названий улиц и городов (коммунистических на некоммунистические), уважении к истории, любой, неоднозначности исторических персонажей, опять же любых, и т. д. не представляются существенными в разрешении топонимических проблем.

 

Отказ от советских названий должен быть мотивирован, прежде всего, окончательным и бесповоротным разрывом с коммунистической цивилизацией.

Советский строй в России как форма существования коммунистической цивилизации, несомненно, был враждебен не только русской национальной культуре, но и всей христианской природе дореволюционного мира. Экспансия новой коммунистической цивилизации в XX веке быстро охватила все континенты (24 страны, 28% суши, 40% населения земли), и всегда её победа сопровождалась невиданным разрушением прежнего порядка вещей и функциональным насилием над порабощенными.

Герасим Фейгин, адепт пролетарской революции, вряд ли мог предвидеть, что менее чем через 20 лет (в 1937-м) эта революция поглотит его родного брата Владимира (видного деятеля Совнарконтроля). Разрушительная коммунистическая идеология, замешанная на социальном насилии, не признаёт «бряцанья метафор», а куда более пригодна для массовых расстрелов. И Герасим, несмотря на молодость, не мог этого не осознавать.

Отмена частной собственности, новое советское искусство и культура, новая мораль и новый преображенный коммунистическим знанием человек — вот далеко не весь набор целей и средств новой цивилизации. Этим достижениям способствовала в первую очередь тотальная природа государственной власти.

С гибелью коммунистической цивилизации (идеологической по своему типу) на пространстве России, казалось бы, должны быть отвергнуты и все её атрибуты — одной из первых советская топонимика и монументалистика (предельно примитивные по своей художественной природе гипсовые «Ильичи», 10 тысяч улиц «Советская» и 6 тысяч улиц «Ленина» в российских городах). Однако этого не произошло.

Сохранение в возрождающейся России идеологических анахронизмов (большая часть церквей стоит на улицах с коммунистическими именами) враждебной ей прежней цивилизации может показаться историческим абсурдом. Для большей убедительности представьте себе картину немецкой оккупации в период Великой Отечественной. На занятых территориях восточноевропейской части СССР новая немецкая власть переименовывала улицы городов (Ленина, Сталина, Советские и др.) в честь Адольфа Гитлера и некоторых других видных деятелей национал-социализма. По возвращении советских войск никому и в голову не приходило вести дискуссии о целесообразности обратных переименований. Этот пример, в контексте избранной темы, не идеальный — Ленин и Сталин не многим лучше Гитлера, — однако суть оккупационной и освободительной политики отражает точно. Все следы инородного идеологического присутствия должны быть полностью уничтожены.

Разумеется, коммунистическая цивилизация для России не была иноземной оккупацией, скорее духовным и материальным порабощением, но какие впечатляющие результаты!

На самом деле объяснение того феномена, что советские символы и в XXI веке по-прежнему «украшают» города и улицы России, следует связывать с падением коммунистической власти не в результате новой «белой» революции, а путем самоликвидации под воздействием внутренних и внешних факторов. Перестройка, начатая с целью сохранения обновленной социалистической системы, ощутимого результата не принесла, и номенклатура решительно порвала с коммунизмом. Однако одномоментного разрыва с советской идеологической традицией не произошло. Памятники Ленину и советские названия улиц и городов эстетическое восприятие современных обывателей не коробят.

Доказывать россиянам, что они семьдесят лет были частью иной, коммунистической цивилизации и все советское было антинациональным и антирусским: от власти до искусства, от войн до подавления восстаний, от воспитания детей до похоронных обрядов — труд напрасный. Сознавая это, нынешняя власть будет твердо держаться привычных общественных настроений, отвергающих решительные перемены.

Тем не менее, наши «суверенные демократы» интуитивно ощущают потребность в новой идеологической идентичности. С одной стороны, отталкивание от коммунистического прошлого, с другой — стремление оправдать объективными внутриполитическими обстоятельствами переход от «вихляющей демократии» 90-х к мягкой авторитарной диктатуре. Метания власти (то хоронят Ильича, то нет; то переименовывают вокзалы и города, то нет и т.д.) объяснимы лишь утилитарным характером целей — полезен ли «русский ренессанс» для газовой торговли?

Фотографии из архива автора