Запрет на профессию
Замечу, что, аттестованный в редакционной аннотации как один из «главных топ-менеджеров страны», автор в весьма незатейливой форме изложил универсальные принципы управления в кризисный период для государственного аппарата и бизнеса.
Не ставя под сомнение авторство опубликованного материала (опять фигурировали сопли, а по предыдущим выступлениям мы знаем о неравнодушии нацлидера к различным выделениям, что свидетельствует об аутентичности текста), можно выделить некоторые предпочтения премьера, например, в пользу типично азиатской модели менеджмента (обычно в качестве классической рассматривается японская).
Смысл публикации сводился к торжеству центрального, системообразующего принципа азиатской модели (с этим выводом, кстати, согласились спорящие) — пожизненный найм, что качественно отличает японский тип управления от, скажем, американского. Последний скорее ориентирован на внутреннюю конкуренцию и максимизацию прибыли.
Об успешности осуществления азиатской модели в Японии в сравнении с Россией говорить не приходится, но имеет смысл поразмышлять над логикой нынешней авторитарной власти, о собственной её склонности к несменяемости, непотизму и боязни кадровых перемен в принципе.
Известно, что в путинском окружении гарантировано место лицам, подходящим по ряду субъективных критериев (главный: участник сообщества на «одноклассниках» — “выпускники ленинградского роддома ОГПУ”), и в течение 2000-х корпоративно-земляческий принцип формирования кадров лишь ужесточался и огрублялся. На смену «крепкой советской деревенщине» пришли полукриминальные нелегалы с астеничным психотипом. Кряжистая «деревенщина», как ей и положено, перекочевала на периферию и вниз, на средние и нижние административные этажи.
Причем стремление «питерских чекистов» к всеподавляющему доминированию привело к полной политической сегрегации поколения 90-х. 30-40-летние люди, вовлекшиеся в начале последнего десятилетия XX века в орбиту административного управления, были практически одномоментно и последовательно вычищены из чиновничьего аппарата с поражением в политических правах. Их оппозиционность и неприятие в целом путинской действительности превратило их в париев современной России.
Принадлежность к противостоящей власти оппозиции воспринимается нынешними чиновниками, деловой средой да, впрочем, и большинством обывателей как нечто противное, физически отталкивающее. Это во многом результат многолетней пропаганды и материального закабаления правящим режимом социальной массы — наемных служащих, зависимых от государственных работодателей, предпринимателей от различных администраций, налоговых и правоохранительных органов, народа от собственных апатичных настроений. Интеллигенция, по преимуществу, тоже согласилась с пристроенным властью к её рту вантузом.
Прежние министры, депутаты, журналисты, предприниматели, ученые, так или иначе получившие старт своим карьерам именно с падением советской власти и началом перемен в 90-х, испытывают известную растерянность. Вся эта политически разнородная среда ощущает, с одной стороны, разочарование от тотальной невостребованности, с другой — мечется в попытках хоть как-то изменить социальные условия. В силу этих причин участие в выборах в Мосгордуму для ряда из них было единственным способом преодолеть реально существующий в России «запрет на профессию» по политическим основаниям.
Люди в социально активном возрасте (следует сказать, что поколенческие характеристики к возрасту строго не привязаны), на пике, что называется, своей деловой карьеры были насильственно выдавлены из аппарата управления. Кто возразит против того, что неуспешность российских реформ и коррумпированность нынешней власти далеко не в последнюю очередь связаны с заменой у административных рычагов выходцев из 90-х, регрессивным междусобойчиком комсомольцев и чекистов 80-х? Багаж последних исчерпывается профессиональным цинизмом, идейной амбивалентностью, тотальной материальной мотивацией и добавившейся в новые времена расположенностью к криминальным проявлениям (чаще лексическим).
Путинский «пожизненный найм» действует предельно избирательно (пресловутое “Путин своих не сдает” распространяется на самых близких): Сечин (Питер+ГБ), Медведев (Питер+юрфак ЛГУ), Зубков (Питер+«Лесное озеро»), Чемезов (быв.свояк+ГБ+ГДР), Миллер (Питер+бизнес), Тимченко и Ковальчуки (это святое!) и т.д.
Поджимающий большинство представителей путинского окружения возраст лишь создает предпосылки для ускоренного инкорпорирования детей, их жен и мужей, новых родственников, друзей детей, любовниц, деловых партнеров в аппарат государственной власти и управления бизнесом. «Прокремлевский молодежный предбанник» не гарантирует никаких реальных перспектив для толпящейся вокруг тандемных начальников «селигерской биомассы». Социальный лифт не предполагает перевозку наверх лиц, не отвечающих хотя бы одному из существенных критериев. Первичная селекция, которая осуществляется нынешней властью по отношению к лояльной молодежной среде, необходима для рекрутирования исключительно на уровень уже упоминавшейся «деревенщины».
Во всем этом есть вполне традиционная закономерность авторитарной системы — единство целей и внутренней программы корпорации не должно подвергаться риску инородного влияния, каким является всякое «негенетически» обоснованное присутствие (другие люди, иная среда, чужие интересы). Путинский team building не допускает постороннего участия при магическом священнодействии — «распиле бабла». У властного нобилитета несомненно есть понимание того, что взрощенная определенным политическим образом «кадровая смена» как раз и является самой опасной угрозой: опять же из-за цинизма, материальной испорченности, деморализации и продажности.
Если представить ситуацию, при которой нынешние власти предержащие, окажись они не у дел, могли бы выбирать, под началом какой власти они бы хотели оказаться (исключая английскую, швейцарскую и немецкую), то однозначно свою судьбу они доверили бы Людмиле Алексеевой или Льву Пономареву, а не В. Якименко или Суркову. Они это трезво осознают.
Что до поколения 90-х, к которому я тоже принадлежу, то определенно никакого возврата к власти или реинтеграции нынешней властью его представителей уже не будет. Эта перспектива, по-видимому, навсегда отступила. Особой горечи от нереализованности и недовершенности начатого этому поколению испытать не придется. Через 3-5 лет их социальный статус и возраст из «потенциального» навсегда перейдет в «законченный». Политики 90-х окончательно разбредутся по дискомфортным, но разрешенным социальным нишам — журналисты, писатели, бизнесмены средней руки, правозащитники, некоторые уедут…
Нового импульса следует теперь ожидать от еще формирующегося постпутинского поколения. Его неясные хронологические контуры, место в политической системе, цели и ориентиры, отношения с предшествующими поколениями (тех же 90-х) не дают определенного ответа о будущем свободы и демократии в России. Вполне может быть, что они и не гарантированы.
Рисунок РИА Новости
