Последний номер Игоря Голембиовского

Ко времени нашей беседы, летом 1992 года, белый, как лунь, Бен Брэдли уже не был главным редактором газеты «Вашингтон пост», но оставался легендой американской журналистики. Помолчав, он спросил:

– Как это?

– Тайным голосованием, – ответил я не без гордости за торжество «известинской» демократии.

– И кого же вы избрали?

– Нашего коллегу. Его зовут Игорь Голембиовский. Старый «известинец».

– Это очень странно, – сказал человек, четверть века руководивший одной из лучших мировых газет. – Наверное, этот ваш…

– Игорь Голембиовский, – подсказал я.

– Ну, да. Наверное, мистер Игорь – совершенно выдающийся человек. Я просто не могу себе вообразить выборы главного редактора ежедневной газеты. Так не бывает, чтобы гребцы на галере тайным голосованием избирали того, кто каждый день будет хлестать их тяжелым бичом по голым потным спинам. Если бы в нашей «Пост» произошло нечто подобное, то меня единогласно и тайным голосованием повесили бы на первом же дереве через минуту после того, как завершился бы подсчет голосов. Воистину, ваш…

– Игорь Голембиовский, – вновь подсказал я.

– О, да, Игорь Голембиовский… Я правильно говорю?.. Ваш Игорь Голембиовский войдет в историю мировой журналистики.

Он сказал правильно. Игорь Голембиовский вошел в историю журналистики. Не знаю как мировой, но российской – вне всякого сомнения. Если по делу, то началось это вхождение летом 1991 года. Просто тогда оно осталось никем не замеченным. А вот зримое и неудержимое вхождение начинается с утра 2 октября 2009 года, когда завершился его земной путь. И будет еще долго продолжаться.

Летом 1991 года на заседании Президиума Верховного Совета СССР его председатель А.И. Лукьянов ломал чрез колено журналиста Голембиовского: «Мы – власть! Мы вам не позволим! Это – наша газета! Вы – никто!» Конечно, Лукьянов не знал тогда, что не пройдет и двух месяцев, как его, идейного наставника путчистов, увезут в Матросскую тишину, а распекаемый им журналист возглавит самую читаемую и почитаемую в стране газету. Но не знал этого и Игорь. Он знал, что выйдет с этого судилища безработным, но отвечал твердо и, согласно своему характеру, непреклонно: «Вы заблуждаетесь. Вы толкаете газету в тупик. Из вашей газеты уйдут все читатели, а от вас – все избиратели».

Разумеется, Игорь был прав, но выгнали все же его. Он не унывал – в отличие от своих гонителей. А.И. Лукьянова от гнева чуть не хватил кондратий. Н.И. Ефимов, главный тогда редактор «Известий», всю эту подковерную интригу затеявший, прямо на трибуне от страха лишился чувств. Игорь переживал недолго. Он был в расцвете лет, силен, красив, окружен друзьями и любим женщинами. Он был уверен, что время – за него. И против них.

Так все и произошло – и уже через месяц Лукьянов с Ефимовым, тихие, но упертые путчисты, вмиг сбежали с корабля. «Известия» недолго оглядывались в поисках достойного капитана. Игорь был единственным и бесспорным лидером, на котором сошлись все.

Сейчас распространяется много слюнявых баек о прелестях советской журналистики. Забыли о хватке Агитпропа, о прессе Главлита, о том, что каждую строку вычитывали пять пар глаз, зацикленных на политической бдительности. Организационная структура газеты была ужасной. В «Известиях», к примеру, был отдел писем в сто женщин. Их работа носила ритуальный, но строго контролируемый свыше характер. Что было делать с этой сотней энергичных дам? С отделами промышленности, сельского хозяйства, советского строительства? Со всей этой громоздкой, косной и очень дорогой структурой, не имевшей аналогов в мировой печати? С сотней собкоров – талантов и бездарей, неистовых трудяг и безнадежных лентяев? И ведь с каждым общительного Игоря связывали совместные командировки, чаепития в редакционном буфете и новогодние вечера. Легко сказать – резать по живому. Очень трудно дышать, когда режешь по самому себе.

Но кадровые реформы накладывались на другие неизбежные и болезненные перемены. Ни один известинский Главный, до Игоря, не занимался закупкой бумаги, оптимизацией типографских услуг и охраной редакционных помещений. Ни один не жил во время таких бурных технологических перемен.

И, наконец, никто их них не занимался приватизацией.

Когда отмоют от злоумышленной грязи оболганные девяностые, нашим взорам предстанут не только озолоченные ворюги, но рыцари, бескорыстность которых кажется совершенно невероятной. В начале 90-х Игорь Несторович Голембиовский занимал такое положение в системе уплывавших от государства материальных ценностей, что мог без особого напряга стать долларовым миллиардером. Там, где иные из нынешних Крезов рисковали жизнью, кидая клиентов и компаньонов, где убивали конкурентов и подрывались сами, Игорю достаточно было просто протянуть руку. В его распоряжении (и без особого контроля свыше) оказались огромные здания в самом центре Москвы, гаражи на сотни машин, театры на тысячи мест, обширные куски лакомого Подмосковья, Черноморского побережья, Кавказских Минеральных вод. О, сколько раз предлагали ему разные гешефты – он отмахивался легко и беспечно. До последних своих дней он жил на даче, подведенной под крышу еще в советские времена – точно такой же, как у десятков других «известинцев». Умер он не в нищете, но и не в роскоши. Умер тяжело больным.

И в том, как он провел последние годы своей жизни – главная несправедливость. Чего – судьбы? Нелепого случая? О, нет, тут отчетливо видна злая социальная закономерность.

Никто не знает, каких сил стоило Игорю Голембиовскому провести «Известия» сквозь пороги и водопады тех лет. Денег не хватало. Независимой газете было трудно состязаться с прессой, прикормленной бюджетными подачками. Местные власти чинили препятствия распространению. Капризный и стремительно дряхлевший коллектив срочно нуждался в обновлении. Но вот она, главная подлянка приватизации: корреспонденты, став собственниками, требовали во что бы то ни стало оставаться корреспондентами. Деньги со стороны проникали сквозь бреши в трюм ООО «Редакция газеты «Известия», все больше затрудняя ход корабля.

Это правда, что вся жизнь И.Н. Голембиовского была посвящена «Известиям». Но еще больше правды в том, что он истово, возможно, даже иррационально верил в свободу слова и право человека на получение и распространение информации. Последнее, что сгубило «Известия» (и, увы, самого Игоря) – его решение опубликовать заметку из французской газеты. В ней говорилось о том, что премьер-министр В. Черномырдин является обладателем состояния в пять миллиардов долларов.

Игоря предупредили об опасности. Он сказал: «Российский читатель имеет право знать то, что знает читатель французский. Если неверно – пусть опровергнут. Опровержение мы напечатаем».

Опровержений не последовало. Последовал коварный рейдерский захват.

С именем И.Н. Голембиовского связано много новшеств в отечественной журналистике. Первые совместные издания – с японцами, немцами, американцами. Первая коммерческая реклама на газетных страницах. Первые регулярные обзоры телевидения. И еще много чего первого, среди которого – первый рейдерский захват крупной газеты. Но тут он был не стрелком, а мишенью.

До самого трагического конца И. Голембиовский не верил, что деньги всевластны. В отчаянии он обратился за поддержкой к Ельцину, не подозревая, что большие деньги уже кинули и самого первого президента. В отличие от разноса на Президиуме Верховного Совета СССР, который Голембиовский пережил легко, удары денежным мешком оказались и болезненными, и сокрушительными. Наступала новая эра, и благородным рыцарям свбодной информации в ней не оставалось места.

Потом у Голембиовского были «Новые Известия», новые шрамы от остреньких зубов нуворишей второй свежести, но новые беды остались крапивной приправой главной беды: потери любимых и неповторимых «Известий». Некогда профессиональный баскетболист, пловец, атлет, он провел последние годы в передвижном кресле – проклятие, которого он не заслужил.

Игоря Несторовича Голембиовского будут изучать. Его след в российской журналистике не затоптать. Его творчество – творчество талантливого организатора новой российской журналистики – несомненно, вдохновит молодых исследователей. Потребуются особые усилия, поскольку его плоды не висят на виду. Игорь писал немного и, скажем прямо, не ярко. Но каким теплым был его добрый талант охранять, защищать и возносить дар своих коллег.

Сколько раз такое бывало: приносишь ему еще тепленький материал. Он читает, а ты сквозь сигаретный дым следишь за выражением его лица. Дочитывая, он, не глядя, нащупывает ручку, черкает подпись и говорит:

– Вышло ничего. Поправишь вот здесь, и поставим в номер.

Этими строками я, честное слово, не стремился льстить нашему Игорю. Но как бы я хотел, чтобы он хоть оттуда сказал:

– Вышло ничего, но подожди. Это еще не тот номер.

Фотография РИА Новости