В общем-то, ничего нового. Да и с чего бы, казалось? 

Судебные процессы, отмеченные сенсационными признаниями, картинными обмороками важных свидетельниц или хотя бы упитанными миргородскими свиньями, похищающими с председательского стола кипы судебных протоколов, навсегда остались в мировой и отечественной беллетристике.

Нынешний суд – явление принципиально скучное, рутинное, необычайно снотворное и, что главное, лишенное выпуклой интриги.

Поэтому взгляд стороннего, хотя и неравнодушного наблюдателя, не имеющего ни сил, ни способностей уловить суть происходящего в основной, неизменно и коварно ускользающей от понимания теме судебной партитуры, неизбежно ищет смысла в побочных, факультативных мотивах. И даже не в них – в пластике дирижера, в повороте головы виолончелиста, в цвете платья альтистки.

Так и тут. Мы замечаем (или нам хочется замечать), что что-то сдвинулось с места. Время от времени смертельная скука, сопровождавшая обмен колючими цифрами и терминологическими оттенками, взрывается какими-то сценами то ли из Лермонтовского «Маскарада», то ли из романса «Средь шумного бала». Например: 

Ходорковский: «С Евгением Львовичем я действительно отказывался встречаться – потому что им манипулировали отдельные лица. Опасные лица. И наша встреча была ни к чему. Правильно ли я понял, что мы с вами не виделись?»

Рыбин: «Нет, я вас видел! Два раза. Один раз мы встретились на каком-то приеме в Кремлевском дворце съездов, но вы предпочли убежать в туалет, а второй раз в Концертном зале Россия. Был прием в честь дня нефтяника, я стоял в самом центре, а вы, войдя в зал, увидев меня, зашли за колонну… Но я решил настоятельно с вами встретиться. Я, взяв бутылку…шампанского, пошел, думаю, скажу: «Михаил Борисович, давайте же познакомимся». Но я вас не нашел и потом узнал, что вы сбежали через кухню, через посудомоечную! Это правда! Правда! Вы этого просто не помните…»

Между прочим, главное в этом деле не «увидев меня, зашли за колонну», как это может показаться, и не достоевскообразное «это правда! Правда! Вы этого просто не помните…». Главное там то, что судья как-то откровенно расковался. Прежде он в основном все время как бы мрачно и отрешенно смотрел в потолок в томительном ожидании хоть какого-то знака свыше. А знака все не было. Вертись, мол, сам, если ты судья.

А тут – расковался. Причем настолько, что стало казаться, будто он уполномочен принимать даже какие-то самостоятельные решения:

Авалишвили: «Мне подсудимые, ваша честь, задают сегодня вопросы, которые не совпадают с вопросами, которые задавались мне на следствии. Если бы я их знал заранее, я бы подготовился».

Судья: «Ну что же делать. Они могут задавать их, это право подсудимых».

Ничего себе! «Право подсудимых». Это что-то новенькое.

Расковался он настолько, что свидетель обвинения бессознательно возвел его в княжеский титул: «Ну что тут я еще могу сказать, ну помогите нам разобраться, Ваша светлость!»

О как! «Ваша светлость». Что же дальше-то будет?

Леонид Самоцветов

В суде продолжился допрос свидетелей обвинения. Бывший управляющий компании East Petroleum Евгений Рыбин, который только что громогласно обвинял Михаила Ходорковского и Платона Лебедева во всех смертных грехах, оказался буквально приперт к стенке во время допроса стороной защиты, подтвердил абсурдность главного пункта обвинения, а затем и вовсе не явился в суд, сославшись на госпитализацию матери. Следующий свидетель, бывший первый заместитель министра топлива и энергетики, бывший заместитель губернатора Томской области, бывший заместитель генерального директора АО «Томскнефть» Гурами Авалишвили во время допроса стороной защиты тоже сник и отделывался незнанием в вопросах, ответы на которые не знать просто не мог.

Ситуацию для «Ежедневного журнала»
комментирует адвокат Вадим Клювгант:

«Когда этих свидетелей допрашивала сторона обвинения, очень хорошо раскрывалась цель их привлечения. Свидетели говорили исключительно общие фразы с целью создать отрицательный репутационный фон: смотрите, мол, какие плохие люди Ходорковский и Лебедев, как они все неправильно делали, как хорошие люди страдали. Без фактов, без документов, без цифр. Все это ровно никакого отношения не имело к тому обвинению, которое является предметом данного судебного разбирательства. Поэтому мы, поняв этот замысел давно, не препятствовали его реализации, для того чтобы все остальные тоже это поняли и увидели. А когда доходила очередь до нас, то в обоих случаях эти свидетели, невольно для себя и не желая того, подтверждали позицию защиты. В частности, Евгений Рыбин сказал, что похитить всю нефть или даже какую-то значительную ее часть невозможно — это ровно то, о чем говорит защита с первого момента, как увидела это обвинение в хищении 350 миллионов тонн нефти. Что касается так называемого обвинения в хищении акций, то Рыбин подтвердил, что существовала сделка обмена, что уже само по себе исключает какое-либо обвинение в хищении. А Гурами Авалишвили, когда Ходорковский и Лебедев стали задавать ему совершенно конкретные вопросы, ответы на которые он просто обязан знать, не может не знать как человек, занимавший высокие должности в компании «Томскнефть», в администрации Томской области, в министерстве топлива и энергетики, не дал ни одного конкретного ответа, понимая, что, дав конкретный правдивый ответ, он уничтожит обвинение, а также опровергнет сам себя в том, что говорил до этого. Поэтому он откровенно «поплыл», пытался уходить от ответов, отказываться от ответов и в результате показал, что никакой он не свидетель обвинения, поскольку ни один факт из предъявленного обвинения подтвердить не смог и даже не смог сформулировать, как могло произойти то, в чем обвиняют Ходорковского и Лебедева. Вот почему мы изначально говорили, что все свидетели обвинения, если только они умышленно лгать, на самом деле являются свидетелями защиты. Именно поэтому аж до истерик нервничали прокуроры во время допросов Рыбина и Авалишвили стороной защиты.

Что касается позиции председательствующего во время допроса свидетелей, то очень серьезные претензии к нему предъявить сложно. Конечно, для оглашения показаний этих свидетелей на предварительном следствии не было законных оснований, тем не менее, такая просьба обвинения была удовлетворена. Но гораздо важнее то, что у стороны защиты пока есть возможность задавать вопросы, которые она считает необходимым задавать. Зато обвинение еще раз показало товар лицом: все услышали, как допрашивают свидетелей на предварительном следствии, как им задают наводящие вопросы, как за них формулирую ответы, как письменный протокол не совпадает с аудиозаписью допроса. Поэтому защите просто надо из всего извлекать пользу для интересов защиты, что мы делали и будем делать впредь».

Художник АЛЕКСАНДР КОТЛЯРОВ

Выпуск 1
Выпуск 2
Выпуск 3
Выпуск 4
Выпуск 5
Выпуск 6
Выпуск 7
Выпуск 8
Выпуск 9
Выпуск 10
Выпуск 11
Выпуск 12